– Больно? – участливо спросила Эля. Или нет, равнодушно. Равнодушно спросила. Он так же равнодушно ответил:
– Не-а!
Ему – не больно! Он – вообще привык все терпеть! Любую боль! Его отец порет с раннего детства, и он привык жить с синяками, с ссадинами, с болью, его боль не пугает. Его пугает другое. Лучше это не формулировать, лучше не впускать в себя страх, тоску – это гораздо страшнее физической боли. Понимает она это? Может, и понимает, у нее такие глаза, что, скорей всего, понимает. Сколько раз он рисовал эти глаза… У него только красок нет. А надо бы попробовать в цвете – вот такие, какие есть, жемчужно-серые, иногда светлеющие, иногда загадочно отливающие зеленым, темнеющие в синеву, когда она сердится, так хочется уловить и передать этот цвет…
Эля поймала Митин быстрый взгляд. Почему он так доверчиво на нее смотрит? Вот когда он грубый, циничный, она может повернуться и уйти. Но когда он так хлопает ресницами, так искренне и смущенно улыбается, она может простить любую грубость и глупость. Он не грубый и не глупый, он просто не знает, как себя вести, и от смущения ведет себя вот так. Он – старше на год, но иногда Эле кажется, что она старше его на несколько лет. Это правда – мальчики развиваются по другим законам, медленнее.
– Мить…
– Ч?
– Да нич! Нормально можешь разговаривать?
– Могу, – неожиданно мирно сказал Митя. – Прости меня. Я… Очень все неожиданно. Очень всего много. И вообще. Я не наелся.
– Пойдем в номере чай попьем, у меня с собой курабье есть.
– Ваше?
– Наше, – засмеялась Эля. – А что, наше не будешь?
– Буду, – вздохнул Митя. – У вас вкусное курабье. И вообще все вкусное. Только… Давай в коридоре. Там такой столик стоит у окна. Вот, выноси туда печенье. А я воду принесу, у меня в номере есть бутылка воды.
– У меня тоже есть вода… А почему… – Эля стала спрашивать и осеклась. Как-то она поняла, почему Митя не хочет заходить. И сама смутилась. – Ладно, давай в коридоре. Засмеют нас, но ладно.
– Засмеют? Не-а, тогда не надо. Тогда потерпим до ужина. Сколько осталось?
– Три часа, – вздохнула Эля. – Около того. Терпи. Есть надо было в ресторане, а не выпендриваться.
Открытие фестиваля произвело на Митю огромное впечатление. Эля понимала, что для него это все внове, она-то уже много лет принимает участие в десяти-пятнадцати конкурсах и фестивалях в год, а Митя первый раз вышел на сцену в мае этого года, в музыкальной школе, играл вместе с малышами на концерте класса виолончелистов. Для него юношеский фестиваль в Европе – это целое событие.
На открытие Митя неожиданно надел свою соломенную шляпку, с красной ленточкой.
– Мить, а точно нужно шляпу надевать? – аккуратно спросила Эля.
– Точно! – ответил Митя и неуверенно взглянул на свое отражение в высокой двери концертного зала. – Я с батей советовался сейчас, как одеться!
– Ну, если с батей… – вздохнула Эля.
К ним подошел Никита.
– Ребят, выступать будете сейчас? Или прибережете все для конкурса?
– Почему? – улыбнулась Эля. – На конкурсе у нас одно, а сейчас я спою маленькую песенку, Митя сыграет.
– Подыграю! – объяснил Митя. – Эля у нас ведет, а я подыгрываю. Вот так… – Митя показал руками в воздухе, как он играет на виолончели. – Две ноты – ре-ми… ре-ми… Тоскливенько так, заунывненько…
– Мить… – Эля осторожно погладила мальчика по спине. – Успокойся, пожалуйста, все хорошо!
– Я спокоен! – дернулся Митя.
Никита слегка ухмыльнулся, наблюдая их перепалку.
– Всегда интересно смотреть, как общаются брат и сестра, у которых такая маленькая разница.
– Я не… – начал Митя, и тут их позвал распорядитель:
– Теплакова! Подойдите, пожалуйста, со своим партнером, микрофон нужно для виолончели выставить!
– Хороший парень, – неожиданно сказал Митя, когда они отошли к сцене. – Скажи ему, что мы не брат и сестра.
– Сам скажи, – пожала плечами Эля. – Ты играть в шляпе будешь?
– А ч? Не надо?
– Нет, играть в шляпе точно не надо. Так ходи, если хочешь. Вон есть еще как раз пара таких же, как ты, модников…
Митя растерянно огляделся.
– А если у меня рука затрясется на конкурсе, что делать?
Эля засмеялась.
– Снять штаны и бегать, Митя! Не затрясется! С чего бы она должна затрястись? Ну, не трусь!
– Я?! Я не трушу… Я просто все детали продумываю… Мне батя сейчас сказал – все продумай, все спроси у нее, что и как, она же лучше знает…
Эля только руками развела. Ну что с ним делать! Иногда разговаривает, как десятилетний мальчик! А так со стороны посмотришь – и не скажешь – негромко что-то говорит ей, такая загадочная улыбка, томный взгляд, красавец… А он спрашивает, что делать, если у него затрясутся руки…
После открытия к ним сразу подошел Никита, который все переговаривался то с одним устроителем, то с другим, снимал церемонию, знакомился с разными музыкантами.
– Идем? Здесь недалеко.
– Мне виолончель отнести надо… – забеспокоился Митя. – Я же не пойду в клуб с инструментом…
– Неси, а мы с твоей сестрой тебя подождем в сквере около концертного зала, идет? Найдешь сам дорогу? Я ее поснимаю, свет сейчас очень хороший. Эля, ты не пробовала работать моделью? У тебя идеальная внешность – со всех сторон можно снимать.
Митя внимательно посмотрел на Никиту.
– Послушай, она мне не сестра.
– Да? – засмеялся Никита. – Так я уже понял! Ждал, кто из вас первый скажет! Ну не сестра и не сестра. А кто?
– Мы… – Митя замялся и посмотрел на Элю.
Та медленно покраснела. Что он скажет? Митя молчал.
– Да никто, Никит, – сказала Эля, видя, что ее друг ничего не говорит. – Учимся в одной школе, вместе играем. Всё. Да, Митя?
Мальчик резко тряхнул головой, поправил свою шляпку, развернулся и быстро пошел в сторону гостиницы.
– Вернется? – весело спросил Никита Элю.
– Вот сейчас и узнаем, – ответила она. – Пошли фотографироваться? А то у меня хороших фотографий совсем нет.
– Тебя никто не снимает? – удивился Никита.
– А кто? – пожала плечами Эля. – Родители всегда на работе. В поездках иногда снимают, конечно…
– А парня у тебя нет? – Никита ненавязчиво взял Элю под локоть.
– Не знаю.
– Как это? – засмеялся он.
– Вот так и не знаю. То ли есть, то ли нет.
– Давай на море выйдем, я тебя там пощелкаю… Закат будет красивый…
– Пошли… – Эля чуть отступала от Никиты, который все норовил к ней прикоснуться – то к руке, то к плечу, то заботливо поправлял волосы.
– О, вот отличный вид, давай здесь.
Они остановились у моря.
– Встань вот сюда. Чуть левее… Здорово… Теперь в профиль, голову чуть подними, какой профиль, ничего себе… У тебя рост какой?
– Для модели маловат.
– Модели разные бывают. Для показа одежды – маловат, а для фотографий – самый раз… Эля… – Никита опустил фотоаппарат и откровенно разглядывал Элю. – Ты очень красивая, ты успела это узнать о себе?
Девушка пожала плечами.
– Мне в принципе все равно.
– Нет, ты напрасно так. Я к тому, что дешево себя не продавай.
– Да я продавать себя не собираюсь, Никита.
Молодой человек засмеялся. Эля внимательнее посмотрела на него. Среднего роста, среднего веса, вполне симпатичный, но никакой… Трудно узнать в толпе. А ведь абсолютно уверен в себе, наверно, есть что-то другое, что – пока не понятно.
– Не получится, Эля, не получится. Придется… Если не продавать, то выбирать – из многого. И советую тебе выбирать где послаще, посветлее, поспокойнее да понадежнее. Вот я, например. Рассказать тебе о себе?
– Расскажи.
– У моего отца фирмы по всему миру, он делает корм для домашних животных. Очень полезный и гуманный бизнес, разве нет?
– Наверно. Хотя у моей бабушки кот и собака ели все, что было дома, были здоровы и долго жили.
Никита засмеялся.
– Ты милая. У тебя родители чем занимаются?
– Хлеб пекут.
– О-о… У вас своя булочная?
– Вроде того. Да, можно сказать и так.
– Вот, у вас пекарня, наверно есть какие-то деньги, а у моего отца – заводы по всему миру, филиалы. Представляешь, сколько у нас денег? Много денег, Эля, очень много. После похоронного и фармацевтического это сейчас самый доходный бизнес из легальных. Вот так. Для меня весь мир открыт.
– Все под богом ходим, Никит, – сказала Эля.
– Ты верующая?
– Наверное, верующая, но я просто имею в виду, что в жизни может быть всякое и не все покупается деньгами, это же аксиома.
– А что не покупается, Эля?
– Здоровье, удача, любовь. Ты сам знаешь. Ты же русский человек.
– Русский… – Никита улыбнулся, провел пальцем по Элиному плечу. – Так приятно поговорить с хорошей девушкой, соотечественницей, я так устаю от общения с норвежскими полупарнями-полудевушками, средний род в основном, всегда надо быть начеку, чтобы не нарушить права меньшинств, которые скоро станут большинством, мне кажется… – Никита, говоря, отступил назад и продолжил фотографировать Элю. – Волосы откинь, пожалуйста, да, вот так, и ноги чуть расставь… Ой, сам говорю и начинаю волноваться, ладно, не слушай меня…Эль, если получится, фотографии твои на обложку хорошего журнала поставим, хочешь?
