Наталья Горская - Корова (сборник)

Надо сказать, что на Заводе все слегка переполошились, когда вдруг обнаружилось, что Мензуркин «додумался» на обеде куда-то отлучиться. Да ещё и с женской компанией! Нашлись «доброжелатели», которые оповестили об этом саму Каролину Титановну. Она на это недоверчиво сказала: «Хм». Но тут же позвонила дочке, заявив, что муж её отправился прямо среди бела дня гулять сразу с несколькими бабами. Дочка Элечка послала маму и всех остальных куда подальше, зато товарищ Троегубов отреагировал на такое известие совсем иначе:

– А ты куда смотрела, раззява? Я для чего тебе это место выбил?! – ревел он в трубку так, что было слышно в соседних кабинетах. – Его же у вас, у паскуд похотливых, уведут в два счёта! Сколько с ним баб-то было? Четыре?! Ну ваще! Даже я так не смог бы!.. А он не такой уж и придурок, каким хочет казаться.

Некоторые любители спихивать Григорию Захаровичу свою работу тоже испуганно бегали по кабинетам и искали его, как дорогую потерю. И вот они застали на рабочем месте нормировщиков какого-то строгого господина в очках, как у министра финансов, в демократичной футболке с отложным воротничком на трёх пуговках, в джинсовой жилеточке да ещё и при часах в золочёном корпусе. Вроде… вроде как… Роллекс! Батюшки-светы!..

– А нам бы Григория Захарыча? – спрашивали его, на что он стальным голосом отвечал одну и ту же фразу, отрепетированную перед этим под руководством Эммы и Елены:

– Я занят.

– Захарыч? Это ты, что ли? Гриня, ку-ку!.. Ну ты даёшь! Ну, прямо чудо перевоплощения! Богатым будешь… А нам бы это… где бы… как бы… Как там наш отчётик за прошлый квартал? А график ты сделал для нашего отдела на прошлый месяц?..

– Как только мне позволит время, я вам обязательно перезвоню, – звучал беспристрастный ответ.

Эта интонация Григорию Захаровичу долго не давалась: сначала голос его дребезжал, потом во фразе долго проступали слёзы и скрытый подтекст «Только не убивайте меня за то, что я не стану делать ВАШУ работу за ВАС, только не убивайте! Ногами пинать – пинайте, но не убивайте!». Но, как говорится, тяжело в ученье – легко в бою.

– Чего это с Мензуркиным-то стало? – шёпотом вопрошали все в тот день дам нашего отдела.

– А чего с Мензуркиным? Ах, с Мензуркиным!.. А его это… Его того… Жена довела.

– Вот сволочные бабы, что с мужиками выделывают!

– И не говори!

К концу дня заявился сам Троегубов и, боясь встретиться с Мензуркиным глазами, насуплено уговаривал:

– Слышь ты, Пробиркин. Ты этого того… Ты не вздумай Эльку бросать. Она, знаешь ли, тебя… любит…

– Как?! – вскочил Григорий Захарович и чуть всё не испортил.

На этот счёт он никаких фраз не заучил, поэтому слепая радость мигом захватила его.

– Так. По-своему, но любит. Она молодая дура ещё. Но поумнеет же! Когда-нибудь, а?.. Я тебе, что хошь, дам! Должность в Управе пока не гарантирую, но обещаю повышение оклада и статуса. Квартира не нравится – дам другую. Живи, ни в чём себе не отказывай, но только спаси ты меня от этого позора, от этой заразы, чёрт бы её побрал!

– Как только мне позволит время, я вам обязательно перезвоню, – склонился над бумагами Григорий Захарович, отчего Троегубов начал его побаиваться и даже впервые за время их знакомства зауважал. Он был воспитан таким образом, что уважение к человеку обязательно должно соседствовать со страхом, а если страха нет, то и уважать человека как бы не за что.

В тот же вечер Троегубов выхлопотал Мензуркину назначение на должность старшего нормировщика с повышением оклада в полтора раза. Сам Мензуркин порывался навестить Эльку, но наши дамы его долго отговаривали. И им это удалось:

– Гринь, только не сейчас, – убеждала его Алина, – а то вся работа насмарку и псу под хвост!

– Да, – вторила ей Эмма Сергеевна. – Пусть они недельку поизгибаются, а там уж…

– Неделю?! Целую неделю я не увижу её!.. Я не смогу!..

– В Вашем лексиконе нет теперь таких слов, Григорий Захарович! – заглушила его причитания Елена Николаевна. – Ты что, забыл? Сегодня у тебя поход в театр. Сегодня за тобой заедет моя тётка – она таксисткой подрабатывает, и я её попросила, чтобы она у знакомых на вечер одолжила крутую тачку с тонированными стеклами. А мы завтра всем расскажем, что видели, как в конце рабочего дня за тобой приезжала на личном авто какая-нибудь длинноногая блондинка или жгучая брюнетка – тебе кто больше нравится?

– Мануэлечка.

– Да не готова твоя Мануэлечка пока к таким движениям души! Гринька, крепись. Ещё недолго осталось.

Паша Клещ только дивился:

– Мужику сто лет в обед, а он с кумушками советуется, как ему поблядушку какую-то уговорить замуж за себя выйти. Я не удивлюсь, если выясниться, что вы его с собой гигиенические прокладки покупать берёте. Его надо в армию, в армию его, чтобы к хорошему такому прапору-садисту или сержанту-мизантропу попал – вот кто от всей этой дури вылечит в два счёта! Ах, какая там прекрасная терапия для таких вот олухов! И совершенно бесплатно. То-то многие мамашки нынче не пускают своих перезревших пупсиков в армию, что из них там нормальных людей сделают – нянькаться не с кем будет.

На него шикали, цыкали и продолжали разрабатывать дальнейшую стратегию по завоеванию сердца дочки Троегубова, на что Паша и тут нашёлся: «Да не сердца, а п…! Какое там у этой кулёмы может быть сердце, дуры вы».

Но все эти тщательно разработанные операции по улучшению облика и характера Мензуркина мало действовали на слабо развитое воображение Эльки, которая, невзирая на состоятельных родителей и возможность путешествовать по миру, ничего кроме банальной пьянки и гулянки не воспринимала. Не любила она Григория Захаровича и всё тут. Зато родители её переполошились не на шутку. Дошло до того, что через два дня Троегубов сам – лично! – пригласил Григория Захаровича к себе домой на семейный ужин.

– Как только мне позволит время…

– Да пошли ты всех к едрене-фене! Бросай свои диссертации для этих безмозглых болванов с учёными степенями, все чужие отчёты и просчёты и приезжай!

Григорий Захарович приехал с букетом цветов. Для Каролины Титановны, как его проинструктировали наши бабы, но ни в коем случае не для дуры Эльки. За ужином сидел мебелью и молча слушал басни Троегубова. А Троегубов обожал, когда его слушали! Начинал плести такие сказки с разветвлённым сюжетом, что только успевай записывать. Но тут вошла беременная Элечка из соседней комнаты. Она ужасно подурнела, вся оплыла, включая симпатичную мордашку, была нечёсана, неприбрана да ещё в заношенном халате. Её взбесило, что этот ненавистный человек опять пришёл в её дом. Она терпела-терпела, и наконец вышла, чтобы плюнуть ему в лицо, увидела совершенно изменившегося Григория Захаровича и громко, гортанно, как прокуренная торговка, расхохоталась:

– Ну и чучело! Ха-ха!

Мензуркин так и сжался, но вспомнил психологическую установку, что он – мужчина, который не должен бояться женщины, тем более, если она в положении. Троегубов же не выдержал, вскочил и дал дочери крепкий подзатыльник, отчего Элька стукнулась своим дубовым лбом об дверной косяк. Тут она окончательно взбесилась и вцепилась отцу зубами в плечо. Троегубов отшвырнул дочь и взмолился:

– Гришка, забери ты с собой эту сучку! Чё хошь с ней делай, только забери: спаси ты меня от этого кошмара!

Григорий Захарович подумал, что сходит с ума. Он хотел было прийти на помощь Эльке, упрекнуть Троегубова, что бить беременную студентку нельзя ни при каких обстоятельствах, но та забилась в какой-то иступлённой истерике, когда отец попросил её ненавистного мужа забрать её, как какую-то вещь:

– А кто он такой?! Кто? Урод! Вонючка! Чучело! Он меня даже не е…л ни разу! Импотент!

– В Вашем положении, Мануэла Аркадьевна, это невозможно, – вдруг раздался посреди этого гвалта спокойный голос Мензуркина. – Вот когда Вы родите, тогда и…

Он сам не понял, как смог такое сказать. Просто при виде этой подурневшей девки на сносях, которая упрекает, что есть ещё кто-то в мире, кто её не е…л ни разу, логически сам собой напросился такой ответ. Троегубовы так и замерли, а Григорий Захарович спокойно встал и вышел, не забыв расправить покатые плечи и поцеловать ручку ошарашенной Каролине Титановне. Элька уж хотела разыграть свой фирменный токсикоз с пеной у рта, но передумала, так как основной зритель ушёл, а родители уже не удивлялись никаким выходкам дочери.

После Нового года Элька родила недоношенную девочку. Младенца поместили в инкубатор, а Эльку папаша сразу же отправил поправлять подорванное здоровье в Египет. Григорий Захарович не отходил от ребёнка ни на шаг, даже отгулы взял, которых за несколько лет работы без отпусков у него накопилось на три месяца. У него был навык обращения с младенцами, так как он в юности возился со своими племянниками. А тут ещё и сестра пришла на помощь. Когда она его сменяла, Григорий Захарович забегал на работу.