Руки Саныча были заняты бутылками и он кивнул в ответ, обойдясь без рукопожатий. Сказал:
– Вы куда собирались?
– Тепло. Думали, на улице устроимся.
– Ну, тогда точно – пошли ко мне.
– Пошли? – спросил Андрей Митю.
– Конечно, – кивнул тот и протянул деньги Ведерникову. – Сдача осталась.
Андрей забрал деньги, затем бутылки у Саныча из рук и переложил в пакет к Полсотни.
Уселись, как водится, за табуретку. Андрей с Митей на диване, Саныч – в кресле напротив.
– Как поживает Золотник? – спросил Митя после второй стопки.
– Золотник теперь не пьёт. Закодировался, стал спиртом торговать. Машина у него дорогущая. Говорит: пусть ещё подымают цены на спиртное в магазинах, тогда я себе Канары куплю, – усмехнулся Саныч. – Ночью водку не продают, так к нему очередь выстраивается.
– А как сорвётся Золотник, да вновь забухает, так и пропьёт те Канары за пару дней, – хохотнул Митя.
– За пару – это если по скромному, – сказал Саныч. – А так, за вечер профигачит Канары вместе с жителями. Каждую травинку, каждого кузнечика пропьёт. Чёрную дыру на месте Канар оставит. И та засосёт всю вселенную. Золотник – это угроза. Разве устоять вселенной, когда даже Твердознаки из-за него распались? Он же всё мутил. И басисты новые всё ему плохие… Сам бы играть научился. То запой у него, то бизнес – какая на фиг музыка?
– Чего-то ты разошёлся, – заметил Андрей.
– Ай, ладно… действительно, не будем о грустном! – кивнул Саныч. – Что было, то прошло.
– Какой нынче курс рубля к литру? – спросил Ведерников Митю, меняя тему. – Подумываю перевести наличные в литры.
– Так у нас ещё полно водки, – сказал Саныч.
– Я деловой человек, – проговорил Андрей. – Должен быть в курсе курса самой твёрдой валюты на внутреннем рынке России.
– Курс скачет… – поскрёб затылок Полсотни. – На рынке полно фальшивок.
– Обычно страна, затевающая войну, – сказал Саныч, – наводняет государство будущего противника фальшивыми деньгами. Подрывает экономику. Нашу жидкую валюту отдали в частные руки. Это ж саботаж! Подрыв изнутри.
– Да, и кроме подрыва экономики наша фальшивая валюта убивает людей. Это ж и стрелять не надо, – сказал Андрей. – Причём, адреса изготовителей указаны на самой валюте.
– Уничтожим фальшивку! – Митя принялся разливать по стопкам. – Спасём жизни соотечественников и экономику.
– Дагестана, – хмыкнул Саныч. – Водка-то, небось – Владикавказ.
– Не, – покачал головой Полсотни. – Московские душегубы.
– Нормальная водка, что вы гоните! – понюхал свою стопку Андрей.
– Она нормальная вообще сейчас есть? – усмехнулся Саныч. Я, на службу уходя, оставил пузырь «Русской». Зелёная, 0,5 бутылка. С пробкой-козырьком. Все, кто на отвальной был, расписались на этикетке. Дембельнулся, пошёл к Басухе. У него попили, а похмеляться ко мне двинули. Той самой «Русской». Во водка-то была! С бодунища аки водица родниковая пошла. Ни запивать, ни закусывать не хотелось. Потому как с государственного завода была. По ГОСТу делалась. Наверняка и знак качества имела. Не делало государство палёнки для своих защитников. И прибыль имело. Сейчас же любая частная гнида в погоне за прибылью может травить земляков. А уж не земляков, так и вовсе – святое дело. Знай, наливай, пока не вымрут. А народившиеся мутанты туалеты новым хозяевам чистить будут. За чекушку «палёнки».
– Ну, ты, Саныч, и загнул, – проговорил Стёпа. – Сам-то тогда зачем пьёшь?
– Потому что я, как и вы, индеец. У нас отняли прерию и дали огненную воду, – сказал Саныч и выпил свою стопку.
Сидели, курили, пили. Водка убывала – громкость музыки прибавлялась. Около одиннадцати вечера спохватились, убавили звук. Но музыка не выключалась до утра.
Бетховен. Глухой гений. Когда уже не оставалось надежды на восстановление слуха, он сочинил «Пятую симфонию». Композитор выразил её словами: Борьба с судьбой. Его вывод: сильный человек может справится с роком.
С ночным роком Кристина решила справиться дневной классикой. В десять утра, когда добропорядочные соседи были уже на работе, она поставила «Пятую симфонию» Бетховена на автореверс, не скупясь на громкость. И уехала в Мурманск к подруге детства. Из-за этого ей и пришлось вернуться домой к шести вечера. Соседи возвращаются с работы. А у подруги так было замечательно. Муж – на вахте сутки. И они могли б до утра вспоминать былое и делиться новостями. Попивать сухое вино и болтать, болтать… Но музыку надо было выключить. Чёртов соседушка!
Стоя перед своей дверью, доставая из сумочки ключи, Кристина слышала – «пятая симфония» только что началась в очередной раз.
Пройдя в комнату, она выключила музыку.
«Извини, соседушка, что прерываю удовольствие», – улыбнулась Кристина. После выпитого вина она была немного навеселе.
Кристина приняла ванну. Затем уселась у телевизора с чашкой зелёного чая. На экране мелькали каналы. Она не могла ничего найти под настроение. Новости, сериал, передача, опять новости. И тут сверху вновь раздалась тяжёлая музыка.
Вино, хоть уже и совсем чуть-чуть, но всё ж ещё играло в крови.
– Хм, – усмехнулась Кристина.
Саныч не помнил, как уснул. Вроде под утро. После он просыпался. И жалобно так, трогательно просил пить, высунув нос из-под одеяла. Это он точно помнил. В спальню зашёл Полсотни с двумя кружками.
– Похмельная рулетка, – торопливо сказал Митя, протягивая обе кружки.
– Ой, это как это? – хлопал одним глазом Саныч, не открывая второй, чтоб окончательно не проснуться.
– Пей скорей, в одной «чпок», в другой вода.
Саныч схватил кружку наугад и… влил в себя поллитра «чпока».
– Ты убит, – объявил Митя. – Отправляйся к Андрюхе. Обоим подфартило.
Митя исчез, и Саныч провалился в забытьё.
– О-о, – простонал Саныч. В окно светило солнце. Значит, настал вечер. В квартире тихо. Видать, гости спали. Иль ушли. Чтоб проверить, Саныч хотел попросить пить, но, вспомнив Митю с кружкой, передумал. Эдак с неделю в кровати пролежать можно, под «чпоком».
Где-то у соседей негромко играла музыка. Классика.
– Моё утро этим вечером приветствует музыка, – проговорил Саныч, вставая с постели. – Слава мне!
Он натянул штаны, и тут музыка неожиданно оборвалась.
– Хм… – наморщил нос Саныч. – Хочу тра-ля-ля! Хочу тра-ля-ля!
Так, босой, голый по пояс, с всклокоченными волосами, он вышел из спальни в зал. На разложенном диване спал в одежде Андрей, укрывая ноги собственной курткой. Мити не было. Саныч подошёл к табуретке. Посмотрел на пустые бутылки под ней. Ведерников тяжело оторвал голову от подушки и, глядя на Саныча мутно-красными глазами, проговорил:
– Блин, подыхаю. Митя не пришёл?
– Нет. А куда он ушёл?
– За пузырём, – сказал Андрей и, сморщившись, неверными движениями стал калечно подыматься с дивана. – Сейчас блевану…
Ведерников поспешил в туалет, но по пути его скрутил позыв. Он зажал губы ладонью, пытаясь сдержаться, но рвота брызнула меж пальцев.
«Хорошо, не на палас», – подумал Саныч. Блевотины было немного. Она попала на паркет у двери в коридор. Отвратительные сгустки были красноватые.
«Уж не кровь ли? Иль свеклу точил?..» – подумал Саныч, чувствуя, что его самого сейчас стошнит.
Из туалета послышались раздирающие звуки. Ведерников блевал. Саныч поспешил включить телевизор, разбавляя те звуки голосом диктора новостей. Сел в кресло, покосился на пустые бутылки. Во рту было мерзко, но не чистить же зубы рядом с Андреем. Саныч подцепил вилкой дольку селёдки и закинул её в рот. Тошнота тут же прошла. Соль вообще её перебивает. А сам селёдочный вкус перебил жесточайший перегар.
Наконец Андрей в ванной утих и через минуту вышел. Лучше выглядеть он не стал. Шёл мелкими шажочками, держась за стену. У блевотины остановился, кое-как перешагнул, и дальше – шажочками.
– Говоришь, три дня пил? – проговорил Саныч. – Мне так после месяца бывает.
– Ой, братка, извини, – прерывисто вздыхал Андрей, с величайшей осторожностью присаживаясь на диван. – Не могу убрать. Подыхаю.
Он сел, а затем и завалился на диван. И тут в дверь позвонили.
– Это Митя, – сказал Ведерников. – Я кое-как за ним закрыл…
Саныч пошёл к двери. Это и в самом деле был Митя, вернувшийся, словно с бабушкиных оладушек. Розовый, улыбающейся, живой. Он обхватывал руками битком набитый пакет, прижатый к груди.
– Ещё похмельную рулетку? – улыбнулся он, проходя в квартиру.
– Убийца, – сказал Саныч. – Чего с Андрюхой-то? Ему совсем хреново.
– Хреново?
– Да. Ходит еле-еле. Тошнит. Вон, гадостью какой-то. Кровь, что ль?
Митя передал пакет Санычу. Скинул ботинки. Снял джинсовку и сказал:
– Дай тряпку, я уберу. Пивком похмелился, ожил. И вы с Андрюхой пока похмелитесь. А это не кровь. Соус томатный. Он вчера в пельмени заливал его немеряно.
Пока Стёпа вытирал блевотину, Саныч, усевшись в кресло, открыл «полторашку» пива и начал разливать по кружкам.
