Когда мы спустились вниз, глазам моим предстал широкий двор, вырубленный в скале. Куры, индюки и бараны свободно паслись на нём, выковыривая из стен коренья, насекомых и червей. Казалось, солнечный свет не был нужен им совсем – так положительно влияло на них сие благодатное место. Но монах объяснил, что сейчас вечер, а днём их выгоняют пастись на маковое и конопляное поля, оттого и ведут они себя несколько странно. Тут один баран подбежал ко мне, посмотрел на меня весьма задорно, встал на задние ноги и слегка лягнул передним копытом в бок. Я согнулся пополам, но монах помог мне распрямиться. Баран всё ещё стоял передо мной, жуя жвачку, из его рта свисали хвосты дождевых червей. Мне показалось даже, что он мне подмигивает. «Брысь отсюда!» – прикрикнул на него монах, и баран унёсся в неизвестном направлении. «Играется!» – объяснил он мне и улыбнулся.
Тут я вспомнил о цели своего странствия, выхватил из кармана рулетку и бросился измерять размеры двора. Когда с этим делом было покончено, брат Александр (так звали монаха) помог мне разогнуться, я поднял глаза и увидел невдалеке великолепный собор, переливающийся всеми красками в свете факелов. Я попросил у монаха тряпочку, отёр с мантии бараний и птичий помёт, отряхнул клобук от сена и комбикорма и пошёл поклониться этой чудесной святыне, так неожиданно представшей моему взору.
В соборе шла служба. Я посчитал братию – отдельно схимников, отдельно монахов и иноков, отдельно послушников, и составил их список. В своём списке напротив священников я поставил крестик, а напротив игумена нарисовал большой восьмиконечный трёхмерный крест. Поскольку я не знал, кого как зовут, то сделал наброски лиц. Затем я огляделся вокруг, и моё сердце замерло от благоговения. Ужасно представить, какие монстры молитвы молились в этих древних стенах!
Я стал измерять размеры притвора и боковых алтарей, дабы благочестивый читатель моего повествования мог составить представление об этой намоленной обители. Чтобы братья не раздражались на то, что я отвлекаю их от молитвы, я последовательно облобызался со всеми и объяснил необходимость моих измерений. Я посчитал и записал все иконы (списки, таблицы и чертежи будут приведены в конце), церковную утварь, мебель и прочие вещи, а потом принялся за центральный алтарь – благо, к тому времени служба уже закончилась.
В два часа ночи я принялся осматривать и мерить келии, вырубленные прямо в скале. Невозможно вообразить, какие исполины аскезы подвизались в этих пещерах!
Братия почти не роптала: за последнее десятилетие она привыкла к нам, русским игуменам. Только один брат отказался пустить меня к себе, сославшись на молитву. Но я так долго орошал слезами порог его келии, умоляя его, как евангельская вдова неправедного судию, пустить меня к себе и кладя земные поклоны с немалым стуком, что брат не выдержал и открыл. Впоследствии оказалось, что это была келия настоятеля, а брат был не кем иным, как самим игуменом отцом Антонием.
Рано утром, так и не дождавшись Литургии, я попрощался с братией и покинул это неземное место, исполненное благодати. Вскоре я добрался до взятого мною напрокат автомобиля – джипа с открытым верхом, который я спрятал от угонщиков посреди гигантских маков. Машина сразу же завелась, и я уже подъезжал к городку, в котором остановился, когда прямо у меня над ухом раздалось торжествующее блеяние. Я резко затормозил, обернулся и увидел на заднем сидении давешнего барана. Он был вне себя от счастья. К его ошейнику была привязана записка: «Горячо полюбившийся игумен Л.! Братия монастыря св. Георгия приносит в дар вашему монастырю сие необыкновенное животное, соименитое святителю Василию Великому (можно звать просто Васькой), и берёт на себя все расходы по транспортировке. Умоляем вас принять этот дар и не отвергнуть нашего смирения!»
Увидев, что я прочитал записку, баран заблеял ещё радостней. Видно было, что путешествовать ему не впервой. Конечно, я не смог отказать братии, столь дружелюбно принимавшей меня у себя. Но поскольку по графику у меня было запланировано посещение ещё нескольких монастырей, пришлось подыскать Василию в городке хороший хлев со всеми удобствами.
Следующим я хотел посетить женский монастырь великомученицы Варвары.
Я полагаю, возлюбленные во Христе братья и сестры, что все вы не раз бывали в языческих храмах. Иногда полезно сравнить ощущения, чтобы убедиться в истинности православия. Вот я, к примеру, неоднократно посещал идольские капища многобожников, мечети нечестивых шиитов и суннитов, синагоги богомерзких сионистов и даже египетские пирамиды. Каким древним, концентрированным злом веет от этих мест ужаса и нечестия! А этот оскал разбинтованного фараона, умершего тысячелетия назад! Видя этот оскал, нельзя не вспомнить милостивого Господа Иисуса Христа, распятого на кресте за грехи наши. Поверьте мне, братья и сестры, ничто так сильно не стимулирует к памятованию о смерти и Иисусовой молитве, как идольские капища и эта зловонная мумия! Не зря ведь великие египетские подвижники, вроде Макария Великого, селились в этих гробницах и даже спали на одной постели с мумией. Проснёшься утром, увидишь этот оскал в пяти сантиметрах от своего лица и сразу вспомнишь о смерти… Нам же, грешным, приходится насильно заставлять себя думать о смерти, что гораздо сложнее, если не спишь с мумией.
Вот и на этот раз мне встретился на пути буддийский храм, и я не преминул своим долгом посетить его, чтобы сравнить ощущения. После завершения измерений я встал на колени и горячо помолился Богу, надеясь, что, как только я выйду, Господь сокрушит по моей молитве это нечестивое капище. Но, к несчастью, этому храму ещё не успели сделать крышу. Солнце стояло в зените, и не прошло и пятнадцати минут, как со мной случился солнечный удар. Беспрестанные посты и смирение тела сильно ослабили мой организм. Но, несмотря на многочисленные болезни – мигрени, язвы, гайморит, радикулит, плоскостопие, – я продолжаю свой тяжкий труд на пользу вам, мои дорогие соотечественники!
Очнулся я в каком-то тёмном месте и сразу увидел красную мантию ламы, который готовился совершить надо мной какой-то ритуал. В моём мозгу сразу вспыхнула мысль о Карфагене, приносившем в жертву Молоху собственных детей. И вот я лежу совершенно один в этой языческой стране, беспомощный, как карфагенский младенец, а идольский жрец подготавливает меня к жертвоприношению! Такое может даже самого сильного человека вывести из равновесия! И спас меня, как всегда, крест Господень. Я снял его с шеи и с отчаянным криком замахнулся на жреца – никакого другого предмета не было под рукой. Он, конечно, сразу убежал, а я бросился к своей машине и благополучно добрался до обители св. Варвары. Сёстры сказали мне, что, скорее всего, буддист оказывал мне первую помощь. Может, так оно и было. Но кто их разберёт, этих язычников?
Игуменья Екатерина принимала меня со всем радушием, на которое только была способна. Мне не пришлось делать замеры: на случай приезда русских игуменов в монастыре было заготовлено много соответствующих распечаток. После всенощной мы отправились к старице-затворнице, много лет не пускавшей к себе сестёр. Узнав, что приехал русский игумен, она милостиво согласилась принять меня у себя и дать наставления. Я так растрогался, что через несколько минут вышел из её келии, не в силах более выдерживать строгие и справедливые обличения в свой адрес. Затем мы приступили к осмотру нежилых келий (жилые обещали показать, когда сёстры будут на Литургии). Невозможно даже вообразить, какие чудовищные постницы постились в этих кельях! Просто дух захватывает! У меня даже случился приступ астмы, и сёстры целый месяц выхаживали меня в корпусе для болящих. Возможно, приступ случился из-за пыли, царившей в этих древних святых кельях, но я всё равно не жалею, что взглянул на эти памятники смиренномудрия.
Я люблю лечиться в женских монастырях. Свежий воздух, милые, сострадательные лица монашек, диетическое питание… К счастью, время моей болезни не совпало со временем больших постов, как уже бывало ранее.
Неподалёку от обители был заповедник, а при нём – зоопарк, куда я ходил прогуливаться в сопровождении игуменьи и других сестёр.
И вот до меня дошли дурные вести о моём родном монастыре. Я собрался с духом и написал поучительное письмо своим духовным чадам, которое и привожу здесь целиком:
«Дети мои! Слышал я, вы живёте, как кошка с собакой! Слёзно молю вас, не грызитесь, как волки, имейте мир между собою! Где-то в Писании сказано: «не угрызай брата твоего, яко дикий вепрь». Обращаюсь к вам со скорбью и жалостью: только бараны бессловесные и другая тварь может задирать друг друга без зазрения совести. Человеку же это неприлично и стыдно! Вы уже взрослые монахи, при обетах и мантиях, а не новорожденные щенки, у которых зубки чешутся! Зачем вам рваться в бой, как петухи? Образумьтесь, посмотрите в зеркало! Вы – здоровые мужчины с длинными бородами, а не дикие козлы! Уже которое послание пишу я вам, но не слушаете вы своего духовного отца, словно жирафы тугодумные! Вот и Апостол говорит: «кто не имеет мир между собою, тот словно свинья в калу»! Сказано: «дети, любите друг друга», – а не «змеи, душите друг друга»! Даже мерзкие крокодилы не трогают своих соплеменников, но щадят, а набрасываются лишь на иноплеменных. Вы должны быть солидарны, как пчёлы или муравьи – всё тащить в родной монастырь. Вы же, как удавы, думаете, кого бы из братьев заглотить! Я прошу вас, одумайтесь! Не будьте упрямы, яко ослы! Хоть осёл – животное трудолюбивое, но глупое и упрямое до крайности. Уж не знаю, с кем ещё вас сравнить? Разве что со стервятниками! Словно хищные птицы с безобразным клювом, словно во́роны, вы набрасываетесь на добычу! И кто – добыча? Брат ваш, соратник единоверный! Вы бежите, как страусы, от исповеди, и, как псы на помойку, собираетесь на чаепитие с мыслью кого-нибудь осудить! Что там псы, дикие шакалы вы, а не ангельский образ! Толстокожие бегемоты, которые сидят в своём болоте и придаются нечистоте! Черепахи в делании добродетелей и гепарды в раздражении и злобе! Вы, как рыбы безгласные, на молитве, и коршуны за трапезой! Прячетесь по углам, как пауки, от послушаний и жужжите за работой, точно мухи! Червь и вошь пред Богом, но павлин перед паломничающим женским полом, к тому же гордый, как индюк! Справедливо говорят в народе: «в тихом омуте черти водятся»! Наш монастырь и стал этим омутом за время моего отсутствия! Вот приеду с Монголии через месяц-другой, всех разнесу по полкам, словно комаров! Ваш духовный отец игумен Л.»
