– Выруби! – скривился Котик. – На хрена ты это?!
Максиму тоже стало тоскливо до слёз. Выключил.
– «Кино» есть?
Максим нашёл «Кино».
– «Действовать» подойдёт?
– Во, врубай!
Как только зазвучали энергичные аккорды, Котик вскочил с табуретки, закачался в такт, по-цоевски вывернул правую руку, изобразил кулаком микрофон. И вместе с Цоем, выпятив нижнюю челюсть, запел:
Мы хотим видеть дальше,
Чем окна напротив,
Мы хотим жить,
Мы живучи, как кошки.
И вот мы пришли заявить
О своих правах…
– Да-а! – выкрикнул Максим и тоже вскочил, стал играть на воображаемой гитаре.
Слышишь шелест плащей?
Это мы-ы‑ы!
Дальше-е действовать будем мы-ы!..
Спели всю песню. Настроение поднялось. С удовольствием выпили водки. В бутылке осталось совсем на дне. Это настроение снова понизило.
– Вот была музыка, – вздохнул Максим. – А сейчас молодняку что втюхивают… Я тут послушал все эти «Ботанику», «Мельницу», «Сансару» – полное же дерьмо! Смысла даже нет. А везде крутят, все вроде тащатся.
– Так же и про наши группы говорили, – отозвался Котик. – Ты вот своей матушке Лаэртского дай послушать или «Красную плесень» и спроси, что она думает.
– Да ну на фиг… Но к «Кино» она, кстати, всегда нормально относилась.
– Это она вид делает. Разные поколения друг друга не понимают. В этом и смысл.
Какой именно смысл, Максим у Котика уточнять не стал. Покопался в мобильнике, выбирая, что бы ещё послушать. Не выбрал – слушать расхотелось. Вся энергия выплеснулась в песне про «действовать дальше»… Достал сигарету, закурил. Котик, казалось, подрёмывал на табуретке. Не шевелится, голова свесилась…
На пятом этаже со скрипом открылась дверь, а потом так же со скрипом закрылась. Кто-то стал спускаться. Медленно и осторожно.
Максим тревожно смотрел вверх. Ожидал появления одной из старух-жиличек, которая начнёт сейчас выговаривать, что опять пьют, всё задымили, погонит на улицу.
Но вместо старухи увидел Саню Дроздова, своего и Котикова соседа и друга детства.
– О, Дроздяра! – встретил его очнувшийся Котик. – Водяру учуял?
– Чуваки, есть курить? – забубнил Дрозд. – Курить надо… Вышел, думал, бычки, может, где…
Максим протянул ему пачку. Дрозд жадно выхватил сигарету и торопливо закурил.
– Что, с бодунца?
– Да какой бодунец… Нищета полная.
– Лизнуть-то хочешь? Пять капель выделим.
– Дава-айте.
Разделили водку по трём стаканчикам (их в заначке было с полсотни). Чокнулись «за встречу», выпили. Дрозд смачно выдохнул, потёр грудь под домашней рубашкой.
– Давно не пил.
– Да?
– А где, на что? Зарплату второй месяц держат, предаки на курево даже щемятся. Батя-то бросил и мне советует… Вообще как-то всё.
– Кризис, – вздохнул Котик.
– На хрен он не нужен, этот кризис… У меня вообще вечно кризис… В курсе? – Дрозд округлил глаза, как обычно делал перед началом рассказа о чём-то важном. – У меня зуб ночью выпал!
– Молочный? – пошутил Максим.
– Хрен знает…
– Хрен всё знает, да мало что может.
– Ну, слушай, короче! – нетерпеливо повысил голос Дрозд. – Выпал ночью, и я лежу, катаю его во рту. И снится так, что это карамелька… ну, эта, маленькая, как в детстве были… в баночках…
– Леденцы?
– Во! Ну да… И лежу, хорошо так, приятно. А потом, во сне ещё: чё это? Глаза открыл, сел, выплюнул на ладонь, а это зуб. Большой, вот отсюда, сбоку. – Дрозд растопырил рот и стал показывать дыру в верхней челюсти.
– Да уберись ты! – брезгливо отвернулся Котик. – Гнильё там одно.
– Сам ты гнильё. Я прошлым летом у стоматолога был.
– А толку-то…
– Ладно, парни, хорош, – пригасил возникшую перебранку Максим. – Надо ещё пузырькевич купить. Я счас схожу, а ты, Санёк, принеси чего вкусного.
– Чего вкусного? Ничего нету вкусного.
– Да не жидись ты, блин. Пельмени есть?.. Свари пельменей.
– Какие пельмени?! Ты вообще обезумел, что ли? Мать на завтрак гречку без всего сделала – жрите… Ничё у нас нету.
– Ну тогда и водки тебе не будет.
Дрозд возмущённо округлил глаза:
– А на хренища тогда первую наливал?! Мудрец, сука!.. Мне теперь ещё надо.
– Принеси закуску – получишь, – бесстрастно ответил Максим. – Видишь, жрать нечего.
– Ладно, попробую, – пробурчал Дрозд, затушил докуренную до фильтра сигарету и побрёл вверх по лестнице. – Да, – оглянулся, – купите мне сигарет. Хоть какие пойдут. Подыхаю вообще без курева.
– За это омлет с тебя, – хмыкнул Максим и пошёл в магазин: остатки Котиковой пятисотки были у него…
Дрозд принёс морщинистое яблоко, ломтик сухого сыра и три тощие сосиски. На увидевшего такой набор Максима вновь накатило негодование.
– Ну сходи к себе, – не выдержал Дрозд, – набери жратвы!
– У меня мать дома. Запряжёт полы мыть.
– А у меня вообще всё стадо. И это удалось еле-еле…
– Всё, наливайте, – мрачно перебил Котик. – Надо пить скорей и… Футбол уже скоро.
Выпили. Максим с отвращением откусил сосиску, проворчал:
– Сырая. Дрисня начнётся.
– Дрисня, – повторил Котик. – Ты скажи лучше, что дальше делать.
– В смысле? Сейчас допьём, пойдёшь «Динамо» своё смотреть.
– Да я не про это. С этим-то ясно… Я о глобальном. Как жить вообще…
У Котика бывало такое – выпив граммов триста, он заводил разговоры о жизни. Неприятные, бередящие душу. Когда это случалось, его старались побыстрее напоить до отруба.
И сейчас Максим расплескал по стаканчикам «Старую Москву», Котику – побольше.
– Пей, Виталик. Всё нормально.
– Да что нормального? Что ты мне лепишь?
– А я‑то что?! – с готовностью вспыхнул Максим. – Мне, думаешь, по кайфу?..
– Чуваки, бля-а! – захрипел Дрозд, уткнувшись в окно. – Зырьте!
– Чего опять?
– Зырьте, говорю!
Котик и Максим вскочили, вытаращились на улицу, пытаясь что-то разглядеть сквозь пыльную муть стекла.
– Да чё там?
– Вон, вон, где ракушки! – хрипел Дрозд возбуждённо. – Тёлка там!
– А, вижу!
– Ага!..
В щели между гаражами устраивалась молодая женщина. Задрала юбку, спустила ниже колен колготки с трусами, присела.
– Ссыт, прикиньте!
– Охренела совсем.
– Да ну, классно…
Котик близоруко щурился:
– А рожа как, симпотная?
– Ничё. Эх, сюда бы её!..
– Погнали, Дрозд, приведём. Стопудово бухая.
– Приведём, вольём стопарик и обработаем.
– Погнали! – Максим схватил Дрозда за плечо и поволок вниз.
Выскочили во двор, почти побежали к гаражам. Максим чувствовал, как дрожат и подгибаются ноги – такую слабость он ощущал всегда, когда близость с женщиной была вполне возможна: или выпивал вместе с противоположным полом, или ждал Котика, поехавшего за проституткой…
Девушка как раз выбралась из щели меж ракушек и подходила к высокому молодому человеку с цветастым пакетом – то ли мужу, то ли… Максим с Дроздом остановились оторопело. Такого не ожидали… Молодой человек враждебно-предупреждающе взглянул на них, приобнял девушку и повёл в сторону метро.
– Я!.. – выкрикнул Дрозд им вслед. – Я вам покажу, как тут ссать! Обнаглели вконец! Дома у себя на ковёр поссыте!
Вернулись на лестницу. Расстроенно выпили.
– Блин, – вздохнул Максим, – теперь тёлку надо. Только раздразнила… – И повернулся к Дрозду: – На хрена показал?! Ну ссыт и ссыт. Нет, надо орать, пальцем тыкать. Давай мне тёлку теперь!
Дрозд смотрел на Максима и молчал. Того это ещё сильней распаляло:
– Чего ты мне бараний взгляд делаешь?! Иди, говорю. Я хочу, чтобы меня целовали, сиськи хочу.
– Да иди ты в жопу, укурок! – наконец-то очнулся Дрозд. – Виталь, скажи ему. Я‑то при чём вообще…
– В натуре, Макс, – устало заговорил Котик, – чего ты на нём-то зло срываешь? Позвони Мыше или Птице лучше. Птицу я видел вчера. Шла одна какая-то грустная. Может, поведётся. – И видя, что Максим вынимает мобильник, спросил: – Сколько там уже?
– Час двадцать восемь. Вали на свой футбол.
– Допью и повалю. А будешь хамить – в дыню схлопочешь.
Максим нашёл в адресной книге телефон Птицы, нажал «play». Через десяток длинных гудков раздалось её недовольное:
– Да?
– Птица, ты? Привет, это Макс!
– Я не птица, – сказала Птица, – а Юлия.
– Ну да, извини. Слушай, приходи ко мне… Не ко мне то есть, а на лестницу. Ну, где мы раньше торчали. Мы с Котиком тут, Дроздом…
Птица вздохнула:
– Максимка, я тебе советую повзрослеть в конце концов. Сколько можно, на самом деле?
– Ну, – Максим стал злиться, – пойдём в «Корчму» тогда, если тебе здесь западло. Штуку найду, и пойдём. Посидим. Вино, бильярд, караоке…
– Спасибо за щедрость. Я с младшей русским занимаюсь, у неё пятого тесты. Так что не могу. Привет Виталику и Саше.
И дальше в трубке – мёртвая тишина. Отключилась.
– Ах ты ж… – в эту тишину сказал Максим и посмотрел на дисплей. – Минуту из-за неё потерял. У меня и так в минус там…
