– Михаил Васильевич, и для чего всё это нам надо?
– Так ведь люди работают. Сотни людей – рабочие, специалисты. Их-то куда мы девать будем?
– Да, извини, я совсем забыл. Люди – это ведь и дополнительная численность, и зарплата. Вот он где, наш перерасход зарплаты! А людям нужны еще и детские дома, больницы, жильё! Школы. У вас на дороге люди жируют, дорогу содержим, чтобы только людей занять, а у нас этих людей на драгах, и особенно на гидравликах так не хватает. Господи, вот ведь устроили себе «райскую» жизнь! На прииске. И в холодной воде не надо мёрзнуть, и по полигонам не месить грязь! Катаемся по своей, «собственной!» железной дороге! И абсолютно без всякой пользы прииску. И как это я раньше не сообразил! Да найдём мы работу твоим людям! Всех трудоустроим! Вон, на стройке, сколько людей требуется, дома ведь строить некому. А это жильё! Благоустроенное жильё для наших золотодобытчиков! Как ты думаешь, Михаил Васильевич, а если мы предложим принять эту дорогу МПС? Они возьмут её? Вместе со всеми постройками, станциями и полустанками, вместе со всем подвижным составом, Депо и мастерскими, а, возьмут?
– Да что вы говорите-то, Георгий Александрович, да на кой она им! Нет, конечно, не возьмут! У нас хоть золото есть, а они на какие, извините, «шиши» содержать её будут? Никаких же перевозок нет! Межгородского уровня. Нет, не возьмут.
– Вот, Михаил Васильевич, ты этим своим утверждением сам и подписал условия ликвидации этой нашей железной дороги.
Всё! Будем закрывать!
Приехал Лобов. Приехал один. Георгий встретил его на Вые, поселил в гостиницу.
Еще в дороге Георгий рассказал Лобову о результатах своего объезда дороги. И о принятом им решении – ликвидировать дорогу.
– А как к этому относится директор?
– Он согласен. Я подготовил «Записку» для Объединения «Уралзолото». Прочитав её, Коротков полностью согласился с моими доводами. Главный довод – прииск несёт ежегодно огромные убытки от этой дороги.
– Тогда скажи мне, только откровенно, почему к тебе пришло такое решение только сейчас, когда ты узнал, что едет Главный инженер Главка, только после того, когда я тебе сказал о своих сомнениях по этой дороге после совещания в Иркутске?
– Альберт Васильевич! Моя вина. Мало я занимался этой нашей «узкоколейкой». Пустил на самотек, доверился руководству Дорогой. Я же плохой «железнодорожник»!
– Ты Главный инженер. Всего прииска, а не золотодобывающей его части. Ты в ответе перед государством за сотни, тысячи людей! А потому и должен заниматься всем. Всем! Что есть и работает на твоём прииске! Ладно, разберёмся. Давай выедем на эту дорогу утром пораньше.
Георгий никого с собой не взял в эту поездку. Он позвонил Чайко, но жена ответила, что он очень болен, собирается лечь в больницу, сейчас лежит в постели, лучше с ним пока ни о чем не говорить. Георгий всё понял, да и вправду сказать, зачем Чайко ехать с ними? На «похороны» родного дела, которому посвятил жизнь? Как нехорошо получилось. Лучше бы Георгию вообще не звонить ему, не говорить Михаилу Васильевичу о поездке Лобова по железной дороге! Может, он еще и не заболел, но расстроился, конечно, очень.
Дорогу закрыли. И приказом даже не Объединения «Уралзолото», а приказом Министерства.
Закрыли дорогу Министерским приказом.
И как-то после этого события резко ухудшилось отношение Короткова к Георгию.
Однажды утром, как обычно, не сговариваясь, Георгий зашел в кабинет к директору. В кабинете сидел Чайко, начальник железной дороги. Они с директором о чем-то оживленно беседовали.
«Обсуждают, наверное, детали ликвидации дороги» – подумал Георгий.
И было, что обсудить! Надо разобрать десятки километров железнодорожного пути, отправить всё это в металлолом, или использовать рельсовый металл на собственные нужды, на прииске. Надо определиться с последующим использованием большого количества зданий, сооружений, вагонов, оборудования.
Да что говорить – возникают десятки, сотни больших и мелких вопросов! И без участия в таком обсуждении Главного инженера, командующего всеми инженерными службами на прииске, казалось немыслимым. Да и неразумным! В любом случае, кто бы что ни решил – всё будет осуществляться «техническими» службами прииска.
– Георгий Александрович. Давай отложим наши с тобой разговоры на полчасика. Нам надо договорить с Михаилом Васильевичем.
Георгию стало неловко. Никогда раньше никаких секретов у директора с главным не было. Что бы ни обсуждалось или у главного в кабинете, или у директора, никому и в голову не приходило, что кто-то из них лишний при этом разговор, не может в нём участвовать.
Георгий вышел от директора, вызвал машину и уехал к кому-то на драгу. Хотя в этот день никаких поездок не планировал.
Настроение стало паршивым. Ни о чем не хотелось думать. Произошло что-то грязное, недостойное даже обсуждению.
А вскоре началось и совсем непонятное. Коротков в своих выступлениях то в цехах, то на собраниях перед руководящим составом прииска, часто стал подчеркивать упущения в работе инженерных служб. Мелочи, но он из них делал какие-то значительные обобщения.
Раньше, до этих событий с железной дорогой, всех приезжающих на прииск гостей, будь то проверяющие из Объединения, или Главка, будь то партийные руководители или гости с других предприятий, в поездках их по цехам – на драги, гидравлики – всегда гостей сопровождал главный инженер. Он им подробно рассказывал о принятых технологиях горных работ – а они на всех россыпях имели свои особенности, показывал драги, гидравлики, экскаваторы, ну и все, что интересовало гостей.
А тут вдруг все сопровождения стал брать на себя директор.
И каждый раз, вернувшись в контору, гости как-то странно поглядывали на главного инженера, с каким-то то ли сочувствием, то ли осуждением. Непривычно всё это было Георгию.
Наконец, произошел и прямой выпад.
Приехал на прииск Компанейцев. Уже как директор Объединения. Раньше он и как директор по добычным цехам ездил только с Красноперовым. Но Коротков сразу объявил, что поедет с директором Объединения сам. Ездили они на сотую драгу, при этом зачем-то брали с собой фотографа, потом уехали на единственную работающую еще гидравлику, на сорок третью.
Ноябрь месяц. Температура – за минус тридцать. Все гидравлики уже остановлены – какая работа, вода «на ходу» замерзает.
Но сорок третьей не хватало до плана несколько сот граммов, до выполнения годового плана! Георгий накануне был на гидравлике – господи, всё «обмёрзло». Гидромониторы, землесосы, задвижки на трубопроводах – всё обмёрзло, всё во льду. Люди работают «на грани фола».
Георгий категорически потребовал остановки. Взял журнал предписаний, решив письменно предписать начальнику гидравлики немедленно остановить гидравлику.
Ступников, молодой начальник, молодой и горный инженер, первый год возглавляющий коллектив гидравлики, буквально взмолился.
– Вы посмотрите, Георгий Александрович, с каким энтузиазмом работают люди. В такие морозы, при замерзающей мгновенно воде. Всё покрывается льдом при малейшей остановке!
Но – нам нужно еще два дня. Завтра к вечеру мы остановимся.
Мы выполним годовой план! Ну, разрешите! Не можем мы «повесить» год на граммах! Разрешите! Люди обидятся. Да и ко мне всякая вера у людей пропадет. Дело даже не в премиях. Дело чести. Столько держались, столько морозов перетерпели! И что?
Впустую? Разрешите, Георгий Александрович. До завтра. Завтра остановимся.
– Ну, хорошо. Работай. Если что, я тебя прикрою. Только, ради бога, чтобы «не испортить песню», не допустите несчастного случая!
Красноперов вернулся в Управление, зашел к директору и рассказал ему о делах на сорок третьей гидравлике.
– Я им разрешил работу еще на сутки. Стыдно коллективу будет, если «повиснут» на граммах.
– Ладно. Смотри сам. Главное, не случилось бы чего. По всем технологическим инструкциям давно мы должны были остановить эту гидравлику.
И вот, приехал Компанейцев, они с Коротковым объехали запланированные к осмотру объекты, вернулись в Управление прииска. В этот день как раз намечено проведение партийного собрания коммунистов Управления.
Коммунисты собрались в большой технической комнате, в учебном классе. Собрание открыл Буторин, секретарь партбюро, его оставили и председательствовать, он же и сделал отчетный доклад о работе партбюро Управления за прошедший год.
Начались прения.
Управленческие работники хорошо знают друг-друга, это одна большая семья. Создана эта семья еще Попковым, много уделявшим своего понимания значению и сплоченности управленческого аппарата. Попков сам лично утверждал любого, даже самой рядовой должности работника отделов управления, он знал и понимал людей, случайные люди при нём в Управление не попадали. С тех давних пор и сохранилось это доброе, дружеское, даже «семейное» отношение среди работников Управления. Здесь всегда коллективно отмечались дни рождения работников, национальные праздники, другие события в жизни членов коллектива. Ну, например, дни бракосочетания, дни появления детей или внуков, а уж назначение пенсий или увольнение работника по этому поводу – это уж было настоящее торжество. Отмечались и дни награждений или поощрений.
