– Слышу, – Аделаида боялась открыть рот, чтоб из желудка ничего не выскочило.
Автобус, наконец, остановился. Оказывается, они уже приехали. Аделаида практически не могла даже встать, чтоб из него вылезти. Но желание вдохнуть свежего воздуха без запахов заставило её пересилить распирающую боль в животе.
Так! – Лилия Шалвовна, несмотря на подвиг переезда, приравниваемый Аделаидой к перелёту лётчиков-полярников через Северный Полюс, была свежа и энергична: – Чтоб не вздумали разбегаться! Сейчас все вместе поднимемся на гору, где уже установлена сцена, послушаем выступающих, кстати, вы знаете – даже парторг нашего родного Металлургического завода должен приехать, который является нашим самым главным шефом! Потом посмотрим концерт лучших коллективов наших трёх братских республик, далее немного посидим на нашей природе вместе с нашими шефами, съедим то, что взяли с собой и поедем обратно.
При слове «съедим» Аделаида, больше не в состоянии сдерживаться, зажав рот рукой, кинулась в сторону кустов.
Её рвало. «Чёрт! – ужасалась она в промежутках между судорогами, скрючивавшими всё её тело. – Хоть бы вода была где-нибудь!»
Но рвота облегчения не принесла. Аделаида совсем обессилила. Она больше не могла стоять на ногах и легла прямо в сырые, колючие кусты ежевики. То ли от боли внизу живота, то ли ещё от чего всё тело покрылось холодным липким потом. Но внезапно стало жарко и душно, как бывает в летнем поезде. И это было так омерзительно – умирать от жары! До ужаса хотелось разорвать на себе одежду в клочья, хотелось не чувствовать, как по всему телу бегут нескончаемые тонкие струйки. В ушах зазвенело. На мгновенье показалось, что на неё натянули плотный скафандр, совершенно изолирующий всё её существо от внешнего мира. Она под оболочкой из кожи и костей ощутила себя внутри огромным как вселенная миром, таким же безграничным и чёрным, как омут. Через секунду в глазах стало совсем темно, и вместе с пришедшим мраком исчезла боль. «Как приятно! – почти успокоившись, обрадовалась Аделаида. – Оказывается, терять сознание очень приятно! Так спокойно и хорошо… Меня не волнует, что я лежу в кустах, я знаю, что я в кустах… мне ничего не видно… значит – ничего и нет, я одна… Я пока немного слышу! Значит, человек перед смертью, вместо того, чтоб видеть, начинает по-другому слышать… Неужели я правда умираю?! Но разве умирать так приятно? Приятно, только всё равно немного страшно… Хотя и хорошо… очень хорошо… Я пока не хочу умирать… Пусть лучше опять поболит… Только, наверное, надо что-то сделать, наверное, чтоб снова видеть?.. Меня будут искать, или вдруг забудут и бросят тут? Фрукт бы обязательно поискал… Надо напрячься, наверно… надо укусить свою руку… Пусть, пусть болит, зато я не умру! Наверное, надо чем-то шевелить, потому что если шевелишь – то не умрёшь! – она собрала всю волю и, как лежала в ежевичных кустах, начала вяло сучить ногами, чтоб окончательно не потерять связь с окружающим миром. – Страшно… хотя и приятно… боли нет, никого нет… очень спокойно и уютно здесь в лесу… уже прохладно, уже не так жарко… уже не задыхаюсь… только теперь холодно от мокрой одежды… она пропиталась потом… воняет рвотой … отползти бы… Нет! Я не встану… я никуда не пойду… я посплю… потом отползу… Холодно… ну… очень холодно!.. – она чувствовала, как дрожит подбородок, отбивая дробь зубами. – Если б не так холодно, лежала б тут вечно… Что-то давит руку внизу… неприятно… плохо… – Аделаида застонала, силясь высвободить кисть из-под чего-то тяжёлого, – нет, это не предмет, это кто-то тёплыми пальцами сжимает её запястье… пальцы тёплые, мягкие, но Аделаиде они всё равно не нравятся… Теперь от них снова душно, жарко… снова жарко, место, где чужие пальцы, горит, и опять немного болит живот…
Не открывая глаз, Аделаида снова застонала и сделала резкое движение рукой, как если б ей на запястье попала озёрная тина и она бы попыталась её смахнуть.
Не бойся, не бойся! Я только пульс пощупаю, – приятный мужской голос, совершенно без национального акцента слегка удивил Аделаиду. Ей вдруг захотелось взглянуть на обладателя такого голоса, но для этого надо сперва открыть глаза. Нет уж! Дудки! Глаза она не откроет ни за что! Достаточно того, что она слышит и чувствует. Вот если б незваный дядька додумался принести ей какое-нибудь одеяло и накрыть – она бы была ему очень благодарна. А пульс щупать не надо… трогать её вообще не надо…
Ты меня слышишь? – голос, видимо, сейчас начнёт что-то дурацкое спрашивать, как все уродливые дядьки в этом Городе!
Ты на слёт приехала? Ты из какой республики? Как фамилия вашего директора школы? Как город называется? – Голос спрашивал слишком быстро и много, чтоб Аделаида могла осмыслить, что он говорит. Единственное, что её слабо обрадовало, что Голос спрашивал про директора школы, значит, он не будет хватать её за ноги и мерзко дышать.
– Как называется город?! – Голос был ещё и настойчив.
– Первая школа, – Аделаиде казалось, что она ответила очень громко и разборчиво, как на линейке отрапортовала. Даже громче. Как ни странно, Голос ничего не расслышал и почти вплотную наклонился к её рту. Она быстро отвернула лицо, но успела ощутить свежий запах лимона и сигарет. Он перебил чудесный аромат мокрой земли, однако от нового запаха её почему-то не стошнило. Он был приятен, и ей опять стало хорошо и спокойно!
– Скажи ещё раз! – Голос был до неприличия навязчив! – Я не расслышал!
– Очки… Первая школа! – снова очень громко повторила Аделаида. Так громко, что в пустой голове гласные звуки стали отражаться от стенок внутри черепа и это было так смешно! Эхо в голове! А голова внутри похожа на надутую камеру для кожаного мяча, такая же пустая, чёрная и с гладкими резиновыми стенками, и звуки по ним съезжают, как если на санках…
– Ты сказала «первая»? Не волнуйся, у меня твои очки! Вот они… Сейчас я подгоню машину, и поедем в больницу! Я тоже живу в Городе.
«Какая на фиг больница? – вяло стекало по стенке камеры для кожаного мяча. – Никуда я не поеду. Одеяло принесли бы… Холодно…»
– Давай, вставай! Ты встать можешь? – назойливый голос, оказывается, отлучался совсем не надолго. – Попробуй подняться…! Если нет – я тебя на руках отнесу. Вон машина стоит. Ваша Лилия Шалвовна уже на трибуне, она должна говорить речь. Не переживай, мы с ней давно знакомы. Встречались как-то в одном «казённом доме». Я сказал, что ты заболела, а я тоже в Город еду и тебя отвезу. Мы тут рыбачили с друзьями на Красном мосту… ничего не поймали… Так встанешь, или тебя поднять?
Мысль о том, что замечательный Голос, который был так к ней добр и так пахнет, поднимет её на руки и тут же обнаружит, сколько она весит, для Аделаиды была столь невыносимой, что она, собрав все свои силы, приоткрыла глаза.
Как ты? – Голос расплывался и не фокусировался. Она хотела рассмотреть его лицо, но кроме больших очков в роговой оправе ничего не различала. – Давай, поднимайся! Держись за меня и поднимайся. У меня в багажнике есть минералка, умоешься. Что произошло, можешь мне объяснить?
«Действительно, а что произошло?» – равнодушно думала Аделаида, размазывая по лицу пузырящиеся «Ессентуки». Что рассказывать? Затошнило в автобусе, потому что воняло?
Затошнило в автобусе, потому что воняло!
– И всё?
– И всё…
– На, вытрись. Садись вперёд, я отодвинул сиденье. Давай, поехали! По дороге расскажешь. Ложись, не бойся.
Она чуть было не села на переднее сиденье, и тут вдруг вспомнила всё, о чём её предупреждала мама! И какой кошмар – дважды за последнее время ей приходится оставаться наедине с мужчинами! То Фрукт, то этот Голос…
Она вспомнила, что когда в Городе про кого-то хотят сказать, что она «испорченная» и или ещё хуже – она с ним «гуляет», то самым железным доводом было «её видели у него в машине»! Именно это «виденье в машине» было последней степенью распущенности и разврата. На девушке, которую хоть раз в жизни «замечали в машине», которая принадлежала не отцу и не брату, ставилось клеймо на всю жизнь. К слову сказать, «присесть» в машину предлагали все и всегда! Просто ехали за тобой по улице, ты идёшь себе, а эти с машинами по проезжей части за тобой едут и едут, что-то там сами себе бурчат, предлагают, расхваливают… Идти по тротуару просто так, по своим делам было большим испытанием! Ни одна проезжающая мимо машин& не «проезжала» мимо! Водитель каждой задрипанной мясорубки на колёсах считал своим почётным долгом и в зной и в стужу держать правое окно открытым, чтоб можно было, завидев юбку, высунуться до пояса наружу и шаловливо заигрывать с проходящей дамой. Тут уж для сюжета имелись несколько сценариев, один второго парадоксальнее, совершенно лишённых логики. Вариант номер один. Девушка идёт, делая вид, что ничего не видит и не слышит, но идёт, явно довольная вниманием к себе. Водитель может ехать так за ней до дома и узнать где она живёт. Тут два подварианта: если у него намерения серьёзные – он не будет с ней разговаривать, а просто наведёт у соседей справки и, возможно, зашлёт сватов. Или будет зазывать к себе в машину и ехать за ней до дому. Тогда все соседи увидят, что её сопровождала машина, и мнения разделятся – часть соседей скажет, что она же с ним не разговаривала, а вторая, что если б ей не нравилось – она могла бы оторваться от преследователя. Следующий вариант: дама явно недовольна и чтоб оторваться от преследователя сворачивает в переулок, куда машина въехать не может. Даме приятно, что её выход в свет не остался без внимания, а мачо едет дальше с открытым окном навстречу новым приключениям. Ещё один вариант, но это уже замужняя женщина постарше – она останавливается и начинает отчитывать ухажёра, грозясь «обо всём рассказать мужу». Тот начинает выяснять, кто её муж, и оказывается, что они или друзья, или родственники. И только самые-самые гулящие могут усесться в машину к мужчине, чтоб он их подвёз. А уж если на переднее сиденье около водителя! Около водителя женщины из Города не садились даже в такси.
