Ну да. Отключен. Я и сам был отключен. Башка карусель напоминала. До постели еле-еле дополз. Хотя мобильный, конечно, зря отключал – вдруг бы Петя, Йоси или Изя-Большой Бухарец позвонили. Сейчас-то я начал соображать. А вот вчера насчет соображать были большие проблемы. Но не рассказывать же обо всем этом Дамари! Может, еще поведать что Игорь, которого я не раз защищал от него и с которым носился, как с писаной торбой, работал на арабов и заодно сделал мне сотрясение мозга?
– Так все-таки в чем дело?
– Вчера твой Игорь вечером вернулся в поселение. Его обнаружил армейский патруль в половине десятого, когда он вывалился из кустов на дорогу с ножевым ранением и потерял сознание. Вызвали амбуланс, отправили в «Бейлинсон», в реанимацию. Говорят, состояние тяжелое – сильно повреждено легкое.
Наступила тишина. Дамари молчал потому, что уже всё сказал, я – потому, что говорить был не в состоянии. Наконец выдавил:
– А… а кто его… А как он вообще сюда попал? Он же… он же в Тель-Авив…
– Ты, Штейнберг, не спрашивай, а слушай. Перед тем, как отправить в «Бейлинсон», вызвали равшаца. Равшац в свою очередь вызвал меня, чтобы удостоверить личность. Я звоню тебе, а у тебя закрыто.
– Об этом ты мне уже рассказывал!
– Об этом рассказывал, а вот самого интересного пока не рассказал. Мы с равшацем пошли к нему в эшкубит посмотреть, вдруг его вещи еще там – так чтоб в больницу передать. И знаешь, что мы там обнаружили?
– Дохлую крысу?
– Почти. Убитого араба.
* * *
Араб лежал задушенный посреди Игорева эшкубита. Вся асфальтовая дорожка от гастронома к эшкубиту была залита кровью. Как впоследствии выяснилось – кровью Игоря. Она же была и на ноже, который валялся рядом с трупом, очевидно выпав из руки террориста (а кто это еще мог быть?). Неподалеку лежали чемодан и рюкзак Игоря. Судя по всему, между молдаванином и ишмаэльтянином состоялась приятная беседа. Но содержание ее до поры до времени оставалось тайной – Игорь пока что молчал, а араб умолк навеки.
Что же там произошло? И зачем Игорь вернулся в Ишув из Тель-Авива? Вызван звонком или уж не знаю как – мобильного у него вроде нет? А может, не вызван, может, заранее договорился о встрече на территории Ишува. С кем? С арабом? Больше негде? И зачем тогда было ехать в Тель-Авив? Для отвода глаз? Хороший отвод глаз – два часа в один конец! И опять же – из-за чего они повздорили? Из-за серебренников, да простят мне аллюзию из соседней религии? А может, решили не платить бывшему агенту, а убрать, как ненужного свидетеля? Мавр сделал свое дело? В наших палестинах, да еще, когда речь идет о европейце, фраза эта звучит особенно забавно. И тут – из всех мыслей, псевдомыслей и мыслишек, как зернышко жареного арахиса из осыпавшейся шелухи, выскочил простой вопрос – а вдруг Игорь все-таки невиновен? Голова пошла кругом.
За десять дней до. 8 таммуза. (18 июня). 12:00
Головокружение не проходило. Зато тошноты уже не было. Отбиваясь от атакующих меня вопросов и пытаясь отгерметизироваться от мыслей о Гошке, я палил сигарету за сигаретой. Моя желтая избушка на курьих ножках давно уже, судя по обилию испускаемого ею дыма, превратилась в полигон для Змея Горыныча. Внезапно я вспомнил об Авиноаме. Ведь он сегодня приезжает. Здорово, что удалось вывести его из депрессии. Теперь надо всё продумать…
Топ-топ-цок, топ-цок, топ-цок…
Перед желтой распахнутой дверью возникла Вика, дочь Марика. Посмотреть на нее – никогда не скажешь, что из России. Смуглая, волосы черные – мелкой, но крутой волной. Глаза тоже черные, лицо узкое, нос с горбинкой. Ну, маечка, конечно, такая, что на смуглом, не обделенном формами, теле ее без лупы не заметишь. Плюс джинсы в обтяжку. И это всё в религиозном поселении, на территории ешивы для подростков. Очень кошерно.
Запыхалась:
– Дядя Рома, был терракт…
Черт их раздери! Опять!
– Где, Викушка?
– На Гива-Царфатит, в Иерусалиме. Там, где наши, самарийские, тремп ловят. Двадцать минут назад. Террорист вошел в толпу на тремпиаде и взорвался. Пока сообщают только о раненых. Всего двадцать шесть. Четверо – тяжело.
– Ну, слава Б-гу, значит, убитых нет…
– Ой, дядя Рома, да ничего это не значит! Так всегда говорят. А потом сообщают об убитых.
Заверещал мобилный.
– Алло, Рувен?
Это, конечно, Йошуа. У него, как всегда, ворох новостей.
– Рувен, – орет он в трубку, – Звонил Йоси из Тель-Авива! Через десять минут после твоего звонка (Я позвонил ему в четверть девятого утра и сообщил все, что мне рассказал Дамари) Оказывается, он еще вчера вечером мне звонил. А я, как дурак, отключил мобильный!
– Надо же! Я тоже.
– Так вот, они с Василе…
– Как-как его зовут? Василь или Василий?
– Не Василь и не Василий. Василе. Больше не перебивай меня.
– Слушаюсь.
– Итак, мы вчера уехали. А они с Василе вдохновились моей речью, (о, скромный Йошуа!) и подняли пол-Тель-Авива на ноги. Мобилизовали русских. Мобилизовали молдаван. Все бросились искать Павла и безымянного русского – собутыльников Игоря. Нашли. Допросили. И вот какая картина. Игорь приехал уже набравшись. Жаловался, что он к евреям со всей душой, а они… Орал: «Лучший друг! Лучший друг!» Потом окончательно наклюкался, подхватил рюкзак с чемоданом, объявил, что возвращается в Ишув. Знаешь, зачем? Набить морду какому-то Рувену. Кто такой этот Рувен? Случайно не знаешь?
– Не слыхал. Дальше?
– Дальше – его пытались удержать. Втолковывали: «В таком состоянии не доберешься даже до Городка!» Предупреждали: «Попадешь в полицию!» Ничего не желал слушать. Вырвался и уехал. Вот и всё. Что скажешь?
– Понимаешь, здесь много странного. Ехал ко мне, а оказался в собственном эшкубите, да еще вдвоем с каким-то арабом. И непонятно, из-за чего они повздорили. А с другой стороны араб все-таки убит. Расправляться с сотрудником на вражеской территории? Или с работодателем? Не принято. Опять же эти крики о любви к евреям и особенно к Рувену…
– А может быть…
– Кино гоняет?
– Ну да.
– Не похоже. Больно тонкая игра для Игоря.
– И я так думаю. Не знаю… Может, Игорь и не их человек. Может, их человек сидит в Совете Поселений… Вынем эту версию из запасников. Кстати, мы с Шаломом сразу же после разговора с Йоси и Василе рванули в «Бейлинсон».
– Что же ты молчал?
– А что говорить? Игорь по-прежнему без сознания. Врачи рассчитывают его спасти… Но когда он заговорит?.. – Йошуа пожал плечами. – Мы, кстати, и к Ави заглянули.
– Ну и что с ним?
– Ничего. Перебита рука, полоснуло по шее. Чуть-чуть полоснуло. Но главное не это. К нему толпами идут поселенцы. Со всей Самарии. Он всем рассказывает, что покушение на него – месть за убитого им террориста. Вы теперь с Шаломом в дурацком положении. Два так самозванца, пытаются отобрать славу у героя.
– Гм… Я вообще не понимаю, какого черта Шалом туда поперся.
– Он дал тебе совет рисковать жизнью. Потом целые сутки мучился. Да еще ты вечером во время «тревоги» начал рефлексировать. Дай, мол, моральную оценку моему молчанию. Этакое самокопание в духе Достоевского. Чисто русская манера.
– Сам марокканец!
– Спасибо. Так вот, дергался он, дергался. Потом его осенило. Помчался в Совет поселений со своей ложью во спасение.
– Йошуа, – помолчав, сказал я, – скорее всего Игорь не виновен.
– Пожалуй… Но причем тут это?
– А при том, – продолжал я, – что Игорь невиновен, но и из Совета поселений нет утечки информации.
– Это еще почему?
– Потому, что иначе бы никто не стал трогать Ави, пока не выяснится, кто убил террориста – он, я или Шалом.
– А может, арабам не успели сообщить о ваших с Шаломом выступлениях?
– Конечно, не успели. Гонцы поскакали поздно, а на почтовой станции свежих лошадей не оказалось.
Последней русской реалии он не понял, но это меня не смутило. Я продолжал:
– Йошуа, ты вообще сам себя слышишь? Неужели ты настолько влюбился в идею о вражеском агенте, засевшем в Ишуве, что никак не можешь отказаться от нее? Неужели ты не видишь, что никакого агента в природе не существует?
– А араб, которого убил Игорь? Его кто навел?
– А что, мало арабов просто так, без всякой наводки, проникает в ишувы ? И вообще, мы о нем пока ничего не знаем. Вот заговорит Игорь…
Тут я вдруг поднял притуманенные сотрясением мозга очи и обнаружил, что Вика никуда не ушла, а прохаживается неподалеку вдоль асфальтовой дорожки, полузасыпанной комковатой землей во время строительства изгороди. Она смотрела на меня своими черными глазами, так, словно что-то еще хотела выяснить.
– Минутку, Йошуа, – сказал я в мобильник.
– Дядя Рома, а из ваших ребят, ну из учеников «Шомрона» – она махнула рукою в сторону эшкубитов, чтобы стало понятно, мол, речь идет о школе, а не о Самарии – из них никто не мог там оказаться?
– Где? – не понял я.
– Да на Гива-Царфатит.
– Г-сподь с тобой, Вика. Наши все в школе.
