Глава 55
Он всего лишь хотел уехать от надоевшей до икоты жены и так и не любимого им сына. У него не было любовницы, нет. Просто смутное чувство, что где-то, где его нет, ему будет лучше. Просто лучше. Богаче, удачливее, сытнее, интересней. И не будет этого круга: утро в постылой постели, полдень в институтской столовой, подогретый ужин за кухонным столом и …телевизор. Который он не смотрит, а так, просматривает, щелкая пультом. Щелкает и щелкает кнопками, до часу ночи щелкает, только чтобы не идти к поджидающей его жене. И тихая радость, если удается застать ее уже спящей. Уф, пронесло! Короткий беспокойный сон – и опять утро…
Он и родословную свою заказал, чтобы только значимость свою почувствовать. Дедовым внуком утвердиться. И тут вылезла какая-то история с дедовой сестрой. Приемной или нагулянной прадедом от какой-то деревенской молодухи. Да, собственно, что ему за дело до этого? Только отец как-то странно среагировал, когда он про то спросил. Как-то уж резко, как говорят – неадекватно. И ему стало интересно. Правды захотелось. Захотелось – получай! И оказалось, что дед-то и не дед его. А ничей он дед.
Никольский сидел на стуле перед столом следователя и молчал. Хотя, первый вопрос уже прозвучал.
– Ну, так вы, Никольский, расскажите нам, что привело вас к столь жестокому преступлению?
– Что, начать от печки? – попробовал пошутить он.
– Около печки вы закончили, Никольский, – не принял шутки Беркутов, – Начните с того, как вы узнали о тайниках в квартире Эмилии Фальк.
– Родословная. Мне захотелось узаконить свои корни. Как вам объяснить? Впрочем, что тут объяснять, сейчас многие этим интересуются. Карташова мне порекомендовали, как самого в подобных делах, порядочного. Мне нужно было всего лишь восстановить утерянные документы, я и так знал, кто от кого родился и даже в каком году. Но, как оказалось, все не так. А как – не смог определить даже Карташов. По документам я – правнук Михаила Никольского, известного хирурга. И внук Алексея Никольского, не менее известного, чем его отец. А на самом деле…
Беркутов насторожился. Что-то не о том Никольский, не о том.
– Вы хотите сказать, что вы не прямой родственник Михаилу Никольскому?
– Я ему вообще не родственник. Мой отец Сергей был усыновлен Алексеем и Катериной Никольскими в 1934 году, при рождении. Им было тогда уже по сорок восемь лет. Мне бы раньше разложить эту простую арифметику!
С отцом у меня контакта не было, может быть, поэтому я узнал обо всем так поздно. И то, только потому, что начал копаться в истории Никольских.
У деда Алексея и бабушки Кати не было детей совсем. Алексей всю жизнь любил Марту, жену своего друга Яна Фалька. А на Катерине он женился по родительскому благословению. Дед с бабкой дожили до девяносто четырех лет, вот такие долгожители. Ушли друг за другом. Вот перед смертью и рассказал дед Алексей моему отцу, что тот приемный. Но, как сказал мне потом отец, он не воспринял его слова всерьез. Тогда же он ему рассказал и о роли Михаила Никольского в делах Фальков. Как они с матерью жили без отца и мужа, пока тот где-то в глуши воспитывал чужого ребенка. И из поколения в поколение две семьи, Фальки и Никольские, были связаны очень тесно. Михаил любил Викторию Фальк и ради того, чтобы скрыть грех ее дочери, оставил жену и сына. Алексей любил Марту Фальк и ради этой любви покрыл грех ее единственной дочери Эмилии.
– Вы о чем, Никольский?
– Вот вы все уверены, что у Эмилии Фальк наследников нет, она бездетна? Все так обрадовались, когда квартирка засветила в качестве наследства? Хороший кусок денег, не правда ли? Даже, если поделить на всех. А уж кому-то одному…
– От кого вы узнали об условии завещания? – перебил Никольского Беркутов.
– От отца. Эмилия с ним долго поддерживала отношения. Как с сыном друга семьи. И не знала, кто он на самом деле, Сергей Никольский.
– Продолжайте.
– Эмилия к нему заходила часто, особенно, когда ему рак поставили. Все сокрушалась, что зажилась, а он, с ее точки зрения молодой, уходит так рано. А ему семьдесят три было. Но, ей-то – девяносто. Да, крепкая была бабуля. Только умом блаженная. Это же надо, такое придумать – приют для падших в собственной квартире!
Я все гадал, знала она правду или нет? Раскрылся перед ней отец перед смертью или сохранил тайну своего рождения, как и просил его дед Алексей? Потом понял, не сказал он ей ничего. Кремень папа! Умирать на руках собственной матери и не сказать ей: «Прощай, мама»?
– Объясните все четко, Никольский. Хватит уже загадок.
– Да все просто! Когда Ян Фальк, отец Эмилии, из России сбежал, дед Алексей, как мог, помогал выжить его жене и дочери. Марта призналась ему, что по всей квартире тайники сделаны, специально так печки выложены, чтобы ниши изолированные остались. Ценности туда складывать еще пра-пра-пра там какой дед начал. Принцип действия механизмов одинаков. И место одно – пятый кирпич снизу в третьем ряду от окна. Но, вы видели. Марта очень боялась, что долго не проживет, здоровье у нее было так себе, слабенькое. Поэтому и рассказала о тайниках своему любовнику, Алексею Никольскому. То, что было в ее комнате, которую власти оставили ей с дочерью, Марта достала сразу, как только уехал Ян. А остальные захоронки опустошить было невозможно – в комнатах проживали теперь люмпены со своими бабами и отпрысками, которые люто ненавидели бывшую хозяйку квартиры.
Эмилии было семнадцать лет, когда ее изнасиловал пьяный сосед. Не знаю, почему она не избавилась от ребенка, но факт есть факт – мой отец родился.
– Сергей Никольский – сын Эмилии Фальк?
– Да, а она, получается, моя родная бабушка. Ясно, почему я считаю себя единственным законным наследником всего, что принадлежало Фалькам? И, почему я хотел взять хотя бы то, что осталось? Эмилия о своем дурацком завещании отцу все рассказала, и о том, что в одной из комнат остался нетронутый тайник, так сказать, сюрприз победителю. А отец, еще один блаженный, молча принял ее решение. А мог сказать, что он – сын! Она бы успела завещание переписать. Я уверен, переписала бы! Ему не нужно, а я как же?! Я же внук ее!
– Как получилось, что она не знала этого?
– Очень просто. Отец родился слабым, про таких говорят «не жилец». Вот и ей так сказали. Но он выжил. И дед с бабкой его усыновили. Но, чтобы скрыть этот факт от Эмилии, он до трех лет воспитывался в Заречье, у дальних родственников Никольских. Сейчас я понимаю, что, скорее всего, он рос с той самой Розой Фальк, родной сестрой его матери. А с трех лет его забрали к себе дед Алексей и бабушка Катя.
– Никольский, посмотрите теперь, ради чего вы убили молодую женщину, – Беркутов встал из-за стола, подошел к сейфу, открыл его и достал сверток. Он спиной чувствовал нетерпеливый и жадный взгляд Никольского.
– Что это?
– Письмо, Андрей Сергеевич. Оно адресовано не вам, а Алевтине Буровой. Но, Алевтина Андреевна разрешила мне показать его вам.
– И больше там ничего не было?!
– Нет, почему же. Был. Фамильный золотой перстень – печатка с оттиском подписи доктора Людвига Фалька, изготовлен по его заказу в 1740 году ювелирным домом Гротмана. Вы, я смотрю, разочарованы?
– Как могло попасть письмо Эмилии Фальк в старый тайник? Вы что, смеетесь надо мной?
– Нет, Никольский. Но, по-моему, ваша бабушка обладала чувством юмора. Читайте, я не буду вас отвлекать. Все, что выделено желтым маркером.
…. «Дорогая моя девочка! Пишу это письмо в надежде, что ты найдешь и прочтешь его первой. Мне бы так хотелось этого…
…Сегодня я, наконец, получила от моей подруги историка Евы Бун все материалы, что она разыскала для меня о нашей семье. И сегодня я окончательно решила, как мне поступить…» – невольно прочел Никольский первые строки.
«…Я знала Сереженьку Никольского с детства…А Ева считает, что он и есть мой якобы умерший при рождении сын…Я уверена, она ошибается: Никольские усыновили мальчика, когда тому было уже три года…»
– Она уверена…А как же материнский инстинкт? И из-за всего этого, я – за решеткой?!
– Вы за решеткой только из-за собственной жадности, Никольский.
«…Когда я открыла тайник в твоей комнате, там лежали только дневники моей матери…Я решила написать это письмо и вложить в конверт еще и наш фамильный перстень. Честно говоря, всего богатства, нажитого многими поколениями Фальков, только и хватило на то, чтобы выкупить эту квартиру, несколько комнат в коммуналках для «проигравших» и купить себе достойную смерть…»
– А почему моя бабка вдруг написала такое письмо совершенно постороннему человеку? Кто такая для нее эта Алевтина Бурова?
– Вспомните, Андрей Сергеевич, про ту девочку Розу, которую воспитывал Михаил Никольский в Заречном. Дочь от греховной связи брата и сестры. Ян был отцом и Эмилии и Розы. Ева Бун выяснила, что Роза, выйдя замуж, родила дочь Анну. А Анна – Алевтину. Вот такая цепочка.
«…Я уверена, что не нужно идти против Судьбы. Наша встреча, я уверена, была предусмотрена свыше. И дальше пусть все будет, как будет. Счастья тебе, девочка. Прощай…28 августа 2007 года», – прочел вслух Никольский последние строки.
