Наконец мужчина захлопнул блокнот и шутовским жестом приложил его к губам:
– Со времен, когда Моисей начал сочинять свое Пятикнижие, история не знала более интересного чтива, – торжественно проговорил он. – Варя, беру свои слова обратно, вы молодец.
– Надеюсь, больше ко мне никаких просьб не будет? – полувопросительно произнесла Варя. – Я свою часть уговора выполнила. Теперь ваша очередь.
– Право, мне жаль, что наше сотрудничество так быстро закончилось, – ответил ей человек-дьявол. – Еще одно: кроме блокнота была некая книжица, которую Ощепков некогда передал Спиридонову. Где она?
– Ее нет, – ответила Варя, глядя собеседнику в переносицу. Голос ее был абсолютно спокоен. – Спиридонов сжег ее в печи, когда поругался с Ощепковым.
– Жаль, очень жаль, – вздохнул Николай Иванович. – Очень жаль… Не знаете, что это была за книжица?
– Записи его бывшего учителя, по дзюудо. Японца какого-то, но он умер еще до революции.
– Вы в этом уверены? – напрягся Николай Иванович.
– Последняя запись датировалась, кажется, четырнадцатым годом. Спиридонов ее мне показывал.
– Тогда да, нам она бесполезна. Ой, как говорится в одном карточном анекдоте, и так слава богу. Идите, не смею вас задерживать.
Варя, скрывая торопливость движений, встала и потянулась за плащ-накидкой.
– Вы ведь и сейчас не снимаете меня с прицела? – неожиданно спросил Николай Иванович.
– Да, – спокойно ответила ему Варя.
Мужчина тихо рассмеялся:
– Но вы боитесь. И правильно делаете. Впрочем, можете не бояться. Я не трону ни вас, ни вашего Спиридонова. Незачем. В жизни важен один-единственный закон – закон целесообразности. Уничтожать вас, делать вам больно… зачем? Что мне это даст?
Варя промолчала. Накинув плащ-накидку, она поспешила к выходу, оставляя на память о себе лишь аромат «Красной Москвы», духов, которые подарил ей любимый.
– С вами было приятно работать, – с легкой насмешкой бросил ей в спину дьявол.
* * *
На вокзал, теперь уже окончательно и бесповоротно ставший Казанским, поезд прибыл рано утром.
Дождливая погода, удручавшая Москву всю первую декаду сентября, отступала; небо хмурилось, но ливня с грозой, как вчера, не ожидалось. О непогоде, случившейся накануне, свидетельствовали лишь многочисленные лужи и серые пятна влаги на стенах домов.
Едва Спиридонов сошел с поезда, его внимание привлек необычный черный автомобиль, стоявший прямо на перроне. Сначала Спиридонов подумал, что это какой-то американец из кремлевского гаража, но, присмотревшись, решил, что этот дорожный крейсер больше напоминает щегольскую «эмку»-переростка.
Пока Виктор Афанасьевич рассматривал чудо автомобильной техники, дверь машины открылась, и из салона выбрался Власик. Спиридонов устремился к нему и с ходу обнял ученика.
– А я по вашу душу, – объявил Власик, распахивая перед Спиридоновым дверь салона. – Решил побыть таксистом для своего учителя, раз уж выпало в кои-то веки свободное время.
– Не стоило беспокоиться, – улыбнулся Виктор Афанасьевич. – Или тебе хочется обновкой похвастаться? Что за агрегат?
– Не без того, – ответил Власик, усаживаясь рядом со Спиридоновым. – Сменил колеса, заодно и обкатываю на предмет пригодности для перевозки начальственных афедронов. Новая модель, «ЗИС-101», пойдет в серию к Седьмому ноября, если опять какие-то вредители не сыщутся.
– Не много ли в стране вредителей развелось? – спросил Спиридонов, доставая из френча почти опустошенную пачку «Люкса». – Курить-то можно в твоем дормезе?
– Курите, конечно, тут и пепельница есть, на двери вот, – исполнял роль гостеприимного хозяина Власик. – Да, вредителей много, и добро бы только их…
Власик вздохнул и достал из кармана в переднем сиденье свои папиросы – картонную пачку явских «Герцеговина Флор»:
– Угоститесь или свои покурите?
– Да я уж свои, – ответил Спиридонов. «Герцеговину» он не любил, с ней у него были связаны неприятные воспоминания.
– Как знаете, – ответил Власик, закуривая. Только сейчас Спиридонов заметил, что от водителя их отделяет перегородка из толстого стекла. – Виктор Афанасьевич, я к вам с новостями.
– Плохими или хорошими? – насторожился тот.
– Кому как, – пожал плечами Власик. – В общем, Генриха Григорьевича решено перевести в Наркомат связи.
Спиридонов понимающе кивнул:
– И за что же? Мало сажал?
– Мало стрелял, – жестко ответил Власик. – Знаете, что на Хозяина было покушение?
– Откуда ж мне знать? – пожал плечами Спиридонов. – В газетах ничего не сообщали об этом.
– Покушались хитро, – продолжил Власик, сделав ударение на последнем слоге. – Добавляли понемногу яд в еду. Причем даже не яд, а препарат, нормализующий кровяное давление, ну или наоборот.
Спиридонов вспомнил Фудзиюки. Все-таки люди везде одинаковы, и преступления тоже.
– Кто? – спросил он. – Троцкисты?
– Хуже, – покачал головой Власик. – На этот раз правые уклонисты. Да еще и разведка японская оказалась замешана.
Спиридонов сразу метнулся мыслью к Ощепкову. Вася уже отошел от приступа и продолжал тренировать армейцев, но врачи категорически запрещали ему волноваться. А если к нему по этому поводу нагрянут? Новая метла по-новому метет.
Внешне же он отреагировал спокойно:
– Я думал, Генрих Григорьевич эту нечисть вымел поганой метлой.
– В том-то и дело, – вздохнул Власик, – мел-мел, да не вымел, и хуже того: сам оказался замазан по самую макушку.
Он открыл пепельницу на двери и стряхнул в нее пепел. Спиридонов эту операцию проделал уже дважды.
– Короче говоря, третьего дня на дачу к Сталину нагрянули Дагин с Аграновым…
– Дагин – это начальник охраны Кремля, что ли? – уточнил Спиридонов. Власик кивнул. Спиридонов помнил Дагина, тот был упрямым учеником и всегда стремился ударить противника быстро, чтобы тот не успел сосредоточиться.
Кто такой Агранов, Власик пояснять не стал, незачем было – новый первый зам Ягоды, пришедший на смену отодвинутому по какой-то причине Молчанову, был хорошо известен обоим.
– Вот, и они проговорили с Хозяином часа четыре. Документы ему какие-то показывали, с собой целый талмуд притащили. После, как они ушли, Хозяин был не в себе. Позвонил Молотову, Калинину, еще кому-то. Даже Ворошилову, по-моему, звонил. В общем, вчера у него было большое совещание, на котором было принято решение Ягоду от дальнейшей работы в НКВД отстранить.
– И кто же вместо него? – спросил Спиридонов. Его это не то чтобы сильно интересовало, но когда твое начальство меняется, в любом случае интересуешься. – Агранов?
– А вот это самое интересное, – ответил Власик. – Не он. Агранов там, похоже, на вторых ролях, а заправляет всем Ежов.
– Ага, так вот откуда ноги растут, – протянул Спиридонов. – Недаром говорят, он дело Кирова себе забрал.
– А дело по покушению на Хозяина вел изначально! – Власик скривился. – Тихушник. Он и на меня бочку катил, но Сам ему быстро указал красную линию. Иосиф Виссарионович хоть и любит повторять, что незаменимых людей нет, но прекрасно знает, что есть. И вы, кстати, в их числе, Виктор Афанасьевич.
Власик посмотрел Спиридонову прямо в глаза:
– Смех и грех, но вам повезло больше других. Хозяин не любит, когда у него кто-то не под контролем. Если сам человек незаменим, то у него есть близкие, родня, и на карандаш ставятся они. А вы один как перст. И вам ничего не сделаешь, и близких ваших не прижмешь.
– Да ладно, – отмахнулся Спиридонов. – Ну какой я незаменимый? Не будет меня, останется Ощепков.
– Он не то, – ответил Власик. – Я вам больше скажу: это не просто мое мнение, это мнение товарища Сталина. У вас, Виктор Афанасьевич, джокер в рукаве. Хозяин мало к кому так благоволит; вы, я, Шапошников, Микоян, Мехлис, пара ваших учеников: Гриша Каннер, Голованов, Пеструха, да и все, пожалуй. Может, еще Лаврентий.
– Какой еще Лаврентий? – Спиридонов стряхнул критически удлинившийся столбик пепла.
– Берия, – ответил Власик. Спиридонов кивнул, а Власик продолжил: – К чему это я… Просто хотел предупредить про Ежова. Вы его хорошо знаете?
– Вообще не знаю, – честно признался ему Спиридонов.
– Страшный он человек, – сказал Власик. Машина тем временем, заехав во двор Спиридонова, остановилась. Из гаража вышел заспанный Михалыч и уставился на лимузин с таким видом, будто во вверенный ему двор спустился на колеснице пророк Илия. – По-настоящему страшный. Если ему руки развязать, он такого натворит – прятаться негде будет. Как там у Алексея Толстого? «По горам над реками города займутся, и година лютая будет мне сестрой…»
– Даже так?
Власик кивнул.
– Ну и на кой такого на наркомат?
– А Хозяин сделать ничего не может, – пожал плечами Власик. – Сталин – это не вся партия, есть еще Каганович, Маленков, тот же Молотов, Калинин, да и Анастас… Пока всех под себя подомнешь! А Ежов это знает и загнал Хозяина в цугцванг своими разоблачениями. В принципе, все они понимают, с кем имеют дело. Сталин с Молотовым думали уж и Агранова поставить, мол, я не я и лошадь не моя, да тот сам отказался, он Ежова боится пуще огня. Честное слово, дьявол, не человек.
