– Беда, беда… – качал головой Шалтай.
Слово за слово, Вольдемар рассказал Шалтаю о всех бедах и несчастьях. Шалтай ему искренне сочувствовал. От этого Вольдемар ещё сильнеё проникался состраданием к себе самому.
А Шалтай бурчал под нос:
– Беда… беда…
Сгущёнкин, выложив историю своих бедствий, умолк и окончательно скис.
Единственное, что его радовало – перспектива вручения Толика бывшей супруге, открывающая возможность для обустройства своей жизни.
Машина остановилась около новенького коттеджа с застеклённой крышей. Картина нового места жительства жены наградила Сгущёнкина чувством ущербности.
Мужскую половину семейства Сгущёнкиных встретил увесистый замок на калитке, плотно запертая входная дверь, занавешенные окна и принципиальное отсутствие хозяев. Машины под прозрачным пластиковым навесом не наблюдалось. У Сгущёнкина предательски заныло под сердцем.
– Нет их! Уж с неделю, как нет, – крикнула хмурая женщина лет пятидесяти из-за резного забора с соседнего участка, и совсем уже серьёзно добавила:
– Ходют тут всякие…бродют… с детями малолетними. Эх! Деревня.
Вольдемар и Анатолий Сгущёнкины ещё долго стояли бы под дверью, сиротливо заглядывая в окна, если бы Вячеслав Шалтай, приговаривая своё любимое «вот беда», не выскочил из машины.
– Дела, дела… Ну бедовые, садитесь, отвезу, куда скажете. Вот дела! – крикнул Шалтай Сгущёнкиным. Бросив прощальный взгляд на дом, Сгущёнкин жалко всхлипнул и поплёлся к машине.
Вольдемар, надежды которого рухнули, впал в странный ступор и, казалось, соображал заторможенно. Этот прекрасный, блестящий, как новёхонькая игрушка, дом совершенно раздавил его. А ведь именно он, да-да он, мог бы жить в этом доме. И он, как некто другой, достоин этого жилья.
Шалтай весело рассказывал о том, как случайно заехал в окрестности железнодорожной станции «Карьер», мол, тётка в гости позвала, и он, оседлав свою «Дуняшу», отправился проведать родственницу. Лёгкое повествование снимало напряжение.
Сгущёнкин кинул взгляд на маленького Толика и впервые при взгляде на сына испытал раздражение. В сложившейся ситуации Толя превратился в бремя, препятствующее Сгущёнкину наладить свою жизнь иустроиться на работу. He будь у него на руках младенца, Сгущёнкин мог бы устроиться охранником, неделя-через-неделю, но не оставишь же Толика одного. Да и с собой на охраняемый объект не прихватишь. Мог бы просто ночевать на любом рабочем месте. Но Толя…
Сгущёнкин спохватился, что мысли его идут в неправильном, даже непростительном направлении. Перед ним – его сын. И Сгущёнкин его любит. А остальное – мелочи и бытовуха.
– Проживём, – подмигнул Сгущёнкин сыну и ласково погладил его. – Всё будет хорошо.
А Толик потянулся к папе. Он точно знал: будь папа один, тоска и одиночество его бы сгрызли. А наличие сына стимулирует к подвигам. Толик скорчил радостную рожицу и хихикнул.
Глава 10 Спонтанный переезд
Шалтай остановил машину. Сгущёнкин посмотрел чеез щель опущенного стекла крыльцо и треснувшее окно, перевёл взгляд на сладко дремлющего сына.
– Спасибо, Вячеслав, – поблагодарил Вольдемар доброго Шалтая. – Вы – настоящий человек.
Сгущёнкин пожал ему руку и, подхватив сына и чемодан с колёсиками, зашагал к дому.
На пороге его встретила Кудя с традиционно растрёпанными волосами и всеми признаками словесного недержания. Отмахиваясь от неё, как от назойливой мухи, и даже не думая вникать в её визгливый трёп, Сгущёнкин прошёл в квартиру и чуть не ткнулся носом в широкую грудь…увы, не Савелия. Это был некто новый, с кем Сгущёнкин никогда раньше не встречался, и кто вызвал у Вольдемара беспокойство на уровне подкорки. Сгущёнкин медленно поднял голову. Над ним нависло красное от ярости лицо с растопыренными ноздрями и маленькими злобными глазками.
– Так это ты! – взревел незнакомец.
Запоздало мозг всё же переварил сказанное Кудей и выцепил оттуда главное: муж вернулся, он дома, осторожно.
– Ты, проходимец облапошил мою… [1] ! Ты оттяпал четверть жилья! Ты… да я тебя…
Сгущёнкин испытал огромное желание провалиться сквозь пол или хотя бы сукожиться, присев и втянув голову в плечи.
Толечка на руках Сгущёнкина сладко зевнул и заулыбался, лепеча что-то неразборчивое. Сгущёнкин не мог себе позволить быть трусом в глазах сына. Он отставил чемодан, вручил чадо суетившийся рядом Куде и выпрямился.
На секунду взгляд возмужавшего Сгущёнкина задержался на сыне. Вдохновившись заинтересованным выражением его лица и беззащитным видом, Сгущёнкин весь взъерошился и грудью пошёл на врага, уверенно заявляя о своей правоте.
Не ожидавший такого поворота громила растерялся и сдал назад.
Сгущёнкин же, не планировавший самоубийства и попадания в реанимацию, пользуясь растерянностью громилы, наступал, попутно собирая вещи.
Он заявлял о честности сделки, о том, что Кудя по доброй воле продала часть жилья и даже была инициатором продажи…
Сгущёнкин, собравший в охапку кажется всё, что у него было, запустил комок вещей в тумбочку и, громко захлопнув дверцу, подхватил её.
Пока происходили описанные выше события, душевный человек Слава Шалтай не уезжал и даже не отогнал машины.
Он не находил себе места: так переживал за судьбу новых знакомых. Шалтай держал руки на руле и сосредоточенно смотрел в его сердцевину. Неожиданно он вскинул указательный палец вверх и просиял. После этих несложных действий он извлёк из кармана телефон и совершил важный звонок.
Разговаривал он всего пару-тройку минут, после чего выскочил из машины, смачно захлопнув дверцу, и побежал в дом.
В это время муж Куди сориентировался и стеной пошёл на отступающего, но не теряющего запал Сгущёнкина. Кулаки его налились сталью, а проступившая на лбу жила свидетельствовала о приближающейся развязке.
И неизвестно чем бы всё это кончилось, не возникни меж ними Шалтай. Возник он легко, «как нечто само собой разумеющееся». Он был так увлечён идеей, что не заметил нависшей над Сгущёнкиным опасности и того, что он собственно и является преградой на пути опасности к Сгущёнкину.
Муж Куди во второй раз был обескуражен. Соображал он заторможенно и пока только лишь переводил злобные глазки с объекта на объект.
Шалтай тем временем сбивчиво изложил нахохлившемуся, как воробей, Сгущёнкину последние новости, что он, мол, позвонил соседу, а тому срочно нужен человек за квартирой присмотреть – сторож. Платит мало, зато все блага цивилизации под рукой. Сегодня сосед ждёт. Нужно собираться и ехать.
Сгущёнкина долго уговаривать не пришлось, он передал тумбочку Шалтаю, взял у Куди ребёнка, и они шустро погрузились в машину.
Опасность миновала. Тоскливо заныло сердце. Сгущёнкин, сбегал на грядки и собрал последний урожай.
– Кудя, оставляю грядки на тебя, – сказал Сгущёнкин захлопывая дверцу машины.
Кудя к тому моменту вышла на крыльцо.
– Береги их!
Кудя кивнула. За её спиной замаячила фигура мужа.
– Не указывай моей жене! – гаркнул он.
Газ, рывок – поехали.
Сгущёнкин смотрел вперёд и прижимал к себе сына. Толя же глядел назад на удаляющийся дом, на занятную Кудю.
Из леса вышел Савелий. Малыш оживился, заулыбался и стал тихонько смеяться. Савелий растерянно смотрел вслед отдаляющейся машине. А маленький Толечка хохотал и вовсю махал ему ручками. Сгущёнкин поглаживал сына по спине.
– Ничего страшного, – успокаивал он оживившегося ребёнка. – Будет у нас другой дом. Всё будет…
Машина тряслась по ухабинам. Впереди ждал новый дом. А внутри Сгущёнкина роптало и пенилось новое чувство.
После испытанного унижения под окнами когда-то любимой женщины, Сгущёнкин понял, что, кроме жгучей ненависти и презрения ничего к ней не чувствует. Его душа требовала справедливости.
Шалтай без устали «трендел». Сгущёнкина, закаленного общением с Кудей, это беспокоило мало. Он думал о возмездии. Он представлял, как вонзает в бывшую жену знамя справедливости. Сгущёнкин так увлёкся сладкими мечтами, что не заметил, как проснулся Толечка. Шалтай, в отличие от Сгущёнкина, мечтаниям не предавался, его заливистый плач ребёнка несколько нервировал. Сгущёнкин же благоговейным взглядом смотрел вперёд, сквозь время и пространство.
Нервозность Шалтая дошла до точки кипения, он повернулся к Сгущёнкину, на несколько секунд выпустив дорогу из вида, и хорошенько толкнул его со словами:
– Эй! Папаня, чадо требует внимания!
Шалтай обладал мерзкой привычкой делать всё невпопад. Вот и сейчас он отвернулся от дороги на опасном перекрёстке, к которому на всех парах летел многотонный КАМАЗ. Старенькая «Дуся» с семейством Сгущёнкиных в салоне как раз пересекала траекторию движения титана мира авто.
