Как бы то ни было, 8 января 1994 года я побрил голову и стал монахом ордена Ниппондзан Мёходзи. Я не переехал на улицу Ротерта, как это сделали остальные монахи, а продолжал жить со своей семьей. Но я ушел с работы и стал ходить за подаянием на многочисленные тогда в Москве рынки. Иногда я делал это вместе с другими монахами, но чаще – сам, потому что у меня рос маленький сын, и свежие фрукты и овощи были нужны ему каждый день.
Меня продолжали забирать в милицию, а люди на рынках часто ругали за то, что я не работаю. Но я вырабатывал в себе кротость, по-прежнему воспринимая это все как психологический эксперимент.
А то, что я перестал заниматься журналистикой, помогло мне заняться писательством и глубже и поэтичнее относиться к слову. Впрочем, и своим журналистским способностям я нашел применение, выпустив газету о жизни нашего ордена. Называлась она «Выпрыгнувшие из-под земли». Это про нас, взявшихся ниоткуда буддийских монахов в христианской стране. Также я помог Сергею Коростелеву с редактурой его книги «Память о земле вечного спокойного света» – о его путешествии с Учителем в Японию в 1992 году.
Через полгода пришло время ехать в Японию. Сэнсэй решил, что в Японию мы поедем через Китай…
ПОКЛОНИТЬСЯ ДРЕВНИМ МАСТЕРАМ
Итак, мы, пять учеников Дзюнсэя Тэрасавы (четверо монахов и один мирянин), полтора месяца путешествовали вместе с ним по Китаю, без какой-либо туристической путевки, бок о бок с обычными китайцами, на местных автобусах и в вагонах низшего класса на поезде. Проделали путь от Урумчи на северо-западе страны до Шанхая на юго-востоке, откуда на корабле направились в Японию.
Маршрут нашего странствия был неслучаен. Исторически японские буддисты являются учениками буддистов китайских, поскольку Учение Будды пришло в Японию из Китая. Вот почему Сэнсэй повез нас учиться сначала в Поднебесную.
Маршрут передвижения по стране учитывал также пути, по которым буддизм попал в нее из Индии. Мы принципиально не пользовались воздушным транспортом, так как древние монахи странствовали исключительно по суше. Вместе с тем, у нас не было столько же времени, сколько было у них, чтобы передвигаться пешими тропами, поэтому, въехав в Китай из Алма-Аты, в начале нашего путешествия мы были жестко ограничены скудостью автомобильных дорог через пустыню Такла-Макан, составляющую значительную часть Синьцзянь-Уйгурского автономного округа.
Главной целью нашей поездки являлось ощутить благодарность мастерам прошлого, жившим в Китае и передавшим нам Учение Будды. Насколько глубоко каждый из нас пережил эту благодарность и не стал обычным зевакой, зависело от силы нашей веры.
Именно вера помогала увидеть и замысел Тэрасавы-сэнсэя в том, с какой последовательностью он показывал нам те или иные места, и замысел самого Будды в том, какие события происходили с каждым из нас в этом непростом, зачастую непредсказуемом путешествии.
Паломничество – это благодарность, а Китай – учитель Японии
16 августа 1994 г. Пересекли на автобусе казахско-китайскую границу. Повсюду дома из необожженных кирпичей, некоторые строения облицованы кафельной плиткой. Земля почти вся возделанная. Вдоль дороги много стоек с толстыми связками чеснока.
Ужинаем в придорожном заведении, построенном предельно просто – нет потолка, видна крыша, окна без стекол. Украшением служат цветы на подоконниках. Кухня отгорожена лишь низенькой перегородкой, что позволяет наблюдать за приготовлением пищи.
Едва отъехали от столовой, как автобус остановила милиция. Дело в том, что водитель по дороге посадил много пассажиров без билетов, получив с них юани. Автобус-то международный, «долларовый». Часа два длилось разбирательство. Милиционеры побили водителя прямо под окнами автобуса. А безбилетников увели в участок. Оттуда через некоторое время они выходили прихрамывая… Какой-то китаец, из местных, наблюдавший все это, сидя на лавочке напротив милицейского участка, тихонько хихикал. По мнению Тэрасавы-сэнсэя, милиция в прямом смысле выколачивала из несчастных деньги. «Бандиты! – крикнул он по-английски. – Ведь водитель помогал людям». Однако бабушка-турчанка, ехавшая с нами в автобусе, возразила: «У них хорошо – порядок».
17 августа 1994 г. И вот мы в Урумчи. Общаться с китайцами пытаемся при помощи разговорника и японских иероглифов (они совпадают с китайскими процентов на двадцать), которые Сэнсэй пишет на бумажках. Кстати, и сами китайцы из разных областей страны зачастую не понимают друг друга и общаются при помощи иероглифов: в Китае множество очень разных диалектов, а научить всех единому пекинскому оказалось не так легко.
Ищем гостиницу подешевле. Есть и такие, где селить иностранцев запрещено. За нарушение администрацию ждет большой штраф. В связи с тем, что гостиницы для иностранцев дорогие, решаем схитрить: взять четырех-, а не шестиместный номер; мы же с бритыми головами и в одинаковой монашеской одежде похожи друг на друга.
Ходим по рынку. Товары разложены на тележках, которые перевозятся вручную. Тут же столики с шашлыком, самсой, чаем. Каждый второй китаец тихонько напевает. Необычайно музыкальный народ.
Во второй половине дня отправляемся к буддийскому сооружению – пагоде. Едем на повозке, запряженной осликом. «Одна Колесница», – сказал Учитель. Мы одеты по-разному: кто – в монашеской одежде, кто – просто в майке. Хотя Сэнсэй считает, что монах должен всегда носить монашескую одежду, но на этот раз он напомнил о том, что Учение Будды – это Колесница для всех людей, независимо от того, монахи они или миряне и какую религию исповедуют. Перед пагодой расположен парк с фонтаном, «танцующим» под разную музыку. Как ни странно, нас встретили «Подмосковные вечера». На входе в парк выторговали два юаня (для иностранцев плата выше).
В другом парке, с пагодой под названием «Ступа[4] Драгоценностей», увидели также даосскую[5] площадку для молитвы – круглую, белокаменную, окруженную перильцами. Почтительно сняв обувь, поднялись по лесенке на нее, но тут же спустились: Сэнсэй объяснил, что на возвышениях, подобных этому, императоры Китая устраивали казни.
Возле пагоды – храм с росписью председателя Всекитайской буддийской ассоциации – четыре больших золотых иероглифа на черном фоне, над входом. Статуи в храме созданы и расставлены безо всякого знания, сооружение-то всего лишь современная стилизация под буддийский храм. Но это несущественно: во 2-й главе Лотосовой сутры говорится, что даже дети, рисующие Будду ногтем, уже прошли Путь. А вот пагода сравнительно древняя, она построена в 1785 году[6].
18 августа 1994 г. По-прежнему в Урумчи. Направились к Музею истории Китая. Все надписи на китайском и уйгурском языках, за исключением коротенькой заметки об оригинальном урумчийском способе сохранения древностей – и слов «Не фотографировать», написанных по-английски. Из-за этого запрета с нами и приключилась история.
В начале обозрения экспонаты были не очень интересные. Московский мирянин Андрей их фотографировал, и никто не обращал на него внимания. Но вот мы приблизились к бюсту Кумарадживы (344—413 годы) – известнейшего буддийского миссионера, наполовину уйгура, который лучше всех перевел с санскрита на китайский язык Лотосовую сутру, или, если давать полное название нашего священного писания, – Сутру о Цветке Лотоса Чудесной Дхармы. И стоило нам затем подойти к фотографии чайтьи[7] с его прахом и свитку Лотосовой сутры с главами о Бодхисаттве Самантабхадре (Всеобъемлющая Мудрость) и Бодхисаттве Авалокитешваре (Постигающий Звуки Мира), как появился служитель и запретил нам фотографировать. Андрей все же успел сделать важные снимки, можно было бы на них и успокоиться. Однако нас ждали неприятности. Украинский монах из Донецка Сергей не слышал предупреждения служителя и, увидев эти ценнейшие экспонаты, тоже решил их запечатлеть. Это переполнило чашу терпения служителей, и они потребовали, чтобы мы заплатили штраф, либо они засветят всю пленку, на которой также много других дорогих нам снимков. Сэнсэй сказал, что предпочтет сесть в тюрьму. Администрация музея вызвала милицию.
И вот мы, задержанные, сидим в служебном помещении. Время идет, мы опаздываем на автобус до Кашгара. Билеты, купленные заранее, нельзя сдать, а стоят они достаточно дорого. Наконец появляется офицер и увозит Тэрасаву-сэнсэя и Сергея в участок. Там они договариваются заплатить штраф, а пленку срочно проявить и вырезать из нее запрещенные кадры. Оказалось, что они и не получились.
Гуляя по Урумчи, мы заметили, что у малых ребятишек (как и у нищих) на штанах дырка для удобства отправления естественных потребностей. Андрей пошутил, что если у китайцев к шестнадцати годам штаны зашивают, то у нас наоборот.
Здесь многие, особенно дети, приветствуют нас по-буддийски: «Амита Фо»[8]. Сэнсэй сказал, что так в Китае закончился буддизм – когда стали почитать второстепенного Будду Амитабху, а не исторического Будду Шакьямуни, которому, собственно, и обязано современное человечество, поскольку именно через него и его сутры[9] оно получило Учение Будды. А дети, которых мы видим, уже и вовсе неверующие. Они просто «по приколу» повторяют то, что видят в боевиках про буддийских монахов. На севере Китая буддизм не существует даже формально, хотя в древности он здесь процветал.
