Антон накинул куртку и вышел из номера.
Особо деваться было некуда. Сидеть в холодном, неуютном холле, натыкаясь на недовольные взгляды заспанной дежурной, не хотелось. Натурные съемки проходили в маленьком умирающем городке, население которого едва составляло десять тысяч человек. Обшарпанные домишки, лепившиеся друг к другу, как мутировавшие соты, напомнили Антону родину. В голову настырно крались мысли-пауки: о матери, о брошенном ребенке-дауне и об Анне, чей неопознанный труп наверняка до сих пор лежит в морге равнодушного города Москвы…
Пока Антон бегал по территории заброшенного завода, где, по сценарию, произошла утечка не то радиоактивного топлива, не то штамма смертельного вируса, голова была восхитительно пустой – на тяжкие думы не оставалось времени.
– Антон, не надрывай ты так пупок, загнешься! – посоветовал Вдовин.
Они с Луценко откровенно халтурили, капризничали, требовали бесконечных перекуров, во время которых обольщали измотанную Рокси. Попытки, надо признать, были провальными. С Луценко, неожиданно решившим вернуть строптивую красотку, Рокси держалась натянуто. В кадре ей без труда удавалось имитировать неприязнь. Луценко играл бывшего мужа Рокси, жесткого командира спецгруппы, бросившего в пламя бесконечных военных передряг семейное счастье. Вдовин же по сценарию был безответно влюблен. Ей самой внимание обоих суперменов изрядно надоело, оттого она в свободные минуты держалась обособленно, без конца курила и куда-то звонила.
– А вы у него поучитесь, – прикрикивал на Луценко и Вдовина режиссер. – Его упрашивать не надо. В шесть как штык – на площадке, а вы раньше десяти не выползаете!
– Ну, мы это заслужили, – с ленивой злостью парировал Луценко. – Вот когда он поработает с наше, станет народным любимцем, тоже будет позволять себе поспать, пожрать от пуза, с бабой в койке поваляться да на съемку приходить, когда ему заблагорассудится…
– Здесь вам не армия, – жестко сказал режиссер. – Дедовщины нету. Никто за вас в кадре бегать не будет! Так что ноги в руки и бегом на площадку… Рокси! Рокси! Где тебя носит?
– Да тут я, – мрачно ответила Рокси, появившись откуда-то из темного закутка. – К труду и обороне готова, прямо как пионэр. Чего у нас там дальше? Нападение мутантов?
– Мутантов, мутантов… Подправьте ей грим. И давайте поскорее, я хочу эту сцену за сегодня снять.
– Чего ты так торопишься? – фыркнул Луценко. – Это же помещение, солнце не уйдет. Совсем нас загонял…
– А то ты не знаешь, сколько грим стоит?! – взорвался режиссер. – Один шрам – пятьдесят долларов, а на каждого мутанта их не меньше десяти надо! И гримировать полдня. Они тоже люди, не больно им охота с резиной на морде неделю ходить…
Луценко презрительно сплюнул на пол, показав свое отношение и к массовке, и к торопливости режиссера, но вовремя вспомнив, какими судьбами оказался тут, решил воздержаться от замечаний. Проходя мимо Рокси, он шлепнул ее по упругой попке.
– Шевели булками, подруга, – с напускной веселостью сказал он. – Оскара за просто так не дают!
– Ты охренел? – возмутилась она.
– А что такое? – наигранно изумился тот. – Раньше ты в восторге была…
– Отстань от нее, – грубо сказал Антон, приближаясь к ним.
Рокси изумленно дернула бровями, а Луценко от изумления даже рот открыл:
– Что ты сказал?
– Что слышал. Отвяжись от Рокси и вали на площадку. Мутанты заждались.
Луценко сунул свой автомат Вдовину и угрожающе надвинулся на Антона. На его лице заходили желваки. Выглядел он невероятно грозным, глаза сверкали, брови сошлись на переносице. Наверное, долго отрабатывал мимику перед зеркалом…
Антону стало смешно, губы непроизвольно расползлись в улыбке.
– Ты ноздри-то не раздувай, – сказал он, упреждая какую-нибудь пошлую фразу Луценко, вроде: «Я тебя урою, падла!» Или еще хорошая: «Порву задницу на британский флаг!» Или как вариант: «Вколочу тебе зубы в глотку!» Это для дешевых боевиков подходит. В жизни все проще: два-три матюка, и прямой хук в челюсть.
– Чего? – прорычал опешивший Луценко.
– Говорю: ноздри-то не раздувай, не на корриде. Я ведь на статус не посмотрю, настучу в бубен.
Антон распрямил плечи.
Будучи на десять лет моложе и гораздо крупнее Луценко, он выглядел куда внушительнее заплывающей жирком звезды. Луценко зло смотрел ему в лицо, и тут его взгляд неожиданно вильнул в сторону. Он расплылся в фальшивой улыбке и хлопнул Антона по плечу.
– А ты молодец, Тоха, прямо так вот на меня, на супергероя! И все, чтобы женщину защитить… Мы с тобой точно подружимся!
Луценко протянул Антону руку, и тот нехотя ее пожал.
– Ну что, бегом мочить мутантов? – весело воскликнул Луценко и вприпрыжку понесся к цеху, заменившему павильон, выкрикивая на ходу: – Кто последний, тот редиска!
– Идиот, – процедила сквозь зубы Рокси и, не глядя на Антона буркнула: – Спасибо. Достал уже, кретинозавр лысый.
Она подхватила свой автомат и неспешно пошла следом за Луценко на освещенную площадку, где уже надрывался в мегафон режиссер, сзывая актеров.
– Подружимся мы, как же, – вздохнул Антон и поспешил следом за Рокси.
В тускло освещенном коридоре гостиницы Антон нерешительно огляделся по сторонам.
Что делать? Идти вниз? В этой дыре даже бар по ночам не работал, это они со Стасом проверили в первый же день заселения. Гостиница – громоздкое обветшалое здание, насквозь продуваемое ветрами, стояла в частном секторе, даже автобусы тут ходили редко. Воспользовавшись паузой в съемках, Антон и Стас обшарили близлежащие улочки, с неудовольствием отметив отсутствие всяческих развлекательных заведений. Даже магазины поблизости были крохотными – типичные сельпо, с толстыми продавцами в унылых синих халатах, кутающимися в меховые безрукавки.
Топили в номерах скверно, душ был только в полулюксе, который, не без внутренней борьбы, режиссер отдал Рокси. Луценко подвывал под ее дверями пару ночей, налившись купленной в сельпо водкой, но певица не открыла…
Остальной состав съемочной группы селился по-простецки: по двое, трое и даже шестеро, в зависимости от комфортности номера. Душ тоже был один на этаж, без разделения на мужской и женский. Хорошо хоть туалеты в каждом номере!
Стас и Антон к спартанским условиям привыкли быстро, Луценко же требовал переселить его в люкс или хотя бы поставить в номер электрообогреватель. Люкс был занят заезжим бизнесменом, не намеревавшимся его покидать, а лишних обогревателей в гостинице не было. Оказавшийся в жизни не таким суперменистым, как в кино, Луценко быстро простудился, поминутно кашлял и тер нос, из которого бежали сопли…
Антон поежился и закутался в куртку.
Идти вниз не было смысла, разве что покурить на улице. В номерах курить не разрешалось, дежурная по этажу, похожая на комод средних размеров, обладала поистине собачьим чутьем и уже дважды прибегала со скандалом.
– У нас тут перекрытия деревянные, еще спалите все к чертям! – вопила она, рыская взглядом по углам в поисках пепельниц. – Кому курить надо, идите на улицу или на балкон, мы его не запираем! И никаких кипятильников! Захочите чаю – попросите у дежурной, у нас тут проводка на ладан дышит!
– Что-то я сильно сомневаюсь, что я захочу чаю настолько, чтобы спускаться за ним на первый этаж, – проворчал тогда Стас.
– Я так точно не захочу, – сказал Антон, под кроватью которого стояла банка с окурками. – Что за дикость? Как в каменном веке живем…
Однако после очередного визита разъяренного «комода» вся группа со вздохами отправлялась курить на балкон.
Днем и ночью старые рассохшиеся створки дверей визжали пружинами, хлопали так, что стекла жалобно дребезжали. Антону, спавшему ближе всех к балкону, приходилось несладко. И без того чуткий сон прерывали резкие звуки.
Нашарив в кармане сигареты, Антон пошел к балкону.
Там можно было спокойно посидеть на широких деревянных перилах, без риска свалиться вниз, в густую, некошенную бурую траву, уже выцветшую, покрывающуюся по ночам морозными колючками. Скамейками балкон оборудован не был, но члены съемочной группы притащили откуда-то несколько пластиковых кресел – теперь в импровизированной курилке стало относительно комфортно.
На балконе уже кто-то был.
Неясная фигура, укутанная в одеяло, сидела в кресле и пускала дым из ноздрей, слабо освещенных красной тлеющей точкой. Антон, совершенно не расположенный к разговорам, попятился, пробормотав что-то невнятное. Фигура повернулась к Антону всем корпусом.
– Антон, садись, – сказала упакованная в ватный кокон фигура голосом Рокси. – Ты единственный, кого я тут рада видеть.
Антон сел.
Честно говоря, рядом с певицей он чувствовал себя несколько скованно и неуютно. Статная и высокая Рокси выглядела настоящей амазонкой, на фоне которой образ Марии растушевывался, теряясь во мраке. Не то чтобы чувства к жене ослабели, но… привычка, та самая пресловутая привычка, о которой талдычила разлучница в фильме про вечную любовь и белых голубей, будоражила охотничий инстинкт. На съемках Антон провожал взглядом молоденьких старлеток, в спортзале они со Стасом охотно комментировали фигуры девиц в обтягивающих лосинах. Здесь же, где единственным достойным объектом охоты была Рокси, все внимание особей мужского пола доставалось ей. Антон искренне жалел, что постельные сцены с гордой красоткой достались не ему.
