Здесь примечательны два момента сразу. Во-первых, представление о справедливости поддается подтасовке, аргументации, становится предметом специально направленной агитации и пропаганды. Во-вторых, каждый из противников стремится выглядеть справедливым в собственных глазах. Ему мало просто убивать и грабить, он бы еще хотел, чтоб это было справедливо. Зачем? А тогда у него нет никаких сомнений, он не отвлекается на рефлексии, он проникнут сознанием необходимости делаемого дела, ему легче и готовнее совершать подвиги, рисковать и жертвовать жизнью и вершить свои максимальные действия.
При прочих равных – каждый предпочтет быть еще и справедливым. Так ему на душе комфортнее. И – это множит его силы, укрепляет его дух, придает уверенности и напора.
Так. И вот осадили превосходящими силами маленькую крепость врага. Гарнизон отбивается героически, нанося потери многочисленным нападающим. Последних героев захватили живьем. Их можно тут же перебить, и даже предать казни мучительной – это справедливо, вон сколько наших перебили, гады. А можно с почетом отпустить: их очень мало, ничего они в войне не решают уже, но дрались храбро, свой долг выполняли бесстрашно, несправедливо зря теперь губить храбрецов, они ведь ни в чем не виноваты – война есть война; и такое милосердие тоже будет справедливо. Храбрый, стойкий, верный – заслуживает жизни, это справедливо. И вот вам две справедливости – подход зависит от степени ожесточения сторон, традиции, личных симпатий, личности военачальника.
Но в любом случае присутствует ощущение и осознание того, что ты делаешь добрый поступок. Благой, правильный.
Ага. Справедливость – это добро? стремление к добру? утверждение торжества добра?
Сейчас. Око за око, зуб за зуб, жизнь за жизнь. Зло порождает зло и наказывается злом. Обычные формулировки: «Суров, но справедлив», и даже: «Жесток, но справедлив». Справедливостью мы признаем воздаяние мерой за меру. Как ты, так и тебе. Казнят убийцу, боится он, не хочет, выкручивается, – а все-таки признает, что это справедливо.
Справедливость – это равновесие между поступком и воздаянием? Похоже. Допустим. А где те весы, где та рука, которая взвешивает? Божья? А вот не надо: вам привет от священников всех армий, когда-либо воевавших друг с другом, уж так они все убеждали свою сторону, что Бог и справедливость за них, что спасу нет.
Так. А давайте скажем: справедливость – это торжество морали, мораль в действии, стремление к постоянной реализации морали в жизни. (См. «Мораль».) А мораль – это идеал человеческих взаимоотношений и вообще идеал мироотношения. Но беда в том, что для понимания сути справедливости это нам ничего не даст, ничего не объяснит – кроме еще одного напоминания, что идеал, по сути своей противопоставленный реальности, принципиально недостижим, и, следовательно, справедливость тоже недостижима. Ну и что?
Справедливость рассматривает предмет (обычно человека) не изолированно – его качества, особенности, поступки берутся во взаимоотношениях с окружающим миром и в сравнениях с аналогиями. Можно сказать: справедливость – это идеал взаимоотношений человека (предмета) с системой (миром).
И эти взаимоотношения должны находиться в некоем моральном равновесии: добро за добро, зло за зло, наказание за преступление. Какое-то качество предмета (доброта, скажем) должно находиться в равновесии с некоторым богатством и здоровьем, а злобу хорошо бы совместить с несчастьем.
Словно есть какое-то количество наложенных друг на друга, но не совпадающих диаграмм, и в какую точку ни ткни – одной точке любой диаграммы должны соответствовать и все остальные точки той же самой диаграммы. Бандит – тюрьма, красавица – любима, доброта – благодарность, талант – слава, и т. д.
Это здорово, и в это можно углубляться, но по этой дорожке мы не пойдем, потому что она никуда не ведет. Эти условные, воображаемые, вымышленные самими людьми «диаграммы» не совпадают с данностью, с Бытием, вот в чем проблема.
Наши представления о справедливости и несправедливости кое в чем не совпадают с данностью Бытия, частью которого мы сами являемся и изменить которое – кое в чем, опять же – мы никак не в силах, как не в силах изменить закон тяготения, скажем.
Расхожие примеры. Несправедливо, что лучшие обычно умирают первыми. И вообще несправедливо, что люди, такие умные и хорошие, умирают, и живут-то недолго, меньше ворона или черепахи. Несправедливо, что таланты при жизни обычно подвергаются гонениям. Несправедливо, что хитрые, бесчестные и черствые больше преуспевают в делах, чем честные и добрые. Несправедливо, что одни рождаются умными, сильными и красивыми, а другие посредственными и убогими. Несправедливо, что женщины рожают в муках, а мужчины только получают удовольствие. А волки безнаказанно едят зайцев.
Короче, природа во многом не соответствует нашим представлениям о справедливости. Мы можем понимать, вздыхать, смиряться, но многие неизменяемые вещи не можем признать справедливыми.
Закономерно, естественно – и справедливо – это вещи разные. Не всегда. Но нередко. И вот это расхождение естественности и справедливости – принципиально и многое помогает понять.
Наши представления о справедливости во многом смещены от природного порядка вещей. Т. е. нереалистичны, нежизненны.
Это означает, что мы недовольны существующим порядком вещей. И нам потребно, чтоб было иначе. И мы хотели бы, чтоб мир был кое в чем иным. И это желание имеет следствиями некоторое стремление к установлению справедливости, т. е. к переделыванию мира. Для чего мы природой и предназначены. Наша избыточная энергетика – способ и средство передела этого мира.
Справедливость – это аргументация стремления к тому, чтоб мир был не таков, каков он есть. Это стремление к идеалу системы взаимоотношений «предмет – мир». Причина и основание существования этого идеала – в том, что мы всегда можем помыслить положение иным, у нас всегда есть хоть капля сил сделать минимальное усилие в том направлении, чтоб изменить существующее положение – уже тем хотя бы, что мы хотим иначе, что мы недовольны сущим.
Какие-то несправедливые вещи и события могут не иметь к нам лично ни малейшего отношения. Нет нам до них дела! Но, кипя жаждой справедливости – мы едем воевать за свободу чужой страны, или собираем деньги в помощь обиженным, или заступаемся за слабого и невиновного. Мы вмешиваемся в жизнь, совершаем действия, изменяем что-то в мире – чего не стали бы делать, не имей представления о справедливости. «Да провались все, мир не переделаешь…»
Вот в чем суть справедливости. Мир не переделаешь, но мы все равно переделываем. Наши чувства жаждут вмешательства в мир – а наш разум обосновывает это стремление.
Ну, а как же быть с первобытным охотником, просящим прощения у убитого кабана, или убийцей, сознающим справедливость своего конца? А справедливость – это не такое простое и однозначное чувство, как может сначала показаться, в него привходит целый ряд мотивов. Один из них – «как мне, так и всем, как всем, так и мне» – это стремление к равенству и равновесию с окружающей средой и, тем самым, к безопасности: я никому не врежу, и мне тогда никто не вредит. Другой из них – инстинкт выживания рода и вида: да, я внутренне признаю, что мне надо сделать козью морду, потому что я действительно сделал плохо другим, а выживать надо всем, так что они имеют полное право сделать бяку теперь надо мной.
Вот все эти три перечисленные теперь мотива и определяют, в основном, каким желает видеть человек соотношение системы «предмет – мир», каковое соотношение в идеально-желаемой ему форме и называется обычно «справедливостью».
«Этюды о совести» составили бы прекрасную и нравоучительную книгу. Эта книга сводилась бы к тому, что поступать надо по совести, что и так все знают. А почему вообще надо поступать по совести, и что такое сама эта пресловутая совесть, и для чего она нужна?
Вот русская творческая интеллигенция XIX века была «поколением людей с больной совестью»; Достоевский особенно. Что они говорили? Что куда ни плюнь – все равно что-нибудь сделаешь не так, кому-нибудь причинишь зло, обиду, несправедливость: посмотри получше по сторонам – и всегда найдешь причины для беспокойства совести. То есть мир нравственно несовершенен, и хороший человек всегда должен поэтому мучиться совестью – уже потому, что сосуществует с гадостями, как-то с ними мирясь. Идеал человека с больной совестью – это святой.
А идеал человека без совести – это Нерон или Калигула: да твори ты все, что хочешь – умей быть выше всех и косить головы для своего удовольствия.
1. Без совести жить, конечно, легче. Ничто не грызет, не мешает действовать в собственных интересах. С точки зрения достижения внешней цели – совесть нерациональна, антипрагматична. Да если человек хочет добиться чего-то значительного – на фиг ему совесть, нужен расчет.
