Он, видимо, из-за этого очень волновался, смотрел на миссис Ганди в упор, сжимая в онемевших руках карабин «Стэн». И вдруг, совершенно неожиданно, госпожа премьер-министр будто бы услышала голос отца. Всего два слова «будь храброй». Неру нередко наставлял дочь таким образом, но только при жизни. И лишь сейчас впервые фраза эта, короткая, но пронзительная, долетела из иного мира. Будь храброй…
Она остановилась, обернулась.
– Натху, дальше не нужно. Иди в дом, помоги Соне готовить стол к ланчу. Да, и разбудите Приянку! Учитель всё время жалуется, что она поздно просыпается и зевает на занятиях. Пригрози, что я с ней ещё вечером поговорю…
– Слушаюсь. – Старик покорно закрыл кружевной розовый зонтик, сделал шаг назад. – Госпожа Соня просила меня приглядеть за дочкой.
– И ты, Рамешвар, тоже свободен.
– Но я обязан…
– Иди, я сказала! Всё, меня ждут.
Убедившись, что телохранитель и камердинер направились к жилой половине, Индира подошла к калитке. Охранники вытянулись перед ней.
– Намастэ!
Миссис Ганди сложила руки в приветствии, склонив по обычаю голову. Охранники ответили. Все. Нет, почти все. Сатвант нащупал спусковой крючок. Беант привычным движением распахнул калитку.
Она до последнего не верила, что такое может произойти, – несмотря на все предупреждения. Когда Беант успел выхватить револьвер? Ведь только что его руки были свободны… Ярко даже при солнечном свете сверкнул огонёк в маленькой и в то же время бездонной дырке дула. Потом ещё один, второй, третий, четвёртый. Он заранее, незаметно расстегнул кобуру и правой рукой, которая только что салютовала премьер-министру, моментально обнажил оружие.
Перепуганные птицы взметнулись кверху с газонов и ветвей. Рамешвар Дайял, который ещё не успел уйти далеко, замер, словно не поверив своим ушам. Через мгновение он бросился назад, и тут Сатвант Сингх, словно очнувшись, открыл огонь из «Стэна». Еле удерживая сильно дёргающийся, непослушный, обжигающий руки автоматический карабин, он строчил вниз и думал, что всё это снится. Думал и в то же время очень тщательно посылал пули короткими очередями, хотя в том уже не было нужды. И только когда Рамешвар, подбежав, вышиб у Беанта револьвер, а на самого Сатванта сзади навалились Хумаюн с двумя другими охранниками, он прекратил стрелять…
… В салоне вертолёта было недостаточно светло. Кальпана Бхандари надела очки, хотя, как правило, обходилась без них. Она углубилась в изучение документов и писем, поданных Сумитом Сингхом, личным секретарём и родственником Джиотти. Время от времени племянник мужа перебрасывался короткими фразами со штурманом и радистом. Рядом с Кальпаной сидели военные в чинах субедара[169] и хавалдара;[170] оба напряжённо смотрели в иллюминаторы.
Сама Кальпана понимала, что мосты сожжены, и она ничем помочь ни себе, ни другим сейчас не сможет. Потому и, воспользовавшись подходящим моментом, чтобы просмотреть почту. Рокотал двигатель, вращались пропеллеры, вибрировали стены, но всё это не мешало Кальпане быстро читать, делая остро отточенным карандашом пометки на полях. Время от времени она останавливалась в раздумье, покусывала карандаш, и в один из таких моментов ощутила жгучую, пронзительную боль в животе.
Кальпана остановившимся взглядом посмотрела на военных, на Сумита Сингха и других летевших с ней в Пенджаб, но сказать ничего не успела. Облизнув сухим языком посеревшие губы, она вдруг согнулась над откидным столиком – кинжальная боль, на секунду отпустив, вновь разорвала внутренности. Карандаш по бумагам скатился и упал на пол, очки мягко стукнули по колену.
Кальпана не понимала, что происходит, потому что несколько минут назад была абсолютно здорова. Боль, новая, не похожая на родовые схватки, на ожоги и ушибы, терзала её. Как живая, накатывалась и отступала, подчиняясь каким-то своим, неведомым правилам. На Кальпану словно обрушился град раскалённых камней, и она схватилась за живот, где боль вспыхивала особенно яростно. Субедар, младший офицер, которого, кажется, звали Махендра, приподнялся.
Потом спросил, предварительно кашлянув:
– Виноват… Вы нездоровы, Кальпана-джи? Вызвать доктора?
– Нет… Кажется, не нужно. Всё прошло.
Кальпана действительно больше не страдала. Она осторожно пошевелилась, потом уселась в кресле поудобнее. Только после этого взглянула на часы – они показывали девять двадцать утра. Вертолёт следовал на северо-запад, и внизу струились реки, змеились дороги, зеленели поля. Солнце светило в иллюминатор и ласково грело её вспотевший висок.
Врач, летевший с ними, и сам заметил неладное. Перемолвившись с Сумитом Сингхом, он в два шага добрался до Кальпаны. Не спрашивая разрешения, взял её за запястье, потом достал тонометр. Миссис Бхандари не возражала, напротив, ей хотелось узнать, мнение доктора по поводу странного приступа.
Она успокаивающе улыбнулась и хотела поподробнее описать своп ощущения. Но в это время Сумит быстро прошёл, почти пробежал мимо них с доктором Нараяном к кабине пилотов. Когда секретарь вышел оттуда, красивое лицо его было серым, как глина. С трудом передвигая ноги, всегда ловкий, быстрый, совсем молодой парень еле доковылял до кресла.
Усевшись напротив женщины за столик и закрыв лицо ладонями, он глухо произнёс:
– Кальпана-джи, в премьер-министра стреляли!
– Что?..
Миссис Бхандари, всё ещё слабая и невнимательная после слупившегося с ней недавно, вскинула на него глаза. В зрачках дрожали две крохотные солнечные точки.
– Стреляли? Когда?..
– В девять часов десять минут, на территории резиденции… сотрудники охраны, которые несли там службу. Положение практически безнадёжно – двадцать пять пулевых ранений. Это сделали сикхи, Кальпана-джи!..
– Беант?
Миссис Бхандари сразу же вспомнила свои разговоры с мужем, с его агентами, внедрёнными к бандитам, с самой Индирой.
– Да. И ещё один, Сатвант Сингх, констебль. Он ранен в позвоночник и арестован. Беант убит при попытке оказать сопротивление.
Сумит, сам сикх, казалось, был на грани обморока. Врач Нараян, слышавший всё своими ушами, не сразу обрёл способность говорить.
– Её превосходительство ещё жива? – спросил немного погодя доктор, чувствуя, что язык плохо ему повинуется.
– На момент передачи радиограммы была жива. Доставлена во Всеиндийский институт медицинских наук. Вероятно, уже идёт операция.
– Скорее всего, она находится без сознания, – прошептал Нараян. – Кальпана-джи, я сразу предупреждал, что надежды на спасение нет. Если только случится чудо…
Нараян махнул рукой, поднялся с кресла и ушёл в конец салона. Там он схватил свой китель, свернул его вчетверо, уткнулся в ткань лицом и, не стесняясь, разрыдался.
– Командир спрашивает, какие будут распоряжения, – нарушил молчание Сумит
Сопровождавшие Кальпану военные и её сотрудники уже обо всем знали, но ничего не говорили друг другу, а только смотрели на неё и ждали.
– Желаете вернуться в Дели или продолжить путь?
Кальпана ответила через минуту, но и ей, и остальным почудилось, что прошла целая вечность. Каждое мгновение будто раздвинулось до размеров дня, и из них сложились недели, месяцы, годы…
Она видела Инду Неру в белом платье, с чёрными кудрями до плеч, марширующую во главе «Ванар Сена» – детской «обезьяньей бригада», с кулачком, по ротфронтовски вскинутым к плечу. Потом она же, уже девушка-студентка, сидя на траве, зачарованно слушала Рабиндраната Тагора в университете Шантиникитане, у речки Копаи. А Кальпана, молодая мать, приехавшая повидать сестру вместе с мужем Рамом, тайком наблюдала за Божественным Гуру и его ученицами из-за ствола раскидистого дерева.
Несколько лет спустя супруги Бхандари впервые выехали в Англию и навестили Индиру в Оксфорде, где она вербовала добровольцев для республиканской армии в Испании. Кальпана тогда с трудом удержала Рама, рвавшегося на помощь героическому народу.
Глядя перед собой остановившимися, остекленевшими глазами, Кальпана Бхандари вспоминала осень сорок четвёртого, проливной дождь, расползающуюся под босыми ногами дорогу. Они с Индирой, укутанные в тёмные шали, пробирались к воротам тюрьмы, куда согласно уговору охранники должны были ненадолго вывести Джавахарлала Неру. Индира прижимала к себе ребёнка, которому было меньше двух месяцев, только что завёрнутого и успокоенного опытной в таких делах Кальпаной.
– Ты уверена, что нас туда пустят? – Инду, повернув к Кальпане мокрое лицо, двумя пальцами заправила за ухо вьющуюся прядь волос.
– Минуты две-три будет для того, чтобы перемолвиться. Рам сказал, что нужно подойти к воротам, – там есть фонарь. Неру выведут из машины как раз в том месте, и ты успеешь показать ему внука…
– А конвой?
Индира, неуловимо изменившаяся после счастливой поездки в Бомбей, где и родился младенец, боялась не за себя, а за него, мирно спавшего у её груди.
