Все это промелькнуло мгновенно, я даже не успел понять, что действительно там побывал. В ушах непрестанно звучала Free as a bird[32]. Понимать что-то я начал только тогда, когда на пляже Фукуока увидел сидящего Костю.
– Ну, привет, – начал я.
Костя совершенно не удивился, увидев меня. Казалось, он ждал меня, будто мы заранее договаривались здесь встретиться.
– Что-то ты долго, – все с той же легкой грустью усмехнулся он.
– Раньше не получалось, надо было все реалистично обставить, – не без гордости заявил я.
– А что ты считаешь реалистичным? – Костя привычно пригвоздил меня к месту своим вопросом.
– А ты? – Я решил не оставаться в долгу.
– Пойдем пройдемся. – Он мотнул головой в сторону уходящего вдаль пляжа.
Утопая в песке, я едва поспевал за широко шагающим Костей. Не оборачиваясь, он заговорил, как будто продолжая нашу беседу в самолете:
– Мы все опутаны мифами. Мы пытаемся жить по правилам, хотя эти правила полностью идут вразрез с тем, чего хочется по-настоящему. А то, чего мы очень хотим и к чему мы привязаны, приносит нам больше всего страданий – вот, например, любовница, как только ты начинаешь к ней привязываться – это означает, что отношения выходят из фазы удовольствия и входят в фазу взаимных мучений, и так во всем!
– Как это? Если мне что-то доставляет удовольствие, каким образом оно будет приносить мне мучения?
– Очень просто! Либо когда ты не будешь получать такое же удовольствие, как раньше, либо когда ты просто не будешь получать никакого удовольствия, ну, или когда удовольствие не будет соответствовать уровню твоих ожиданий!
– А если я счастлив оттого, что меня ничего уже не мучает?
– Ты думаешь, что убежал от всего, что тебя мучило, и так решил все проблемы?
– Я просто не мог их больше выносить!
– И теперь счастлив?
– Наверное, счастлив, – быстро просканировал я свои ощущения. – Хотя не совсем. По Вике скучаю.
– И если она вот прямо сейчас тут появится, ты сразу же будешь считать, что счастлив?
– Да, – ни секунды не сомневаясь, ответил я.
В этот момент кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся. За моей спиной стояла Вика, ее всегда улыбчивое лицо было печальным, губы дрожали, а в глазах стояли слезы.
– Как ты мог так со мной поступить! – с горечью бросила она. – Я так тебе верила!
Я беспомощно оглянулся на Костю. Как он это подстроил?
– Так исходя из чего ты считаешь, что счастлив? – довольно насмешливо спросил Костя.
Не успел я ни удивиться, ни ответить, как вдруг откуда-то издалека услышал знакомый голос:
– Пожалуйста, убедитесь дополнительно, что ваш ремень безопасности пристегнут, все электронные приборы выключены, спинка кресла в вертикальном положении, столик убран.
Я вздрогнул, открыл глаза и увидел сидящего рядом со мной в синем кресле Костю. За его плечом в иллюминаторе было видно, как наш самолет, вынырнув из грязно-серых ватных туч, завершает разворот у Константиновского дворца, направив нос на посадочную полосу Пулково.
– Так исходя из чего ты считаешь, что счастлив? – все так же насмешливо повторил Костя.
Я с ужасом взглянул ему в глаза. У меня было четкое ощущение, что Костя не только знает мой сон, но и имеет к нему самое непосредственное отношение.
– Наверно, исходя из ограниченной картинки, которую вижу, – ляпнул я первую пришедшую мне в голову связную мысль.
– Точнее говоря, исходя из своих иллюзорных представлений о счастье, которые ты проецируешь на эту самую ограниченную картинку, – состроил Костя сочувственную гримасу.
– Так ты хочешь сказать, что мое счастье несбыточно? – уточнил я на всякий случай.
– Твое счастье слишком смахивает на комфортное существование рафинированного эгоиста. И в этом формате оно абсолютно несбыточно! – безапелляционно отрезал он.
– То есть ты хочешь сказать, что я сам во всем виноват? – чуть не поперхнулся я.
– Без сомнения! Особенно если надеешься, что, убежав, решишь свои проблемы!
– Но ты ведь сам убежал! – вдруг пришел мне в голову убийственный контраргумент.
– Вернее так, попытался убежать, – кивнул Костя, – не вышло… Помнишь, что говорил парень из мотеля «Бейтс»? People never run away from anything. We all are in our private traps, clamp in them…[33]
– Так вернись, в чем вопрос? – Я не понял, о каком мотеле идет речь, и решил в ответ съязвить, одновременно примеряя на себя Костину ситуацию. Ответ был прост: на его месте ни за какие сокровища мира я не вернулся бы обратно.
– Возвращение ничего не решит, да это уже никому и не надо, – опустил глаза Костя. – Жена меня ненавидит, врагом считает, – грустно вздохнул он. – Жаль!
– Что жаль? Что ты не можешь вернуться или что она тебя ненавидит?
– Что мой поступок стал причиной ее ненависти.
– Подожди, – внезапно дошло до меня. – Так, значит, ты не ушел бы… просто для того, чтобы она не стала тебя ненавидеть?
– Не совсем, но в том числе и поэтому. Правда, чтобы это понять, мне пришлось сначала уйти… Вообще, знаешь, я ей очень благодарен!
– За что?
– Так она же мне наглядно продемонстрировала, что в жизни совсем нет того счастья, наполненного радостями и удовольствиями, как мне всегда хотелось! Да и то, что нет этого самого счастья нигде, кроме как в тебе самом!
– Как это нет? – вытаращил я на Костю глаза. И это заявляет человек, живой пример сбывшейся мечты о счастье?
– Помнишь у Пушкина: «На свете счастья нет, но есть покой и воля»?
– Конечно помню…
– А ты подумай над смыслом, только не торопясь!
– Подумать-то я подумаю, а вот делать-то мне что? – не выдержал я.
– Все очень просто! Тебе самому надо измениться – внутри себя счастливым стать! А ты все надеешься, что-то волшебное случится или Санта Клаус вдруг явится и на тебя из своего мешка счастье вывалит!
– Но ведь так все и произошло! Я встретил девушку, стал счастлив! Сразу все перевернулось! Раньше я жить не хотел, а теперь как будто у жизни полюс поменялся. С негатива на позитив!
– Макс, – покачал головой Костя, – главное – не принимать кажущееся счастье за реальное! А настоящий позитив – это когда ты позитивно воспринимаешь любой негатив и, главное, чувствуешь, что все в мире имеет один вкус!
– Да, ладно! Как я могу чувствовать, что моя жена-инквизитор и нежная милая девушка имеют один вкус?
– Один из мудрых людей сказал: зачастую одни и те же образы, что мы видим перед своими глазами, мы склонны оценивать по-разному.
– Но эти образы не одинаковы… жена, которая за последнее время слова доброго не сказала, и даже кажется, что она только и думает, чтобы мне побольней сделать!
– Ты думаешь, люди причиняют тебе боль по своему желанию? Не будь так наивен! Все вокруг – марионетки, их толкают твои желания, а твое желание счастья просто катализатор, запускающий реакцию изменений вокруг! Ты ведь сам захотел, чтобы твоя жизнь поменялась? Признайся, ведь сам?
Я кивнул:
– Конечно сам! А что, не надо было?
– Надо – не надо, уже не важно! Это все равно случилось, ты ведь можешь только на будущее влиять, – усмехнулся Костя. – Вперед надо смотреть…
– Я и смотрю! И очень надеюсь, что счастья своего уже не упущу!
– В этом и есть основная проблема – в надежде! Пока ты надеешься, что будешь счастлив, у тебя есть страх, что ничего не получится, а если есть страх – ты уязвим. Пребывая без страха в душе, ты достигаешь края ухода от скорби. Только тогда ты станешь по-настоящему счастлив.
Я ничего не понял, но продолжать задавать глупые вопросы смысла не имело.
– Ты спросил, что тебе делать, – чуть прищурился Костя. – Так вот – ничего! – как отрубил он. – Просто старайся не поддаваться иллюзиям, не жить во сне. Ладно, давай, увидимся еще, – улыбнулся он и протянул руку.
Пожав ему руку, я почувствовал, что там есть что-то еще.
– Это тебе, на память, – улыбнулся он, заметив недоумение на моем лице.
Пока я разглядывал полученный в подарок медальон с двумя странными животными, Костя, почти как в только что случившемся сне, стремительно растворился в водовороте пулковской толпы, а я медленно направился на стоянку, на каждом шагу стараясь убедиться, что все вокруг происходит на самом деле. Усевшись в машину, я все еще не пришел в себя. Я повернул ключ и с облегчением вздохнул: заиграл сборник лаунжа именно там, где он остановился, – на песне Love is a Loosing Game[34]. Для верности я еще потряс головой. На сон вроде было совсем не похоже, но чтобы еще раз в этом убедиться, я достал Костин медальон и повесил его на зеркало заднего вида.
Тут, прямо как у Чуковского, зазвонил телефон. Я на секунду зажмурил глаза и осторожно взглянул на экран. Это был Вадим. Я выдохнул и медленно поднес трубку к уху:
– Привет! Ты что там, спишь? – Вадим был, как всегда, бодр. Одно это уже вселяло оптимизм.
– Привет! Можно сказать, что сплю. – Иронию, кроме меня, мог оценить только Костя.
