Русланочка бродила среди них – незамеченная, сразу принятая, в своей среде, в своем сумеречном огнистом мире. Музыка, словно ровный серебристый луч, выстреленный в небо, теперь вибрировала в воздухе, раскатываясь по пустынным ночным пляжам, ложась в темноту над спокойной черной водой. Рядом проходили люди – босиком, в топах от купальников и шортах, лоснящиеся от свежего загара и масла – с обветренными покрасневшими лицами и посветлевшими и закучерявившимися от морской соли волосами, держа в руках сигареты, жестянки с энергетическими напитками и пластиковые бутылки с минералкой. Кто-то касался ее, кто-то несильно толкал, кто-то, обходя с подносом, приобнимал за талию. Это был мир молодых, здоровых и красивых, и она наконец ощутила себя частью этого мира и шла по нему – не через экран ноутбука, не вдоль полосы прокрутки с шаблонными значками вместо эмоций и чужими изображениями вместо лиц. Этот мир, настоящий, пульсировал вокруг низкими частотами, пах, касался, клубился вокруг нее, мерцал выстрелами стробоскопов, стелился под ее ногами вечерней прохладой, засыпался песком в босоножки.
На сцене в виде яйца зажглись дополнительные огни, и за пульт встал молодой человек с черными волосами, в белой футболке и с наушниками на шее. Приподняв приветственно руку, он подождал примерно полминуты, когда затихнут визги и свист. Музыка, звучавшая до сих пор скорее как фон, теперь загремела втрое громче и словно взяла всех танцующих в кольцо – распростерлась из динамиков почти осязаемым низкочастотным рокочущим бубликом.
– And now… performing… DJ… Priiiinz! – раскатисто и торжественно, как на ринге, объявил кто-то невидимый со сцены, и юноша в белой футболке снял наушники с шеи и приложил их, чуть склонив голову набок, к левому уху, нажимая правой рукой на пульт.
Земля без тебя… – запел женский голос, толпа дернулась, завыла и подняла руки.
Это была ее песня…
Алмазы в ночи ты подойди, детка, подойди… – это уже говорил он сам. Живой голос звучал чуть сдавленно, через микрофон было слышно каждое движение воздуха в пересохших от солнца губах, была слышна солнечная тяжесть минувших дней, пересыпанных песком, морской солью и солнцем в сумасшедшем пьяном ритме круглосуточного праздника.
Расталкивая толпу, Русланочка подошла вплотную к сцене и протянула руки, извиваясь, приседая и запрокидывая голову – так, как мечтала, так, как заставляла свое тело работать, когда задеревеневшие мышцы не слушались и больничный пол в линолеуме сам бросался ей то на колени, то на ладони, влажно шлепая и пованивая хлоркой. Теперь она стояла, двигалась и была – лучшей.
Диджей заметил ее, одобрительно кивнул, затем два других парня, которых Русланочка до сих пор не видела на сцене, подошли к краю и, присев, подозвали ее еще ближе, опустились на корточки и смотрели на нее, как смотрят в аквариум или бассейн в дельфинарии.
Нижняя часть сцены была обтянута рекламным плакатом, который крепился на своеобразной шнуровке, и с краю шнуровка немного разошлась – обнажая куски металлического каркаса. По нему, как по лестнице, Русланочка полезла к ним наверх. Из толпы тут же отделилось несколько девушек и хотели полезть следом, но секьюрити осадили их.
Ты меня не жди не жди не жди…
Просто подойди… иди… иди… иди…
Димон вышел из-за пульта, и, обняв Русланочку за плечи рукой с микрофоном, пел уже ей одной, на ухо. А его записанный в студии голос – с каждой изученной, узнаваемой до дрожи интонацией, обнимал уже их двоих и словно раскачивал. Они стояли, будто в космической ракушке, выстеленной синими и розовыми лучами. Вокруг все полыхало, извивалось, вращались перламутрово-серебристые шары по краям сцены, и откуда-то снизу полыхали высокие, похожие на гейзеры, факелы. И потом возникла пауза, микрофон дергался в его руке, в кожаном браслете, знакомом до сладких пузырьков под сердцем, в том самом, сейчас у ее губ, и слова она знала, конечно, да что там знала – слова этой новой песни сопровождали ее ежедневно во всех мелких бытовых заботах, прокручивались мысленно с щелчком выключателя и стуком двери, чеканились вместе с шагами, даже сливались водой в туалете. Но Русланочка не могла вымолвить и слова – воздух не шел, там, выше, над сердцем и до самых губ царил вакуум.
Рука напряглась и отшатнулась, Димон запел сам, улыбаясь в толпу.
Потом Русланочке помогли спрыгнуть со сцены, над лицом нависли хищными мордочками объективы фотокамер, и стройные молодые люди в обтягивающих футболках становились на колени, забирались на пластиковые стульчики, все одинаково щурясь и криво приоткрыв рты, будто целились, чтобы выстрелить.
Русланочка отошла к бару, протиснулась к стойке, заказала тоник с лаймом, вынула телефон и написала ему:
Устав от любви, мы встретим рассвет…
Картин постоянства больше тут нет…
Сегодня мы искры, а завтра мы слезы…
И, на удивление, он ответил очень скоро, почти сразу:
«О ты тут, детка?»
Русланочка наблюдала, как он стоял за столиком с диджейским оборудованием, курил, пил минералку и изредка бросал заинтересованно-ожидающие взгляды в толпу. Его телефон лежал на чьей-то футболке, повернутый в ее сторону, и Русланочка видела, как ровным аквамариновым светом вспыхнул дисплей, принося ее эсэмэску. Как будто зажегся сигнал светофора. Аквамариново-зеленый свет ей.
После того танца под сценой – сил почти не оставалось. Все-таки она была очень слаба. К тому же позади остался тяжелый день – переезд маршрутками через весь Крым, жара и страх неизвестности. А впереди радиоактивным фосфоресцирующим сиянием брезжило еще самое главное.
«Завтра… – думала Русланочка. – Завтра я стану его женщиной…»
Вдоль самой кромки воды кто-то поставил ряд пластиковых стульев, и она опустилась в один из них, влажный, возможно, после ночных купальщиков, и вытянула ноги, так, как садилась на раскладном стуле в осенних лесопарках с родителями: только теперь пахло большой черной водой и далекой пряной шашлычной гарью, и ночное небо, как провисший прохудившийся шерстяной платок, едва удерживало звезды, и пляж под ним, казалось, немного шатался и кружился. Тут музыка звучала так же громко, как на танцполе, но каким-то образом слышно было и нежную возню воды у ног, и возгласы и брызганье невидимых купальщиков, и пиликанье чьего-то телефона.
Похлюпывание воды у берега в штиль – такое же бессмысленное и прекрасное, как лепетание маленького ребеночка – похожие, но ни разу не повторяющиеся звуки, – думала Русланочка.
«Как бы я хотела родить ребенка своему мужчине…»
Влюбленные парочки, обнявшись, умиротворенно склонив головы, бродили по щиколотку в воде, постепенно исчезая в темноте, словно за рядами полупрозрачных черных занавесок. В море, чуть подрагивая, горели три желтых огонька на борту яхты, и иногда, казалось, слышно было музыку, что играла там – совсем не дискотечное, душевное мужское пение, как раз для этой ночи. Сильный красивый голос, с упоением поющий «эиэиэээй», словно упивающийся жизнью, славящий ее в языческом экстазе, подобно бумерангу, летел над водой сначала куда-то в сторону, вдоль побережья, а потом, набирая скорость, долетал к ней, продираясь через какофоническое электронное буханье, обратно к берегу, но совсем не с той стороны, где стояла яхта, и, зачерпнутый ушными раковинами, задержавшись капелькой на мочке уха, несся дальше.
Сил было мало, к тому же начиналась ломка, а принимать лекарство сейчас, на людях, Русланочка опасалась. Нужно было уходить. Но сперва она пошла еще раз полюбоваться на своего мужчину.
Он был там, в кругу друзей – таких же красивых, молодых пажей в белых майках, с подкачанными загоревшими телами, с татуировками в виде японских иероглифов на шеях и бицепсах, пил минералку и курил, улыбаясь и чуть щурясь: такой красивый, одновременно грациозный и сильный… лучше всех! И Русланочка, осторожно пробивая себе путь через пляшущие, извивающиеся тела, думала, что глаза у него невероятно добрые.
– О! – сказал он, глядя ей в лицо. – О! ну как дела? Как тебя зовут?
Она улыбнулась и закусила губы – волна нервной дрожи, поднявшаяся при виде его, расколотила опасный клубок куда более неприятных явлений – ее бил озноб, спина и бедра покрылись холодным потом, черты лица заострились.
– Эй… а ну-ка иди сюда, ты что, замерзла?
– Да она… – начал один из парней, склонившись к Димону, шепча на ухо и обеспокоенно улыбнувшись. Димон присмотрелся к Русланочке и кивнул.
– Детка… если ты к нам за этим… то мы не по этим делам.
Русланочка непонимающе посмотрела на них и улыбнулась.
– На, вот мы тут наколотили чуток… надеюсь, нас не экстрадируют за маленькое нарушение закона… – он протянул ей зеленую пластиковую бутылку из-под лимонада «Живчик». Русланочка подумала, что этой же бутылки касались и его губы тоже и что завтра… и она с облегчением уедет. Эти огни, сцены, шум начинали утомлять.
