И доискалась до Серолицых.
Так их называли. Полные отморозки. Они красили волосы в белый цвет, подводили глаза и рисовали на щеках какие-то узоры в виде листьев. Вообще-то зеленые. Или синие. Но издали их художества все одно смотрелись как грязь, за что их и прозвали Серолицыми. Они носили белоснежные рубахи, черные кожаные куртки и джинсы, жутко дорогие, чуть ли не с платиновыми пряжками, но при этом разгуливали босиком, с вечно грязными ногами, и называли себя лесным народом. Спятить можно, представив эдакое пугало в лесу!
Но она зря посмеялась над ними, такого Серолицые никому не прощали. Они отлупили ее и забрали с собой. Жили они в одном из старых особняков на окраине города. Подвал целиком занимал кегельбан. Где-то наверху была еще бильярдная, а выше, наверное, жилые помещения, но там она не бывала. Туда водили только подружек. Своих. Тоже крашеных в платину, с листочками-колючками на щеках.
Как ей жилось там, лучше не вспоминать. Очень скоро она сама перестала верить в то, что осмелилась фыркнуть кому-то из них в лицо. Серолицые отучили ее фыркать, ругаться и вообще разговаривать. Но самым страшным было то, что она разучилась Прыгать. Перестала быть Прыгуном. У нее отняли то единственное, чем она в своей жизни гордилась, потому что Прыгун, сохраняющий память, – большая редкость, и она была этой редкостью, пока не угодила к Серолицым, которые что-то в ней испортили. Такое раньше случалось и с другими. Она еще в детстве наслушалась страшных историй о невозвращенцах, которые не вернулись не потому, что не хотели, а потому, что не смогли, но перестала в них верить, сделавшись Прыгуном. Слишком это просто, когда уже умеешь. Легче поверить, что можно разучиться говорить на родном языке. Серолицые сделали ее умнее. Она поняла, что и то и другое вполне возможно. Так что оставалось только терпеть и прибирать за ними блевотину. Их рвало постоянно, потому что они сидели на какой-то наркоте, от которой их желудки перестали принимать нормальную пищу. Скорее всего, она бы от такой жизни в конце концов умерла, потому что они и ее почти не кормили, но вышло так, что одна из их разрисованных подружек с чего-то решила подпалить дом вместе со всеми в нем находящимися. Пожар она устроила на одном из верхних этажей. Подвал при этом не пострадал, но Серолицые были в тот вечер заняты и утратили бдительность, так что ей удалось от них улизнуть.
Дней десять она пряталась, пока не зажило лицо. Потом украла одежду. В овчинном жилете, цветастой юбке и в дурацкой широкополой шляпе она выглядела, как собственная бабушка, но ей и нужно было выглядеть кем-то другим. Крашеные волосы и огромные солнечные очки дополнили маскарад. Теперь ей нужны были деньги, чтобы убраться из города.
И вот тогда-то она увидела его. Он разравнивал граблями песок на пляже перед закусочной. В семь часов утра. Увидев его, она лишилась дара речи. Не оттого, что он был невозможно красив, просто он напомнил ей Серолицых. Вернее, не так. Она просто мгновенно поняла, на кого они пытались походить. И до чего у них это плохо получалось. Это ее потрясло. То, что они надеялись воспроизвести такое при помощи туши и гримировального карандаша. С особым злорадством она отметила, что волосы у него вовсе не белые. И уж, конечно, никаких листьев и цветов на щеках. Но она поняла и то, чего они добивались, обесцвечивая волосы и рисуя эти листья. Впервые поняла. Увидев живого эльфа.
Она сидела на дощатом причале, веером разложив вокруг себя юбку, опустив ноги в воду. Он прошел мимо, подбирая с песка всякий мусор, оставленный пляжниками, и только один раз взглянул на нее. Нечеловеческими, василькового цвета глазами. Откуда-то она знала, что они способны менять свой цвет. От серого до темно-синего.
Она сидела неподвижно, боясь спугнуть его, сидела с бешено бьющимся сердцем, пока он не отошел достаточно далеко, чтобы не почувствовать ее взгляд. У него была странная походка. Как будто ему больно или неудобно ходить. Он был в шлепанцах, а пакет с мусором волочил за собой по песку.
«Вот он – проводник», – подумала она. И незаметно пошла следом, чтобы не потерять его из виду.
Через неделю жизни в «Клоповнике», по соседству с ним, выяснилось, что он не знает, кто он такой, не ведает никаких тайных путей и вообще понятия ни о чем не имеет. Он даже не замечал, что его сторонятся. Она следила за ним с неослабевающим вниманием, но совершенно безрезультатно.
В его комнате пахло лесом. Матрас, на котором он спал, был в пятнах от раздавленных ягод. В углах вместо пыли скапливались жухлые листья. Там, где он умывался, вырастали съедобные древесные грибы, подоконник был покрыт невиданным количеством птичьего помета. Весь «Клоповник» уже перешел на грибные супы, а он по-прежнему ничего не замечал.
Она улыбалась ему при встречах, он вежливо здоровался. Иногда улыбался в ответ. Зубы у него были чуть заостренные, но его это не портило. Она была некрасива и до того, как обрядилась в старушечьи тряпки, поэтому даже не пыталась заговорить с ним. Такие, как он, не смотрят на таких, как она. Это противоестественно.
Однажды она зашла к нему ночью, когда он спал. Спал он обычно один, хотя в «Клоповнике» на комнату приходилось не меньше шести жильцов. Она вошла очень тихо и долго сидела в углу, глядя на светлячков, окруживших его матрас светящимся прямоугольником. В эту ночь ее терпению пришел конец. Она готова была убить его, но сдержалась. И, устав от собственного негодования, там же, в углу, заснула. А проснулась уже в Лесу. Он помог ей попасть туда, сам о том не подозревая, потому что Лес всегда был рядом с ним. Как же она его за это ненавидела!
В Лесу она пробыла не дольше десяти минут. Ей этого хватило, чтобы мечтать попасть туда весь остаток жизни. Но она по-прежнему оставалась Прыгуном. К тому же Прыгуном пугливым. За прошедшее с тех пор время она поняла, как сказочно ей повезло. На самом-то деле проводника почти невозможно найти. Тем более такого. Разве что он сам этого захочет. Но она гордится уже тем, что ни о чем его не просила ни тогда, ни потом. И просить не станет.
Первую историю рассказал Стервятник. Его сказка было про ведьму. Старую, мерзкую ведьму которая мечтала сплясать на могилах всех своих родных и близких. Только такой недолгий танец раз в несколько лет доставлял ей радость. Больше ничто в жизни ее не радовало. Но, чтобы сплясать свой танец и хоть немного порадоваться, ведьме приходилось постараться, потому что люди не умирают просто так, ни с того ни с сего, и если им не помочь, вожделенной пляски можно и не дождаться. Со временем ведьма освоила столько замечательных способов отправки на тот свет ближайших родственников, что при желании могла бы издать пособие на эту тему. Годы шли, ведьма старела, родственников у нее оставалось все меньше, пока, наконец, не остался один-единственный внук. За ним ей пришлось очень долго охотиться. В конце концов он скрылся где-то под землей, в гномьих пещерах – это было опасное место, куда даже ведьмы не рисковали проникать. Но эта рискнула. Очень уж ей не терпелось станцевать в последний раз на свежей могиле. И вот она последовала за своим внуком в гномьи подземелья, но заблудилась, а гномы заманили ее под волшебный холм, где время потекло вспять, и злая старуха превратилась в маленькую девочку.
В этом месте Стервятник отвлекся свойствами волшебных холмов и долго описывал, что происходит с теми, кого угораздит под них попасть. Такие заплутавшие могли состариться в одно мгновенье и даже рассыпаться в прах, могли омолодиться и похорошеть, обернуться каким-нибудь животным, растением или вообще чем-то несуществующим в природе, но что бы с ними ни случилось, процесс необратим. Даже освободившись из-под чар волшебного холма, они не могли вернуть себе прежний облик.
Тут Стервятника перебил Р Первый, которому зачем-то понадобилось узнать, как выглядела старая ведьма.
Стервятник сказал, что она была уродиной.
– А потом? – спросил Р Первый. – То есть теперь?
Стервятник ответил, что понятия не имеет.
– Говорят, на вид ей года четыре, не больше.
– Кто говорит? – взвился Р Первый.
– Гномы, – ответил Стервятник таким ледяным тоном, что сразу стало ясно: больше он ни на какие вопросы отвечать не намерен.
Р Первый тоже это понял и замолчал. Зато старичок сторож отчего-то оживился и, хихикнув, спросил, есть ли среди присутствующих хоть один гном.
Никто не отозвался.
На этом сказка закончилась. То ли Стервятник обиделся, что его прервали, то ли ему больше нечего было добавить к сказанному.
Следующим рассказчиком оказался Черный. Я удивился, потому что при мне он еще ни разу не принимал участия в Ночах Сказок. Еще больше я удивился его сказке. Во-первых, это была вовсе не сказка, а во-вторых, похоже, что и не выдумка. Черный рассказал о Наружности. О своем походе туда. Рассказал, как в сопровождении Крысы и с ее помощью, вернее сказать, с помощью Черного, потому что основным действующим лицом в этом походе выступала Крыса, они угнали старенький автобус из гаража какой-то школы неподалеку. Теперь этот автобус находится на прилегающем к Дому пустыре, посреди мусорной свалки, стоит там, замаскированный, и ждет. Чего именно он ждет, Черный не уточнил, но, в общем-то, это и так было понятно.