А с другой стороны рассудить, он ведь об этой бабе ничего не знает: ни где и как она росла, ни кто ее родители, ни в каких условиях она обретается в настоящее время. Неизвестно, каким бы стал он сам, окажись на ее месте. Опять же, вряд ли она счастлива со всеми теми качествами, которые считает необходимыми для современного человека. Уже хотя бы потому, что живет одна, как перст, в этих своих хоромах. Да и в городе, поди, квартира не хуже. А счастья нет. Вот и кидается на мужиков, потому что для бабы счастье – это когда семья, дети, муж, на которого можно положиться. Если бы ему, Прохору, предположим, подарили такой же вот дом и сказали, чтобы жил в нем один, без Дарьи и детей, он бы лишь посмеялся на такое предложение. А Инесса живет и, посмотреть со стороны, в ус, похоже, не дует.
И Прохору даже стало жалко эту неудачницу.
А Инесса Аркадьевна уж рядом, в руках поднос, на подносе кофейник, маленькая изящная чашка и большая кружка, и все прочее, что положено для кофе.
Прохор разогнулся, отряхнул с рук песок.
– Ну что ж, кофе так кофе, – произнес он благодушно.
Инесса Аркадьевна поставила поднос на борт бассейна, предложила, беря в руки кувшин:
– Давайте я вам солью на руки.
– Давайте.
Они пили кофе, сидя на углу бассейна, и Прохора уже не смущали взгляды хозяйки коттеджа, точно он был заговоренный. К тому же Инесса Аркадьевна вела себя не так развязно, как обычно. В ней даже выказывалась некоторая робость: она то и дело поправляла расползающиеся полы халата, прикрывая им колени, и верхняя пуговица на халате была застегнута, так что виднелась лишь часть ложбинки между грудями, уходящая под халат. Возможно, это была игра опытной самки, но Прохор так глубоко не вникал в ее поведение.
– Вот вы у меня закончите через несколько дней, – заговорила Инесса Аркадьевна, когда половина большой кружки Прохором была выпита и съедены две калорийных булочки. – И что будете делать дальше?
Прохор хотел сказать, что дальше будет завод, но вдруг с испугом подумал, что это еще только, как нынче говорят, сообщение о намерениях, а когда эти намерения воплотятся в жизнь, не знает никто. Да и найдется ли ему, Прохору, там место? Вдруг не найдется? Вдруг заменят арбайтерами? Им же платить надо меньше, им и общежития хватит, а чуть что – и за ворота… Все может быть. К тому же не стоит загадывать заранее – нехорошая примета.
И он лишь пожал плечами, дожевал булочку, допил кофе и лишь после этого открыл рот:
– Еще не знаю. Там будет видно.
– А у меня есть к вам предложение. Только вы дайте мне слово, что не станете отказываться, хорошенько не взвесив все за и против.
– Хорошо, даю, – великодушно согласился Прохор.
– Мне нужен садовник, сторож, короче говоря, человек, который бы следил за моей дачей, поддерживал здесь порядок и охранял ее. Я бы хорошо платила за эту работу.
Прохор в душе изумился столь неожиданному предложению, настолько оно показалось ему нелепым, унизительным и черт знает каким. Даже и за хорошие деньги. И он уж хотел все свое изумление выплеснуть на голову этой… этой бабы, но Инесса Аркадьевна выставила вперед раскрытые ладони, как бы защищаясь от его слов, готовых сорваться с языка и все испортить. И Прохор лишь передернул плечами.
– Спасибо за предложение. Я подумаю, – произнес он и широко улыбнулся, довольный, что сдержался и не наговорил дерзостей, а главное – не выдал своей тайны. – И за кофе спасибо тоже, – спохватился он, уже встав на ноги.
– Ах, какая у вас хорошая улыбка! – воскликнула Инесса Аркадьевна, и полы ее халата разъехались, открывая загорелые ляжки и знакомую татуировку.
– Извините, но мне надо работать, – произнес Прохор, с трудом отрывая взгляд от ее ног.
– Да вы отдохните немного! – продолжила Инесса Аркадьевна, тоже вставая. – Нельзя же вот так сразу… после еды: это очень вредно для здоровья.
– Мне можно, – не согласился Прохор. – К тому же на днях обещают дожди, а тут еще работы…
И он решительно подхватил тачку и покатил ее за очередной порцией песка.
Он не видел, с какой тоской смотрела на его широкую спину Инесса Аркадьевна, как теребили в растерянности пальцы ее рук витой поясок халата. И даже не чувствовал этого ее призывного взгляда. В Прохоре все ликовало и пело, точно он совершил нечто невероятное, или открыл что-то в самом себе и окружающем его мире, или освободился от чего-то такого, что и названия не имеет в человеческой речи.
Он кидал в тачку песок совковой лопатой и не чувствовал ее веса. А тут неожиданно выглянуло солнце, мгла разошлась, превратившись в легкие облачка, открылось синее-пресинее небо. Прохор глянул в это небо, будто видел его впервые, и тихо рассмеялся. И подумал сам про себя: «Дурак ты, Прошка!», – но подумал с радостью, даже с гордостью и глубоко вдохнул воздух, густо напоенный запахом цветущего жасмина, и запах этот напомнил ему сегодняшнюю ночь, Дарью, с таким неистовством целовавшую его, как не целовала в далекой молодости.
Когда от ворот он катил к бассейну тачку, с горой нагруженную песком, Инессы Аркадьевны уже не было видно.
– А я с хорошей вестью, – встретила Прохора Дарья, едва он вечером переступил порог их избы. – Была на заводе. Отдел кадров работает, людей набирают. Видела кое-кого из наших, из сборочного. Работают такелажниками, распаковывают оборудование, монтируют. Старый конвейер еще раньше растащили на металлолом. Даже провода и те повыдирали. Теперь все делают заново. Строители работают, стены новые кладут, штукатурят. А в твоем цехе осталось всего несколько станков, и то самых старых: все растащили, разворовали. Говорят, начальник производственного отдела Скоков у себя на даче целую мастерскую открыл: там у него и токарные станки, и фрезерные, и какие хочешь. И всякого металла тоже натаскал. Делает кинжалы, сабли, мечи там и прочее и продает новым русским. А, помнится, был членом парткома, такие слова красивые говорил – и на тебе: жулик и вор.
– Так чего уж тут, – решил заступиться за бывшего начальника Прохор. – Жить-то и ему тоже надо как-то. Не челночить же. Вот он и крутился. А воровали все…
– Мы-то с тобой даже гвоздя с завода не принесли. Гайки паршивой! – воскликнула Дарья не то с возмущением, не то с сожалением.
– Так у кого было больше власти, тот больше и украл. А мы с тобой в это время ушами хлопали… И нечего об этом жалеть.
– Ладно, чего там! – махнула рукой Дарья. – Иди мойся, а то ужин стынет.
За ужином Дарья продолжила докладывать о том, что видела и узнала:
– Я в отделе кадров себя и тебя записала. Чтобы, значит, имели в виду. А открывать завод официально намечается к концу года. Но подготовительные работы идут уже полным ходом. Мне там работа по специальности пока не светит, говорят, что технических контролеров переучивать будут. А только курсы по переподготовке в октябре заработают. Можно, конечно, и мне устроиться: где чего помыть, почистить, убраться. Но там арбайтеров и без меня хватает. И платят мало. А ты хоть завтра можешь работать в инструментальном. Зарплата от двадцати тысяч и выше. Начальником там Васька Чугунов, ты его знаешь. Говорит, пусть приходит, с радостью возьму. Так что сам решай, что делать.
– Конечно пойду, – удивился Прохор непонятливости жены. – Вот завтра-послезавтра закончу у Инессы и домой. Чего мне тут зря околачиваться? А ты тут пока…
– Вот еще выдумал! – возмутилась Дарья. – Ты там, а я, значит, тут?
– И правда, поезжайте вместе, – поддержала Дарью Таисия Егоровна. – Без вас как-нибудь управимся с внуками. Не беспокойтесь. А то мало ли – займут ваши места, будете кусать локотки, да поздно.
На том и порешили.
На другой день Прохор на дачу к Инессе Аркадьевне пришел вместе с тестем. Тот вроде бы оклемался от своего радикулита после интенсивной терапии своей жены, а таскать культиватор хотя тоже не легкое дело, однако и не такое уж тяжелое. Вдвоем, глядишь, они сегодня и закончат все под чистую.
Так оно и случилось. И даже раньше, чем Прохор рассчитывал. Они убрали инструмент, собрали мусор, протерли бассейн и подмели вокруг, включили фонтан, отрегулировали струю, полюбовались немного и только после этого Прохор позвал Инессу Аркадьевну, загоравшую в шезлонге за домом, посмотреть и принять их работу.
Инесса Аркадьевна отложила книжку, встала лениво, с неохотой. Так же лениво, без всякого интереса окинула взором произведенные работы, покивала головой, ушла в дом, вернулась и вручила Прохору конверт с деньгами.
– Здесь вам, Прохор Алексеевич, и за работу, как договаривались, и за досрочное исполнение. Проверьте.
– Да чего там! – отмахнулся Прохор. – Я вам и так верю.
– Доверяй да проверяй, – произнесла Инесса Аркадьевна, но без былой убежденности, а как бы по привычке. А потом добавила без всякой надежды на понимание: – И все-таки вы не забывайте о моем предложении, Прохор Алексеевич.
Глаза Инессы Аркадьевны при этом были тусклыми, безжизненными какими-то, так что Прохору снова стало жаль ее, и до такой степени, что в нем даже шевельнулась мыслишка: «А может, надо было… того самого… человек все-таки… можно сказать, несчастный человек… и меня бы не убыло», – но мыслишка в голове его не задержалась, промелькнула и пропала без всякого следа.
