Вот так ты ночь в бессоннице провел, когда твоя неверная жена, обняв единственной рукой тебя, – спала…
А ты, прижавшись грустно к ней, заранее обдумывал убийство того, кто ей недавно обладал, Того, кто в прошлом звался твоим другом…
Так вот промчалась ночь, за нею день…
И вечер наступил вполне зловещий.
Когда уныло прозябают вещи…
И человек похож становится на тень…
Речь про тебя веду, двойник мой разъяренный…
Ты притворяешься бесстрастным палачом,
Боясь прослыть посмешищем позорным…
Безмолвно к жертве приближаешься с ножом…
Меж двух домов в глухом пустынном сквере…
У облезшей старой выцветшей скамьи…
Вы встретились без слов – ты был уверен,
Он в этот миг писал свои стихи,
Задумавшись и глядя часто в небо,
Оон не заметил, как подкралась тихо Смерть…
Удар ножом… мгновенный слева…
И он упал… заплакал в страхе умереть…
Еще секунда, и его не стало…
Один лишь труп перед тобою в темноте…
Лежал, как будто вырванное жало.
Змеи, нашедшей казнь по слепоте…
Ты вдруг почувствовал, как сердце твое сжалось…
Как вдруг нечаянно скатилась вниз слеза…
О, грешник! Ты казнил его, но жалость
Теперь казнила также и тебя…
Так женщина, чье тело взял насильник…
Отчаянно скребется в мир иной…
И тело ее словно прах могильный…
Насильнику вдруг кажется тюрьмой,
Вот так и ты, измученный собою,
Пытаешься сорваться в мрак любой,
И, словно зверь, бежишь, объятый страхом…
И слышишь смех его, хотя давно он мертв…
Несчастный, одинокий, бесполезный…
Ты возвращаешься как в ад, к себе домой…
Нож на груди, в кармане свернут тряпкой…
Его отмоешь ты, но только не себя…
Жена тебя встречает, как и прежде…
И вроде все забыто между вами,
Но с этих пор вся жизнь твоя – театр!
Теперь тебе всю жизнь играть словами…
И ждать со Смертью вечный свой антракт…
Твоя жена – бедняжка рада была видеть…
как ты без умолку весь вечер тот болтал…
Шутил, смеялся, прыгал, словно клоун…
На плечи брал ее, изображая лошадь…
И от стены к стене по комнате носил
Ее… как самую бесценнейшую ношу…
И только этим счастьем в миг тот дорожил…
Все беспокойство спрятав в буйных ласках…
Ты веселил ее до самого утра,
Желал забыть ты вместе с пролитой кровью
Вмиг убитого тобою сизаря…
Иногда в человеке возникает такое чувство, что он живет не своей жизнью, что эту жизнь вместе с телом он как бы вроде взял напрокат…
Многие из нас таким образом усыпляют свою совесть…
Делают ее спящей красавицей, не подозревая, что эта красавица принесет им какую-нибудь заразу или болезнь…
И тогда они, эти несчастные, как и ты, люди поймут, что Бог видит все их грехи и раздает им за это мучения и болезни…
В тот вечер и в ту ночь ты еще этого не знал… Ты лишь пытался вычеркнуть его навсегда из своей памяти, но он опять приходил непрошенным гостем и жил, и разговаривал с тобою как живой…
Ты целовал жену, а видел труп,
Ты обнимал ее, а чуял хлад могильный…
Так вот Душа как птица взаперти
Пытается запеть, но страх безумный…
Ей сдавливает горло как веревкой…
Скрученной в покорную… петлю…
В безмолвии она сама собою
Уже на вечный мрак осуждена…
Однако, это не реальность, а стихи, которые шепчут твои уста, только пишешь их не ты, а другой, – тот, кто сидит в твоей башке и всякий раз заводит эти тягучие и слезливые песни, когда ты грешишь и чувствуешь печать, несоразмерную не единому твоему поступку…
Двойственность, ощущение себя не тем, кто ты есть на самом деле… что может быть хуже этого странного противоречия, сидящего, словно наркотик на конце иглы, и входящего в твою вену, кровь и уже омывающего твое тревожно бьющееся сердце и белым непроницаемым туманом залепляющим мозг?
А ведь еще вчера при встрече с ней он был таким наивным и простодушным мальчиком… Он писал стихи и читал их каждый раз при встрече, как будто посвящения тебе, его понимающему и верному другу…
Годы, всего каких-то несколько лет, разобщили вас до неузнаваемости, и вы перестали верить друг другу, или вы даже не хотели видеть этой странной сцены, внезапно возникшей между вами…
А совсем недавно ты бы простил ему все, и даже это бесхитростное прелюбодеяние с твоею женою, и даже этот абсурдный звонок, этот смеющийся и захлебывающийся непонятно какой завистью голос…
И потом, ты мог бы прямо поглядеть ему в глаза и, может быть, разбудить в нем спящий до этого времени стыд, и заставить мучиться, а не так вот мгновенно и бессмысленно убивать.
Ты бы мог все, но твой гнев и твоя страстная желчь, стремительно бегущая по крови, ослепили тебя, и теперь ты– убийца, прячущий страх и носящий тоску по времени, когда ты был намного чище и светлее…
Одна лишь Яна выслушать тебя могла…
Любому грешнику был нужен свой священник,
Который выслушав с прискорбью покаянье…
От сердца божьего мог все грехи простить…
Конечно, Яна сразу ужаснулась,
Заплакала по-бабьи и смягчилась,
И, кажется, немного поняла,
Но все же очень пожалела
Такого разнесчастного тебя…
Какой совет могла дать в этом деле Яна?!
Твоя любовница… наперсница жены…
Тебя вдруг соблазнившая так странно…
Она – дитя такой же Сатаны…
Едва могла набраться мудрости в советах,
Лишь осуждения сумела избежать…
И жалостью наполнилась, как светом,
В миг обжигая мысль твою и речь…
Наш разум не доступен чужим мыслям,
Не потому ль, что по себе лишь мы блажим…
Так отворяя дверь грядущей жизни,
Мы все куда-нибудь впотьмах одни спешим…
И твой кошмар, и страх блаженной Яны,
И боль внутри твоей жены, —
На все Бог обратил глаза и длани,
А вместе с ними лапы Сатаны…
Изволь теперь себя во всем бояться!
Казаться уже ангелом нельзя,
Убив любовника, любовницу обняв,
Сквернее, гаже святотатца…
Ты поздно понял, как ты был не прав!!!
А завтра уже друга хоронили,
Тебе звонили, приглашая на помин
Его родители больные и невеста,
Уже носившая в себе его дитя…
Подумать страшно, как сияет бездна
В тени его растущего креста…
О, как идти туда, ведь ноги не идут…
Язык отсох, глаза остекленели…
Ведь там печаль живая, там ведь Божий суд…
Страдания, огонь разящей цели.
Но самой главной целью, —
Бог сказал, – есть ты…
Ты, летящий в собственную темень.
Пошел на смерть его – как сам к себе в могилу…
Жену повез в коляске как защиту…
Пусть плачет над любовником умершим…
И этим тебе сердце согревает…
Стыд поразит ее, как и тебя…
Невесту с животом большим увидит…
И горше матери его родной заплачет…
Ты все заранее прочел… В тревожных бденьях… всю ночь вздыхал над спящею женой.
Вся жизнь казалась крошечным мгновеньем,
Держащим нежно твой холодный труп…
Все, как обдумывал, все так и получилось…
Оно и легче – Смерть прожить… неоднократно —
Его, свою, как тысячи случайных…
Чтобы вернуться в дом к себе обратно…
Откуда тебя выселила тайна.
Вот так стоял над ним и тихо плакал…
Все, как в раю, здесь грустно целовались…
Никто не знал, что ты и есть убийца…
Палач, пришедший жертву навестить,
Чтоб снять с себя любые подозренья…
Какие только в близких могут быть…
Жена, о, как ни странно, не рыдала…
Она тебя, а не его жалела…
Глядела так, как будто понимала,
Ззачем ты в плаче трогал ее тело…
Единственной рукой откликаясь
На зов твоей безумной плоти…
Вот так в коляске с нею и у гроба…
Ты вдруг почувствовал, что можешь еще жить…
Хотя бы зверем тем же ослепленным…
Как радостно бывает иногда —
Забыться в своем собственном творенье…
Пусть и в гробу оно уже тлетворно,
И черви в прахе смрад его познают…
Душа любая мечется позорно,
Узнать пытаясь, как оно летает…
Любовь часто возникает как противостояние всякому страху… И люди еще сильнее жалеют и любят друг друга… Словно понимая, что страх убивает их душу… Они вместе объединяются с помощью своих чувственных тел… а их души в это время засыпают… Так вместе… Наугад… они из своей близости рождают крепость… И кажется, ее не взять никаким штурмом, если, конечно, они вечно будут принадлежать друг другу…
Но жизнь – это ветер… это хаос случайных совокуплений, где люди как актеры разыгрывают страсти меж собой… И делятся любым безумным словом.
Вот так и ты, обняв свою бедняжку,
Как по бумажке прочитал над гробом…
Нет, не свои, совсем чужие мысли…
Близки, понятны – плачущим по скорби…
Они тебе, увы, отвратны были…
Не потому, что ты его простил до смерти…
Ты сам себя простить не мог и удивлялся,
Что муки все в тот самый миг исчезли,
Когда жена тебя рукою обняла…
И, кажется нашла в ужасном миге
Хотя б пригоршню прежнего тепла…
Ужасно притворяться голым камнем… Или на самом деле голым камнем стать… Когда его могилу засыпали, ты вспомнил вдруг его вчерашний облик…
