– Валерий Николаевич, можно тебя на минуточку?
В дверях стоял Витальтолич. И я понял, что спасен. Что все мы спасены.
Валерик с лязгом качнул мою койку ногой и пошел, не оборачиваясь, в коридор. Витальтолич окинул нас быстрым серьезным взглядом, коснулся пальцем усов и закрыл за собой дверь. Плотно, но мы все равно слышали их разговор. Не весь, правда, поначалу-то они бубнили, а потом будто рукоятку громкости отвернули.
– …Борзый самый нашелся, урою его, бляха.
– А ты знаешь, чей это сын вообще?
– А ты знаешь, что мне пофиг вообще?
Витальтолич ответил вполголоса и неслышно, а Валерик пронзительно зашипел:
– Ты, если такой умный, сам попробуй! Тебе-то лафа, никого на пересменку на шею не повесили, знай гуляй себе!
– А ты гулять как бы хочешь?
– Докопаться решил, да?
– Да куда уж нам. Ну давай я возьму.
– Что ты возьмешь и куда?
Тут они снова сбавили громкость. Вован покрался к двери и тут же отступил, моргая нам всем лицом и, кажется, даже ушами, потому что Валерик сказал непонятным голосом:
– И весь третий отряд?
– Ну.
– На всю вторую смену? Потому что, если они у меня останутся, я им…
– На всю, на всю.
– А через Пашу – это как?..
– Сам всё сделаю, не дергайся.
– А кто мне газету рисовать будет?
– Вот ты, – сказал со смехом Витальтолич, а кто именно «ты», мы не услышали, слово утонуло в смехе, и следующая фраза тоже.
– Ты чего добренький такой сегодня? – настороженно спросил Валерик.
– Да я всегда добренький, ты просто не замечаешь.
– А Маринка… – вдруг сказал Валерик другим тоном и еще что-то добавил, а Витальтолич назвал его шизиком, но почему – мы не услышали.
Валерик что-то пробурчал, Витальтолич ответил в тон, они оба теперь засмеялись. Смешно им, конечно. А мы тут гусиками всю ночь сиди и жди, чего с нами сделают.
Дверь отворилась, вошли оба вожатых – все еще посмеиваясь и не сразу, потому что по-клоунски уступали дорогу друг другу. Валерик, ухмыляясь, сказал:
– Орлы, слушай мою команду. Встать и лечь. Отбой. Еще кто сегодня вякнет – будет с вашим новым вожатым разбираться.
Народ взвыл радостно и удивленно, будто не в курсе до сих пор.
– Прошу вот любить и жаловать, новый вожатый третьего отряда Соловьев Виталий Анатольевич. Ну и, стало быть, у сборного отряда на пересменку тоже он вожатый.
– А вы, Валерий Николаевич? – меланхолично спросил Генка.
– А я, значит, в первый отряд, рокировка такая.
– Класс, – сказал Генка все так же меланхолично.
Вован с Серым заржали. Валерик явно обиделся, но вида не подал. Он повернулся к Витальтоличу и предложил:
– Ну что, вахту сдал. Командуйте, Виталий Анатольевич.
– Вахту принял. А что командовать, Валерий Николаевич, вы же все сказали – спать и не вякать. Подписуюсь.
Валерик сделал многозначительное лицо, и Витальтолич спохватился:
– Ах да. Первый и третий отряды как бы образуют дружественную коалицию…
– Против второго? – совсем уже флегматично уточнил Генка.
– Против кого – решим. Пока решаем за кого. Друг за друга, значит. Соответственно, наш отряд, то есть первый, помогает нашему, в смысле, третьему, э-э, готовить День Нептуна, а мы им помогаем со стенгазетой и так далее. Согласны?
Вован пожал плечами, Серый задергался на кровати, как припадочный. Он, по-моему, вообще мало что соображал, потому что из последних сил сдерживал вопль ликования по случаю смены вожатого. Непростые у них с Валериком отношения были, очень непростые.
Витальтолич сделал вид, что принял скрежет сетки и плечепожатие за знак согласия, и спросил уже так, что не отвертишься:
– Артур, согласен?
– Не буду я ничего рисовать, – буркнул я.
Даже Серый замер. Валерик с усмешкой сказал: «Тхь!»
– А зачем мне пионер, который не хочет даже газету рисовать? – серьезно поинтересовался Витальтолич.
«За мясом», – чуть не сказал я, но сказал вместо этого:
– Ну и ладно.
И отвернулся.
– Вот видишь, – отметил Валерик.
Витальтолич протянул руку – я съежился, – легонько хлопнул меня по плечу и сказал:
– Ложись, Артур. Утро вечера. Отбой, пацаны. Завтра все решим.
Завтра все решили. И уже вечером выдвинулись в Судак.
– Русский китайца держит, значит, а китаец такой высунулся из самолета и кричит: «Мой друг Китай!» А русскому послышалось: «Мой друг, кидай!» Он раз – и кинул. Китаец вниз летит такой, орет: «Спаси-ите!» А нашему слышится: «Спаси-ибо!» Он такой: «Не за что».
И Вован заржал – как всегда, первый, как всегда, украдкой поглядывая на Ленку. Он радовался собственным анекдотам не меньше, чем чужим. Мы тоже заржали, даже я, хотя слышал этот анекдот тысячу раз. Просто настроение было доброе и легкое. Голову и плечи обхватывала крепкая темно-синяя свежесть с яркими белыми звездами в самом верху, песок холодил подкопченные и накупанные бок и ногу даже сквозь одеяло, а жар лизал лицо и грудь, хотя от костра осталась кучка углей, по которым неровно ползали алые и серые пятна. Хотелось добродушно смеяться, по очереди рассказывать анекдоты, придвигаясь все ближе к потрескивающим иногда углям, и вдруг замирать, слушая размеренный прибой: щщщ, пауза, и как будто по галечным клавишам в другую сторону: щщщ. Силуэт крепости под луной был почти не виден, тем более от костра, но я знал, что и крепость здесь, и море здесь, и небо, и все это наше, и нам не жалко делить их с сотнями спящих, гуляющих и вполголоса треплющихся у костра туристов.
Это Витальтолич предложил, Пал Саныч не запретил, а несколько вожатых и, главное, Светлана Дмитриевна согласились сводить зависших в пересменке пионеров в поход до Судака. Судак – дико красивое место с бухтой, желтым пляжем, чистым морем, скалами и древней крепостью. Здесь половину наших лучших фильмов снимали, включая, говорят, даже «Пиратов ХХ века». От Фанагорской досюда было порядочно – два автобусных переезда, паром и два марш-броска, – но я бы неделю шел, чтобы добраться. Здесь зыкинско вообще. И те, кто нас сюда привел, зыкинские вообще.
Не знал, что летом может быть классно и что так классно просто сидеть у костра рядом с бормочущим морем и болтать с друзьями. Возможно, это и называется счастье, подумал я, улыбнулся, пока никто не видит, тряхнул головой и сказал:
– А вот еще про самолет, знаете, про черта с пилой?
Генка сказал «ага», кто бы удивлялся, а Серый с Вованом и девчонки покрутили головами, показывая, что не знают.
– Короче, Брежнев… то есть Андропов с Рейганом…
– С Картером, – пробормотал Генка, но я только отмахнулся.
– Летят, значит, в самолете, и такой раз, черт с пилой на крыло сел и айда пилить. Ну все орут такие: а, упадем! – машут ему, уйди, говорят, а он, такой пилит и радуется. Рейган говорит: я самый богатый президент на свете, я заплачу тебе миллион долларов, только кончай пилить. Черт сильнее пилит, пофиг ему. Рейган опять: я, говорит, на вас напущу свою самую большую армию с этими, нейтронными бомбами. Черт вообще завелся, крыло трещит. Андропов говорит: дай-ка я. Раз, на бумажке что-то написал, к окошку поднес. Черт увидел, ффить – и нет его. Рейган такой: «Блин. А что ты написал?» Андропов показывает: «Хорошо работаешь, на БАМ пошлю».
Все опять заржали, а Генка сказал:
– А у нас «на КамАЗ» было.
– Да ладно, на КамАЗ. Что страшного-то на КамАЗе?
– А на БАМе?
Я пожал плечом, потому что и сам ничего страшного в БАМе не видел. БАМ по телику показывали: ну, тайга, зима, строители, в основном с усами почему-то. Усов-то я точно не боялся. Зимы тоже. У нас самих такая зима бывает, полиэтиленовый пакет со второй обувью ломается, как тонкое стекло, пока до школы добежишь. Но вот не хватало еще в анекдотах большой смысл искать. Анекдоты не для этого, а чтобы поржать вот так добродушно, когда все компанией сидят.
И все это понимали.
Серый торопливо, пока не перебили и пока все готовы слушать анекдоты про Андропова, Рейгана и самолет, рассказал про сенокосилку с вертикальным взлетом и перешел было к соревнованию по вежливости, но мы с Вовкой одновременно шикнули и сделали глаза по семь копеек. До Серого, как всегда, доходило как до жирафа – пришлось в сторону девчонок ткнуть, которые переглядывались и хихикали. Даже не слишком притворяясь, что этого анекдота не слышали. Может, и впрямь не слышали – им пофиг, над чем хихикать. Да и Серый конкретно тупую пачу построил.
– Про сенокосилку прикольно, – сказал я, чтобы что-нибудь сказать. – А у нас, наверное, на самом деле такие есть: типа трактор, а потом раз, и пушка высунулась.
Я показал, как пушка высунулась, но, наверное, слишком резко. Пацаны заржали, девчонки, кажется, просто рухнули от смеха, а Ленка простонала:
– Ну, Артурик, ты даешь.
Я от растерянности чуть не брякнул что-то совсем глупое, но Серый выручил. Он сказал:
– Про трактор с пушками надо у местных спросить.
– С вертикальным взлетом? – уточнил я, с удовольствием отметив, что девчонки рассмеялись уже по-другому, над моими словами, а не надо мной.
