Таня охватила взглядом веселящуюся группу и прислушалась, будто пытаясь уловить застывшую мелодию.
У этой картины была удивительная история – как история Андрея и Тани. Полотно принадлежало Василию Кохраидзе. Три года назад у него возникли серьезные проблемы и он уехал в Абхазию. В Москве у него осталась квартира, которую он два года назад предоставил Андрею с Таней (когда они приехали в столицу на пару недель). Сам Василий вскоре тоже прибыл в Москву инкогнито (он не мог открыто появляться, так как было полным полно недоброжелательно настроенных по отношению к нему граждан, включая представителей правоохранительных органов). Андрей выполнил для него целый ряд услуг, и Василий, не имея возможности расплатиться (к тому же был должен Андрею), отдал кое-что из домашней обстановки – что-то из антикварной мебели и картины. (сама квартира была впоследствии продана). Андрей погрузил вещи в контейнер, отправил в Волгоград, а сам уехал в Петербург. Благополучно забыв про контейнер. Получать который была вынуждена Таня. Она спрашивала: что делать с вещами, но он как-то отмахнулся. И она сначала организовала перевозку контейнера на дачу, а затем в более надежное место – к родственникам, которые проживают в частном доме. Перебрав вещи, она взяла кое-что себе в дом, в частности эту картину – «Мы выбираем, нас выбирают». Автор – некий известный итальянский художник. Имеется сертификат, кроме того, в полотно зашиты волосы художника – чтобы впоследствии можно было подвтердить авторство по ДНК.
Забавно, что Андрей на какой-то выставке купил копию этой картины. Покупка обошлась недешево, а когда Таня сообщила, что у неё хранится оригинал, он отмахнулся: «Ну… чтож поделаешь».
…Итогом её раздумий стал очередной пост в Живом Журнале:
Posted at provokatsia.livejournal.com
«Уффф! Наконец-то я дома – после недельного отсутствия. Ох уж эти многочасовые sex sessions, после которых болит промежность и больно ходить! Первым делом вешаю четыре новых писюна на свою Стену Славы. Симпатичные такие, огромные, вздыбленные, со следами моей губной помады… один эякулирует прямо в кадр!
Ах, да, я же еще не писала здесь, что у меня целая стена членов – над моим столом вывешены фотографии половых органов тех парней, с кем я когда-либо имела половой контакт.
Как вы уже поняли, за последнюю неделю мне удалось побывать еще с четырьмя. Чтож, неплохо. Не буду уже шокировать вас общим подсчетом, скажу лишь, что это несколько десятков… между пятью десятками и семью… и конечно же необходимо учесть, что далеко не у всех моих мужчин мне удавалось сфотографировать МПХ (мужской половой æ¥й), очень часто было просто не до этого. Ну а такие мимолетные вещи, как минет в баре или на лавочке – просто не вошли в историю, увы.
Ой!!! Блин, сейчас вот снимаю трусики… мама дорогая, они все пропитались спермой, и даже на юбке следы! Что немудрено: те двое, которые меня только что изволили отпустить, так накачали меня спермой, что она не поместилась вся во мне и часть вытекла, оставив следы на одежде.
Вот, фотографирую всё это дело и сейчас разошлю всем мужчинам, с которыми я на данный момент сплю. Думаю, это будет очень интимный жест. Здесь вывешивать фотографии не буду – ибо ни с кем из виртуальных друзей не трахалась… ПОКА)))»
Проснувшись от холода, Андрей приподнялся, чтобы посмотреть в окно. Всю ночь трясся на заднем сиденье, и тут такая непривычная неподвижность.
«Заправляется что ли, почему стоим?»
Да, это заправка. Но Рудаков не заправлялся – он спал, откинувшись на водительском сиденье. Выбравшись из-под пледа, Андрей надел джинсы, обулся, открыл дверь, вылез на улицу, прошелся, размял ноги, потянулся.
Затем постучал в окно водительской двери. Очнувшись, Рудаков, поднялся, открыл дверь.
– Доброе утро!
Андрей огляделся: лес, трасса, АЗС, всё такое незнакомое.
– Салют. Мы где?
– А..а..а… до Москвы километров пятьдесят осталось.
– Чего?! – Андрей ошалело уставился на водителя, потом посмотрел на часы – было шесть утра. Он рассчитывал, что в это время они уже проедут МКАД и выйдут на трассу Москва – Волгоград. И тогда к концу рабочего дня реально успеть в кардиоцентр.
А теперь болт – через час на Ленинградке и на кольцевой будут такие пробки, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
Рудаков повинился – дорога была сложная, полно большегрузов, в нескольких местах ремонт, пришлось ехать по грунтовке, поэтому его сморило, и он остановился немного передохнуть. И заснул. И кстати, неплохо бы позавтракать. А то со вчерашнего обеда ничего, кроме своего языка, во рту не держал.
«Подержи вот это!» – Андрей чуть было не показал ему неприличный знак.
Они поменялись, Андрей сел за руль и выехал на трассу. В районе Зеленограда они заехали на заправку BP, на которой заправились, подкрепились в Макдональдсе, потом вернулись на заправку, чтобы выпить кофе в тамошнем кафе. На это ушло более сорока минут, но такая задержка не имела большого значения – к пробкам они успевали аккурат вовремя.
Движение замедлилось на подъездах к Химкам, МКАД, как ожидалось, стоял в обоих направлениях. Средняя скорость на участке от Ленинградки и до Каширского шоссе составила, наверное, тридцать километров в час. И только в половине десятого, вырвавшись на Каширу, Андрей смог разогнаться до ста километров в час.
Всё утро он раздумывал, стоит ли просить Халанского встретиться вечером после работы вне кардиоцентра, и наконец решился. Прецедент уже был, причем главврач сам, по собственной инициативе приезжал к дому Андрея. А Андрей уже бывал в гостях у Халанского и как-то раз навещал его в МНТК «Микрохирургия глаза», когда ему оперировали катаракту.
И, когда остановились на обед, он, углубившись в лес, подальше от шума дороги, набрал Халанскому на мобильный. Поздоровавшись, спросил, приемлемо ли встретиться вечером в любом удобном месте, и объяснил причину: задержка в пути, а до утра нет возможности ждать, надо ехать дальше.
Реакция Халанского была предсказуема: разумеется, он не сочтет за труд выйти из подъезда за деньгами, если их туда подвезут, даже если это будет посреди ночи. Андрей назвал предполагаемое время:
– Около девяти вечера, Станислав Анатольевич.
От нервного напряжения Таню буквально тошнило. Андрей или Ренат? Ренат или Андрей… который через несколько часов приедет. Отдаться ему, наконец?! Она знала, что если встретится с ним, то уже не сможет ему сопротивляться. И что тогда – получается зря она прошла через многомесячный тяжелый искус в качестве затворницы и покорной рабыни, верной своему распутному хозяину?! Выходит так, что эта тяжелая жизнь сломила её характер, и она навсегда останется в статусе наложницы, тайком совокупляющейся со своим господином в те редкие дни, когда он соизволит о ней вспомнить?!
Она мучительно размышляла, чертила сравнительную таблицу достоинств обоих парней, и в конце концов задумалась: насколько труднее от каждого из них отказаться? По всему выходило, что легче отказаться от Рената, который всегда ощущался как бы в отдалении, держался каким-то замкнутым бирюком и не стал, как выразилась мама, «своим сукиным сыном» (и только потому, как утверждает Лена, до сих пор представляет какую-то загадку и вызывает интерес); и гораздо сложнее отказаться от Андрея, который вошёл в жизнь, стал её частью, и отказаться от него – всё равно что отказаться от самой себя.
Но… она была морально готова к тому, чтобы воплотить в жизнь фантазии, так красочно описанные ею в ЖЖ-блоге. Она открыла себя навстречу новым впечатлениям. И первым мужчиной, кто мог помочь ей в этих творческих исканиях, был, конечно же, Ренат. Тем более что ей было интересно с ним, пускай их общение – как виртуальное, так и по телефону – часто на эмоциях, но это откровенное общение, совсем не то, что с Андреем, каждое слово которого таит двойной а подчас тройной смысл. Он хорош… но она не знает для кого… наверное так следует о нём думать.
Но Ренат какой-то слишком странный и весь на кривых понятиях и на эмоциях. Почему он вчера отключился? Когда перезвонит? Почему нигде не сказано, что делать с неврастениками?
…И наконец он позвонил. Первым его вопросом было: «Ты сказала «бешенство матки», «мужик тебе нужен»? А позволительно спросить: в Волгограде вымерли все парни?»
Она довольно непринужденно выдала:
– Свободная любовь не для меня – потому что я боюсь заразиться, ну и вообще это аморально.
– Аморально? Это тыʹ говоришь? Ты хочешь сказать, что ты там одна скучаешь, и никогда ни с кем…, – его голос содержал в себе некую странную, гулкую, дребезжащую ноту, отчего всё произносимое им раздражало Таню.
Слово за слово, он наседал с какими-то странными обвинениями, она принципиально отвечала ему наперекор, вставляла шпильки, и это пикирование вылилось в грандиозную сцену ревности – Ренат кричал, что больше не доверяет Тане и пускай она катится с Андреем куда подальше. На пике катарсиса он прервал разговор.
