Быть «посторонней» оказалось больно.
Алла долго смотрела на початую бутылку коньяка, стоявшую на столе.
Антон тоже буравил сосуд грустным взглядом.
– Выпьешь? – буднично спросил он.
– Пожалуй, – ответила она.
Антон ловко набулькал в бокалы коньяка – ровно на два пальца, выудил из вазочки несколько шоколадных долек и подвинул их ближе к Алле.
– Как вы с Егором живете? – спросил он.
Алла пожала плечами:
– Сложно. По-разному. Сейчас скорее плохо, чем хорошо.
Антон вздохнул и залпом осушил содержимое бокала.
– А я сегодня с Машей виделся.
– Да ладно?!
– Серьезно. Она, оказывается, тут на гастролях вместе с театром и эпатажным спектаклем… про селедку. В роли мадам Кличко.
– Иди ты, – удивилась Алла. – Ну? Виделись, и что дальше?
Антон налил еще коньяку и рассказал.
Теперь, размытое коньячными парами, собственное поведение казалось ему жалким.
Кому была нужна его честность?
Да нужно было падать в ноги, прощения просить!.. И все было бы хорошо, все было бы как раньше. Дом, семья, работа, спокойный размеренный быт, о котором он мечтал долгие годы…
– Да-а, – протянула Алла. – Тупанул ты, конечно, Антоша.
– Тупанул, – согласился он и подлил ей коньяка. – И не знаю, что теперь делать.
– Да уже, наверное, ничего, – грустно ответила она. – Я ведь тоже… тупанула. Только вот никак не могу понять – в каком месте… Тошно мне. И без него тошно, и с ним. Дома находиться не могу, на работе – и того хуже, там еще и «лицо держать» приходится. А девки уже проведали, что у нас дело к разрыву, и подкатывают к нему, да еще так нагло! Устала… сил нет…
– Я тебя понимаю, – вздохнул Антон.
– Нет, не понимаешь…
– Прекрасно понимаю, – улыбнулся он, вспомнив телерекламу.
Алла поднялась, зацепила рукой стол.
Тот дрогнул, опрокинулся бокал с недопитым коньяком.
Антон спешно соскочил с места, Алла бросилась за тряпкой.
– Вот ворона, – досадливо воскликнула она, вытирая стол.
Антон по очереди поднимал солонку, вазочку с печеньем, стаканы, ставил их на место. Алла терла столешницу, раздраженно откидывая лезущие в глаза пряди.
В какой-то миг рука Антона соприкоснулась с ее рукой.
Оба отдернули пальцы слишком поспешно, чтобы это не бросилось в глаза. Воцарилось молчание.
– У тебя пятно на штанах, – негромко сказала Алла. – Надо застирать, а то потом фиг избавишься.
– Надо, – согласился Антон.
Они столкнулись в дверях…
Алла чуть смущенно смотрела на Антона снизу вверх. Он улыбнулся и, потянувшись к ее губам, поцеловал. Алла нервно переступила с ноги на ногу, но Антон прижал ее к себе, ухватив одной рукой за талию, а другой придерживая затылок, не давая высвободиться, вздохнуть, оторваться. Их губы пахли коньяком и шоколадом, а мир с его сложностями отодвинулся куда-то вдаль, растворяясь на периферии серой тенью…
– Что мы делаем? – прошептала она.
– Целуемся, – ответил Антон.
Антон еще крепче прижал Аллу к себе, его рука опустилась ниже, к гладким полукружиям ягодиц.
– Мы не должны, – прошептала Алла.
– Не должны, – согласился он и потянул вверх ее кофточку.
Она дернула молнию на его джинсах. Антон властно тащил ее за собой, и она провалилась в сладкое безумие, откуда вынырнула лишь на миг, когда с треском улетел в сторону бюстгальтер, а Антон с рычанием бросил ее на кровать – ту самую, где она вчера так долго лежала без сна…
И в тот момент, когда Алла, вцепившись в ягодицы Антона сладко выдохнула в экстазе, дверь бахнула с пушечным грохотом!
Там стоял Егор с почерневшим от ярости лицом.
Позади маячила ехидно ухмыляющаяся Инна.
За ее плечом виднелся лохматый, ничего не соображавший спросонок Димка.
Пока всхлипывающая Алла и мрачный Антон собирали вещи, нервно дергающийся от каждого звука Дима, мрачная Инна и белый от плохо сдерживаемой ярости Егор курили на кухне. Из гостиной доносились приглушенные звуки: шуршала бумага, трещали раскрываемые молнии сумок, звучали обрывки фраз.
– Егор, – наконец произнес Дима. – Ты их что, вот так просто на мороз выставишь? Ночь на дворе…
– Вот так просто выставлю, – холодно ответил Егор, не поворачиваясь.
– И куда они пойдут?
– Мне нет до этого никакого дела. Им явно не будет скучно вдвоем. Или ты предлагаешь сделать вид, что ничего не было?
– Дима, не лезь, – сказала Инна. – Егор прав.
– Да что с вами случилось? – вскричал Дима. – Ведь все было хорошо! У всех нас все было хорошо!
Инна презрительно улыбнулась.
Егор даже головы не повернул.
Хорошо не было уже довольно давно.
С того самого момента, как Виктория умчалась в свою последнюю поездку, Егор чувствовал себя не в своей тарелке.
Он то обвинял мать во всех грехах, то, напротив, считал, что ее оговорил отец. И без того расшатанная работой нервная система балансировала на грани срыва.
Рассказ Боталова подорвал незыблемый пласт доверия сына к матери. Егору припоминались сотни мелких деталей. Начиная с самого детства, мать давила на него, словно пыльное облако, не позволяя делать ничего, что казалось бы ей неверным. Теперь, когда ракурс сменился, поступки Виктории казались маниакальными, словно она с самого начала хотела задавить личность сына, отомстив тем самым бывшему мужу. Проводя без сна ночь за ночью, Егор с горечью понимал, что отчасти ей это удалось. Он давно научился молчать и улыбаться, не решаясь открыто выказать свое недовольство. И только в Москве, сбросив иго матери с плеч, он начал ценить свободу мыслей, перестал бояться их излагать. Подкрепленный несокрушимой броней родственных связей с одним из самых богатых людей Москвы, Егор научился быть свободным.
Меряя комнату шагами, паля сигарету за сигаретой, он ненавидел мать и благодарил отца за открытую им клетку.
Однако в то же самое время его глодало чувство вины.
Упреки матери, что Боталов купил его деньгами, отчасти были справедливыми. Вкусив красивой жизни, Егор вовсе не планировал возвращаться в прежнее состояние покорного сына.
Но вычеркнуть двадцать лет жизни с матерью тоже было невозможно.
И сейчас, когда она умерла, Егор больше всего винил себя за то, что не поехал с ней, не дал ей возможности оправдаться.
Лежа в спальне, содрогаясь в рыданиях, Егор вдруг очнулся: что, если ему снова сказали полуправду? Инна, которую он вытащил на откровенный разговор, все-таки раскололась и поведала о последнем разговоре с Викторией.
Сидя в каком-то убогом кафе, Инна старательно подбирала слова, рассказывая Егору историю Виктории, стараясь не проболтаться о тайнике. Укрытый за одной из картин компромат, реальный или мнимый, не давал Инне покоя. Допустить, чтобы он попал в чужие руки, она никак не могла.
– Ты думаешь, это отец? – мрачно спросил Егор. – Это он ее… заказал?
Инна старательно вытаращила глаза, как будто та же самая мысль не глодала ее:
– С чего ты взял?
Егор долго не отвечал, старательно складывая из салфетки кораблик. Салфетка уже была изрядно помята. Инна наблюдала: получится или нет?..
Кораблик вышел кособоким.
– Ин, мать называла его убийцей, ты сама рассказала о том, что случилось с его партнером. Мать была опасным свидетелем. Когда ее одолевала ярость, она ни перед чем не останавливалась, а уехала она в ярости! Она могла все рассказать.
– Ну и что? – возразила Инна. – Дело за давностью лет давно похоронено в архиве. Кто бы принял ее слова к сведению? Тем более силы явно были бы неравны. В суд бы она вряд ли пошла, а даже если и пошла бы: как она могла противостоять самому Боталову? Он бы ее раздавил, как букашку.
– Может, он играл на упреждение? Мертвая… мама никак не могла ему помешать…
Егор часто задышал и торопливо отпил из стакана сок.
Инна заколебалась.
Сказать или не сказать?
Сейчас Егор наверняка будет сильным союзником.
Вдвоем давить на Боталова будет куда безопаснее и, что греха таить, прибыльнее…
Подумав, Инна решила промолчать.
Нервный и дерганый Егор мог отреагировать непредсказуемо, а она была отнюдь не уверена, что Боталов, избавившись от одной жены, не попробует избавиться и от второй. В глубине души Инна понимала: Викторию убили по заказу Александра. Но сказать об том вслух – значило запустить цепную реакцию, которая неминуемо привела бы к катастрофе…
Тонко раздувая скандал между Егором, Аллой и Антоном, Инна молила, чтобы примирения не состоялось.
Она еще днем заметила странные взгляды, бросаемые Аллой на Антона, и поторопила Егора вернуться домой.
Расчет оказался верным.
После безобразного скандала Егор в бешенстве приказал Алле и Антону немедленно убираться из его дома.
Завтра квартиру покинет Димка, они с Егором останутся вдвоем, и уж тогда она точно улучит возможность пошарить за картинами…
Алла и Антон, давно собравшие свои вещи, присели на краешек кресел и испуганно посмотрели друг на друга, не зная, что делать дальше.
Только сейчас, когда схлынул бушевавший в крови адреналин, померкли пьянящие ароматы коньяка и шоколада, они поняли, что натворили.
