– Несколько вариантов…
– Один – доучиться.
– На кого ты учишься? Кстати.
– Аудит, ― буркнула и, стало ясно, что ей очень «интересно» это направление.
– Зачем получать профессию, к которой ты хладно дышишь?
– Я все знаю в этой отросли.
– Ну, а желание куда зовет?
– Дизайн. Но с ним не заработать.
– Почему? Вполне женская профессия, и дизайнеры востребованы. Варенька, почему бы тебе не бросить свой аудит и не переждать до нового учебного года?
– Отцу стоило больших трудов впихнуть меня, да и учиться осталось полгода – глупо бросать.
– Еще глупее тратить время на то, что не к душе.
Но по виду Вари понял, что его мнение пока не учитывается. И не стал вдалбливать, был уверен, что эта «проблема» сама решится.
Припал опять к ее губам, и, стянув халатик, усадил к себе на колени, прижал крепко, оглаживая, и поморщился от кружевной преграды:
– Я начинаю ненавидеть твои трусики, ― шепнул в лицо, стягивая ненужную тряпочку. Огладил, не спуская взгляда с прекрасной обнаженной груди, манящей его как бригантину океан и обнял девушку за спину прижался грудью к ее груди, потерся о нее, млея от удивительно острого наслаждения.
Целовать ее начал, упиваясь нежностью кожи, податливостью заманчивого плода.
Губы касались ее кожи как ожоги и Варя вздрагивала от каждого прикосновения, невольно выгибалась в сильных руках, забыв все, о чем думала. Она растворялась в ласках, подчинялась без остатка и тем, неосознанно, сводила с ума.
Мужчина целовал ее шею, грудь, впивался в соски чуть сжимая губами и, девушка вздрагивала всем телом, чувствуя сладкие токи от ласк. Ей было нестерпимо приятно, и волнение, на грани стыда, мутило разум, смывало все условности, ее саму. Она лишь чувствовала, она лишь слышала.
Макс обнял за талию и чуть наклонив к столу, прошел ладонью от горла по груди и плоскому животику в укромное место. Там было жарко и влажно, и мужчина сгреб рукой в одну сторону со стола пепельницу и сигареты, в другую чашки, припал губами к груди, укладывая Варю на стол. Целуя и оглаживая одной рукой, скинул плавки и осторожно вошел в нее, прижал ноги к груди, обласкивая их губами. Варю выгнуло, головой свесилась и нечаянное «ааа» полетело в по кухне, заставляя Макса жмуриться. Мир поплыл в такт качке и пропал в ослепляющем взрыве внутри. Ее забило – мужчина придерживал и тяжело дышал, сжимая зубы от напряжения, но это было трудно. В волнах оргазма девушка сжимала его и невольно ласкала лоном до острой, поглощающей нирваны, кровь била в висках и казалось, рвалась наружу.
Логарифмы ни черта не помогали.
Макс сел, усадив Варю на себя и тем, давая себе и ей передышку, и слушал, как она прерывисто дышит, вздрагивает на нем, разгоряченная, истомленная. Обвила его и обдавала жаром дыхания, и сама не поняла, как прижалась губами к шее. Мужчина зажмурился – так ослепительно отдался ее несмелый, первый поцелуй, робкий, как первый снег и все же признающий, все же сказавший больше слов.
Макс прижимая ее через спину ладонью к животу, впился в губы, потеряв себя и приподнимал, задыхаясь от наслаждения. Варя стонала уже не контролируя себя и словно летела, и он не хотел прерывать полет. Поцелуем впился в шею и пил ее сотрясающие ее волны оргазма, чуть переждал и вновь продолжил. Оглаживал ягодички, сминал, любуясь девушкой, что изгибаясь, принимала его и держалась за него, кривилась от истомы, вновь нарастающей волны внутри. И крепко прижал ее к себе, спеленав руками, застонал, чувствуя, как забилась на нем, оглох и от ее протяжного крика и от взрыва в голове и звона от него, приятной усталостью растекающегося по телу. Кровь, пульсируя мягко и томно, била в виски, вырывая стоны.
– С добрым утром, ― прошептал, невольно улыбаясь. Придержал Варю за затылок и потерся щекой о ее щеку.
Путевка в юность, счастливый билет, пропуск в рай – вот кто она, ― оглаживал, млея и, плыл от ее тепла и нежности, от чувственности уникальной и отданной лишь ему. И как было уйти от нее, как отпустить, какой сон или дела?
Варя чуть дышала и ничего не соображала, порабощенная обрушившимся наслаждением, долгим, ярким, и не поняла, как Макс положил ее на стол животиком. Она лишь чувствовала, как его ладони греют грудь, чуть сжимая и, губы горячо целуют, и выгибалась под их лаской. И закричала, вытягиваясь – он входил сзади, осторожно и неумолимо и словно раздувал пожар внутри.
Макс стиснул ягодички, огладил от бедер по гибкой тонкой талии, любуясь, накрыл холмики груди и чуть сжал меж пальцами соски. Варя закричала, задрожав и сама, в экстазе, забилась, обласкивая попкой его бедра. Такого напора он не выдержал – припал к ней, силой придерживая за бедра и, жмурился, вслушиваясь в токи, что сжимали его плоть, забирая семя.
– Роди мне мальчика, ― прошептал одними губами, и понял, что действительно хочет, чтобы она стала матерью его детей. И не дал уйти в ванную – унес в спальню, положил на живот, подложив под него одеяло, и гладил, пока не заснула. Он где-то слышал, что так женщины быстрее беременеют, а он этого и хотел. Тогда Варя точно не уйдет от него. А этого он сейчас боялся больше всего.
― Одиннадцать, малыш, ― поцеловал в висок. Варя вздрогнула, приподнимаясь, сонно уставилась на Максима. ― Пора за вещами, ― улыбнулся в лицо.
Девушка села и сообразила – нагая. Одеяло притянула, накрываясь, покраснела не с того, ни с чего.
Макс лишь улыбался любуясь ею. Нежность его топила, тягучая и глубокая, непривычная, неведомая до этого дня.
Положил на постель белье.
– Отвернись, ― попросила тихо.
Встал к ней спиной. А голову саму разворачивает – покосился за плечо и замер – розовое кружево плотно облегло упругие ягодицы и лобок, чуть выступающий над плоским животиком. И захотелось вновь стянуть трусики и…
Отвернулся – такими темпами они точно ни до Луначарского, ни до больницы не доедут. А Варю нужно перевезти, чтобы хоть какая-то уверенность появилась – не на день, не на неделю с ним.
– У тебя паспорт есть? Твой, ― спросил, уставившись на пса, видного в дверной проем.
– У отца. Только его скоро менять надо будет.
– Тебе скоро двадцать?
– Совсем скоро – в феврале.
Макс невесело улыбнулся – пятнадцать лет разница в возрасте. Куда ты лезешь, Смелков? И головой качнул – а все равно. Не отойду. Нет, теперь его и танками от нее не сдвинешь.
– Зачем тебе?
– Для заявления.
– Какого? ― замерла, перестав юбку застегивать.
– Нашего. Заодно поменяешь не только паспорт, но и фамилию с Косициной на Смелкову.
– Я давала согласие? ― удивилась, а в душе волнение бурю организовало – неужели он, правда, хочет, чтобы они стали мужем и женой? И не шутит, не издевается?
Макс нахмурился – нехороший вопрос, риторический и знаковый. И решил тему не развивать, чтобы ненароком не получить не желаемое.
– Тебе сколько на сборы понадобиться?
– Сбор вещей? Меньше часа, а что?
– Отлично, договорюсь с Чилигиным на два. Успеем и вещи забрать и пообедать.
Они спешили, но это не мешало Максиму вести машину и оглаживать ножки Варе. Та смущалась, на светофоре ладонь его придерживая, не давая залезть под юбку, а он представлял, как было бы здорово, если бы девушка была без трусиков. И невольно улыбался, мысленно подтрунивая над ситуацией и над собой. Взрослый мужик, а снесло от пионерки, как сопляка.
Закурил и на Варю покосился:
– Бровки не хмурь, солнышко, все решим.
Да я ради тебя луну с неба – легко, кого уж вопрос с учебой урегулировать, ― вздохнул, признаваясь себе.
Варя глянула на него и даже чуть улыбнулась, и руку больше не сдерживала. И было приятно, что можно довериться, и верила. Только глубоко внутри все сидело занозой прошлое, опытом свербело.
– Отец может не отпустить жить к тебе.
– Отпустит, ― вырулил между «маздой» и «хондой» в переулок – так короче.
– Он тебя не знает, с чего ради послушает? Ты посторонний человек.
– Я уже договорился, Варенька. И не посторонний, а твой жених.
– Жених?
– Я тебе предложение уже три раза сделал, а ты не услышала, ― улыбнулся ей. ― Молчание – знак согласия. Так твоему отцу и сказал – мы собираемся с Варей пожениться.
– Ааа… А я гадаю, с чего отец меня к тебе отпустит, и чтобы ему сказать, чтобы не устроил маленький семейный скандальчик с нотками родительской истерии.
– Не любишь ты его. Почему?
Варя к окну отвернулась – она не знала ответа, но отца действительно, не то что не любила – скорее не воспринимала близким. Возможно, сказывались годы разлуки. Она выросла без него и взял он ее к себе, потому что мать устала и Варе просто некуда было деваться. Взял, как шмотку, которую иначе бы выкинули и – на съемную квартиру да по больницам. К себе раз только привел, и больше даже не звал в Девяткино.
– Может, простить не могу?
– За что? ― насторожился.
За психушку, ― глаз прищурила на плывущую за окном архитектуру мегаполиса. Так, наверное, ему проще было – сбыл с руки и печали меньше. А впрочем, правильно? Кто она чтоб его судить? У него своих проблем – выше макушки, а тут еще доча на голову свалилась со своими заботами.
