– Ма-ам? Ты освободилась? – В ушах раздался родной голос.
– В принципе, да.
Я увидела укоризненный взгляд Данилы. Он лишь развел руками и показал мне на пальцах – два. Две минуты, так поняла я и кивнула.
– Можешь говорить? Что-то тебя так слышно…
– Плохо?
– Нет, не плохо… А ты где? Что-то как будто свистит…
– Жизнь пролетает мимо, со свистом.
– Мам!
– Я шучу. Ветер свистит.
– А, ты на улице?
– Да, что-то вроде того. И да и нет.
– Мам… Я, знаешь, что я решила… У тебя уже темно, кстати?
– Нет, садится солнце. Очень красиво. Еще не скоро сядет, еще минут сорок, наверно. А что?
– Не знаю. Подумала, что ты сейчас смотришь на закат.
– Да, смотрю. Вижу краешек. – Я действительно сейчас, когда самолет снова лег на сильный крен, увидела в окне золотое предзакатное небо.
– Тебе грустно?
– Нет, совсем не грустно. Я же люблю закат, ты знаешь. Никак не связываю его с… Не связываю, в общем. И тем более, еще не закат.
– Солнце большое?
– Большое.
– Розовое?
– Золотое.
– Завтра в Москве не будет ветра, да, мам?
– Не будет, если верить солнцу.
Я видела, что Данила поглядывает на меня, но как-то спокойно, не подгоняя, с… интересом.
– Мам, я, знаешь, что придумала? Я предложу Лео подобрать музыку к нашему фильму, что-нибудь из классики, мы скажем ему, какого плана, я знаю уже… И чтобы он сыграл ее на маримбе. Будет здорово. Мам? Что ты молчишь?
– Слушаю, думаю. Радуюсь.
– Да?
– Да.
– Моим словам?
– И твоим словам в том числе. А почему ты решила так сделать? Тебе его жалко?
– Жалко. И я помню прекрасный звук маримбы.
Я тоже помню прекрасный звук маримбы. И Катьку влюбленную помню.
– Кать… Хорошо. А маримба откуда здесь возьмется?
– Поищет. Слетаем в другой штат, запишем там. Это не проблема.
– А в Америке вообще есть маримба?
– Есть, – засмеялась Катька. – Ты удобно сидишь? А то голос такой необычный…
– Да, очень удобно, – тоже засмеялась я. – Очень. Даже не представляешь себе, как. Только я не сижу, а стою.
– А… а ты можешь говорить? – встревоженно спросила Катька. – Ты не концерта ждешь?
– Практически концерта.
– Я тогда быстро.
– Хорошо.
– Да, в Америке есть маримба. Пусть поищет. Я уже нашла. Но пусть сам поищет.
– Ты взяла над ним опеку?
– Считай, что да. Я… Он просил что-то хорошее ему написать.
– Пошли ему смайлик.
– Послала. Просит слова́.
– Повзрослел?
– Ну да. Я послала ему стихи.
– «Онегин, я тогда моложе…»? – хмыкнула я.
– Нет, – тоже засмеялась Катька. – Помнишь, я написала лет в десять или одиннадцать, начиталась поэтов Серебряного века, во мне что-то бурлило-бурлило, неясное, но яркое, смешное… И я сочинила на даче: «Я накрою тебя штанами, Развевавшимися на ветру, Пусть останется между нами, Крик отчаянный марабу…»
– Он по-русски их прочитал?
– Да, он же буквы знает. Ничего не понял, слово «марабу» увидел, решил, что стихи про маримбу. Обрадовался.
– Послал смайлик?
– Да, плачущий.
– Хорошо. Катюня, понимаешь, я на самолете сейчас лечу… Договорим позже, хорошо? А то мне пора прыгать. Мы уже столько кругов налетали, а я, ты знаешь, какой летчик.
– Ма-ам… – выдохнула Катька в трубку. – Мам, ты шутишь?
– Нет. Ты когда-то говорила, что самое лучшее в день рождения – это прыгнуть с парашютом. А я взяла с тебя слово, что ты не будешь прыгать никогда.
– А сама прыгнула?
– Еще нет. Сейчас прыгну. И слово твое тебе отдаю обратно.
– Здорово, да, мам? Не страшно?
– Страшно. И здорово. Я вечером тебе расскажу, хорошо?
– Целую, мам! Ой, как здорово, ничего себе! Мам, мам, какая ты молодец! А сфотографировать не получится?
– Попробую… – Я все-таки вытащила наушники из-под ушанки и протянула их Даниле. – Все, поговорила. Дочке нужно было мне важное рассказать. Да и мне приятнее, что она знает, что я сейчас полечу.
Данила внимательно на меня посмотрел:
– Дружите?
– Дружим.
– Завидую. Завтра расскажу почему.
Он взялся за ручку двери.
– Вы готовы?
Я кивнула.
– Произнесите вслух. – Данила крепко держал меня за плечо.
– Да, я готова.
– Все помните?
– Да.
– Все, с богом!
Я ведь не думала об этом раньше. И не представляла, как все будет. Я шагнула сразу. Когда шагнула, в первую долю секунды хотела обернуться и спросить: «Да? Сейчас?» Но не смогла. Я полетела вниз. Сначала я задохнулась от воздуха, который ударил мне в лицо, смял его, я не смогла сразу вдохнуть, потом вдохнула. Я вспомнила, что должна была считать. Но до скольки? Кажется, я уже пропустила время. Вот оно, кольцо, которое сейчас нужно выдернуть. Я нащупала кольцо, держаться сразу Данила мне за него не разрешил. Я дернула кольцо. И услышала, как звонит телефон. Смешно, это смешно. Скорей всего, это Егор. А меня нет! Я – лечу! Я почувствовала, как меня резко дернуло вверх, и я как будто сначала остановилась, а потом медленно поплыла, или мне показалось, что медленно – по сравнению с тем, как я летела до этого.
Земля была по-прежнему далеко и как-то боком, но вот вроде… выровнялась. Мне стало легче дышать. И полет словно ускорился. Я крепко держалась за стропила, хотя это было в принципе и не так нужно. Совсем не нужно. С таким же успехом можно держаться за воздух. Парашют держит меня сам. А ощущение – что держит воздух.
Я попробовала отпустить одну руку. Потом вторую. Раскинула руки в стороны. Я… лечу! Вот сейчас я лечу по-настоящему!
Если я уроню телефон, то буду клушей. Я осторожно, медленно расстегнула кармашек, достала телефон. С чего я его уроню? Люди видео в воздухе снимают. Я не хуже тех людей. Я сфотографировала несколько раз землю, золотое солнце, летящие в стороне парашюты. И убрала телефон. Даже застегнула кармашек.
Вокруг меня на расстоянии летели другие парашютисты, я видела разноцветные купола. Оранжевые, красные, белые, синие, зеленые, желтые… Красивый многоцветный купол, еще один, с большим лиловым цветком посередине… В ушах я сначала слышала лишь стук сердца. Потом Катькин голос, а сейчас у меня как будто звучала какая-то музыка… Я подумала, что не выдернула наушники… Да нет! Как же! Я отдала их Даниле. Это не из телефона. Просто легкая музыка, красивая. Значит, в голове. Я стала напевать. Но ветер довольно сильно дул в лицо, не распоешься.
Я летела навстречу золотому закатному небу, с огромным солнцем, которое медленно-медленно садилось в густо-розовые вспененные тучи, с темно-фиолетовыми ободками по контуру. Необыкновенно красиво. Я посмотрела на землю, она приближалась, но тоже медленно. Сколько я уже в воздухе? Какая удачная погода, чудесный закат, совсем небольшой ветер, иначе нельзя было бы прыгать.
Собираясь прыгнуть, я чувствовала, что в воздухе подумаю обо всем. О своей жизни, о том, что было, о том, что будет. Что там, в воздухе, я пойму что-то важное. Но сейчас я летела, смотрела на землю, на небо, на садящееся солнце. И ни о чем конкретно не думала. Катька… Она со мной. Данилевский… Тоже, но его нет. Пусть будет здоров. Мама и папа… Я всегда буду их любить. И бабушку… Хорошо ли у меня все сложилось в жизни? То, что сложилось, – да, хорошо. Но еще не все сложилось. Приду ли я завтра еще раз прыгать? Сегодня погода хмурилась-хмурилась, и вдруг к вечеру распогодилось! Если будет такая же чудесная погода, если солнце, навстречу которому я сейчас лечу, плыву над землей, не обманет, – может быть, да. Приду. Ведь Катька завтра не прилетит точно. А день рождения можно праздновать как свадьбу – неделю, а то и месяц. Тем более, такой ответственный.
О чем еще важном надо успеть подумать? Свечи на праздничном пироге я много лет уже не зажигаю и не задуваю, с тех пор как мама перестала мне печь брусничные пироги, потому что не может больше, теперь она может только сниться… И ничего в день рождения не загадываю, так хотя бы в воздухе подумаю… Собаку… Да, собаку надо купить. Не знаю, какую – умную. Будет сидеть рядом и смотреть понимающими глазами, когда я буду писать. Какую следующую книжку? Про потоп, да, про потоп. Я, кажется, даже знаю, чем она закончится. Сейчас поняла, в воздухе… Да, я сюда еще вернусь. И у меня появится в новой книге такой герой – сильный, спокойный… Я не стану с ним сближаться, с симпатичным Данилой, я его придумаю… Если смогу – не буду сближаться…
Я лечу… Неужели я лечу?
Я хотела запомнить землю с высоты. Конечно, я видела ее из окна самолета. Но это совсем другое ощущение. Сейчас, в воздухе, у меня появилось очень странное чувство. Ведь я это уже видела и ощущала. Легкое тело, ветер, который бьет в лицо, плывущая под тобой земля… Да, видела, и не раз. Во сне. Я иногда летаю во сне. Знаю, как взлететь. По заказу такие сны не снятся, но иногда приходят сами. И я знаю это чувство. Похоже, очень похоже. Только когда летишь во сне – полная свобода, а сейчас чуть тянет парашют. И немного страшно, потому что через некоторое время придется приземляться. Но пока у меня осталась еще пара минут, пара минут в воздухе…
