В субботу 6-го декабря Ольга Ивановна с утра просмотрела программу телепередач в областной газете «Рудный Алтай». По алма-атинскому каналу не оказалось ничего особо интересного. Она бы, в общем, не прочь была посмотреть передачу «28» из серии «казахстанцы в ВОВ». Ей, конечно, была хорошо известна официальная версия истории подвига 28 гвардейцев панфиловцев, но… Но наряду с официальной героико-патриотической версией тех событий, она как-то в кулуарах на совещании в РОНО услышала и иную, передаваемую шепотом, на ухо друг другу. То был слух, что данный подвиг всего лишь плод фантазии корреспондента «Красной Звезды». Хотелось бы услышать, как теперь оценивают те события, по-прежнему, или в связи с Перестройкой и Гласностью, внесли некоторое коррективы. Но, увы, передача шла на казахском языке. Такова была специфика всех республиканских каналов в союзных республиках: часть передач шло на так называемом языке коренной национальности, а часть на русском. Так же по Алма-Ате регулярно шли передачи «Диалектика обновления». Эта и прочие, так называемые «перестроечные» передачи шли строго на русском, но Ольге Ивановне уже успела от них так устать, что не могла смотреть и слушать эту пустопорожнюю галиматью. Все новостные передаче по Алма-Ате тоже смотреть не имело смысла, они в основном дублировали таковые же передачи московского канала. Как всегда московская программа оказалась куда насыщеннее и интереснее. Здесь фильмом «Сестры» начиналась трилогия по роману Алексея Толстого «Хождение по мукам». Этот фильм Ольга Ивановна смотреть не хотела, по причинам неприятия самой личности писателя и его творчества. А вот соревнования по фигурному катанию на приз газеты «Московские новости» она как раз смотреть собиралась, ибо считала фигурное катание не столько спортом, сколько искусством. И особый интерес у нее вызывала начинающаяся вечером в полдевятого передача «Семья Лакшиных говорит с Америкой» из серии «Правда из первых уст». А пока что Ольга Ивановна принялась просматривать газеты за неделю. Так же как и неинтересные телепередачи, она пропускала всевозможные официозные газетные статьи. В них, как правило, говорилось одно и то же. Слегка задержалась на передовице «Казахстанской правды» от 3-го декабря. В ней сообщалось о начале работы сессии Верховного Совета Казахской ССР, и приводился текст доклада председателя президиума Макашева. Выступление изобиловало общими, трафаретными фразами: «Близится к завершению стартовый год год двенадцатой пятилетки, ознаменованный претворением в жизнь выработанной апрельским 1985 года Пленумом ЦК КПСС и одобренный 27 съездом партии курса на ускорение социально-экономического развития нашей родины…». В «Казахстанке» за 4-е декабря, все в тех же восторженных тонах сообщалось о принятом на сессии Верховного Совета законе о государственном плане развития Казахской ССР на 1987 год, где рост национального дохода определялся на 4,3 %, а промышленного производства на 4,5 %. Ольга Ивановна регулярно читая про все это «громадье планов», как общесоюзных, так и республиканских, долго не могла понять, как при таких цифрах развития, которые если верить официальной советской статистики были выше чем в США и прочих странах Запада, Советский Союз все никак не мог догнать и тем более перегнать их по уровню жизни. Со временем, опять же, благодаря тесному знакомству с председательницей Поссовета, она стала это понимать. Понимать, что цифры те «хитрые», и определяются в первую очередь ростом оборонной промышленности, что все эти миллионы тонн стали и прочих металлов идут не на что иное, как на производство танков, гаубиц, ракет, атомных подводных лодок и так далее. Все это не будешь есть, и во все это не оденешься, это производство не дает никакой отдачи, ибо ведет только к росту с последующим складированием вооружений. Так неужто, «там наверху» и сами не задаются очевидным вопросом: если по цифрам все так хорошо, почему же в магазинах одна вермишель и минтай?
Нет, Ольга Ивановна давно уже вполглаза пробегала весь этот официоз и останавливалась только на том, что ее заинтересовывало по-настоящему. В той же газете не могло не вызвать интерес сообщение о том, что в Чимкенте начал действовать один из первых в республике кабинетов по обучению пользованием персональных ЭВМ, оснащенным отечественными машинами «АГАТ» и «ДВН-2М». Ольга Ивановна уже много раз слышала об этой чудо-машине неофициально именуемой по «западному» компьютером. Все в один голос утверждали, что в Европе и Америке эти компьютеры уже получили широкое распространение, и у нас тоже есть соответствующие разработки. Она слушала и не могла понять… как это набрать на экране монитора текст и потом его можно не стуча часами на пишущей машинке, а просто нажав кнопку распечатать на специальном устройстве в любом количестве. В это невозможно было поверить. В то же время она понимала, что если такое устройство создано, то какой толчок это сулит развитию буквально всего: литературы, науки, искусства, делопроизводства… Ведь это получается, что квалификацией машинистки, печатника сможет при желании овладеть каждый. И тогда буквально каждый сможет иметь в своей квартире собственную типографию, и не только это. Ольгу Ивановну особенно впечатляла возможность именно самой, без посторенней помощи набирать и печатать тексты. В стране, где долгие годы даже печатные машинки гражданам разрешалось иметь только с соответствующего разрешения, людям, не обладающим разборчивым почерком, свои мысли или творческие изыски воплотить весьма сложно. У Ольги Ивановны был очень мелкий и неразборчивый почерк, и хоть официального запрета на приобретение печатных машинок частными лицами давно уже не было, в свободной продажи их тоже не имелось. Так, что самой научиться печатать практически не представлялось возможности, разве что начать выполнять обязанности секретаря директора. И вот она читает, что через несколько лет печатать можно будет с помощью ЭВМ и они будут доступны всем. Нет, в это действительно поверить было трудно. Но если все таки поверить и такое случиться… Тогда она сможет в печатном виде представить уже почти написанные от руки в нескольких толстых общих тетрадях свои мемуары. Она, конечно, хотела их издать, но как где-то в редакции или издательстве показать свои каракули. Даже если и возьмут, половину не поймут. А писать она стала четыре года назад, писать о своей жизни с самого начала, как себя помнила. Писала о родителях, постепенно припоминая все новые эпизоды из своего детства. Писала о детском доме, о приезде в Восточный Казахстан…
Именно заметка о грядущей компьютерной эре отвлекла Ольгу Ивановну от просмотра газет и переключила на «правку» своих мемуаров. Она вдруг вспомнила эпизод из детства, когда родители пригласили в дом какого-то важного для них гостя, приехавшего в Харбин из Шанхая по делам, то ли в Бюро по делам эмигрантов, где работала ее мать, то ли еще по каким-то. Даже она, семилетняя девочка, только что поступившая в гимназию поразилась осанке и суровой мужской красоте гостя. То оказался герой гражданской войны, войсковой старшина Бологов. Тогда ему было примерно столько же лет, сколько и ее отцу, что-то около сорока пяти. Но если отец, давно уже став гражданским человеком, и смотрелся соответствующе, в большей степени приказчиком, коммивояжером, служащим фирмы Чурин и Ко, то Бологов даже гражданские костюм и шляпу, носил как воинский мундир. Нет, это бросилось в глаза не ей несведущей малышке, то потом сказала отцу мать. О чем говорили родители с гостем, она не слышала, ибо её отправили срочно гулять на их широкий, огороженный глухим забором двор. О Бологове она узнала уже в гимназии. Как советских школьников воспитывали на героических подвигах отдельных красных героев, таких как Блюхер, Чапаев, Котовский, то харбинскую молодую эмигрантскую поросль, так же на героях из стана белых. Например, тамошняя русская молодежь имела традицию посещать могилу генерала Каппеля и фотографироваться на ее фоне. И одной из самых ярких личностей, конечно, являлся он, енисейский казак Григорий Кириллович Бологов.
С красными Бологов начал воевать в чине сотника у себя на родине в Минусинске в 18-м году. За исключительное умение управлять вверенными ему подразделениями, он за два года вырос в чине до войскового старшины. Особенно отличился Бологов в самом конце Гражданской войны, когда, казалось, основные части белых были полностью деморализованы. В ходе последнего наступления белых на Хабаровск и Волочаевку, он, командуя дивизионом своих енисейцев, всегда брал верх над красными, даже если противник превосходил их числом и качеством вооружения. Вершиной же его полководческой деятельности стала оборона села Ивановки в сеньтябре-октябре 1922 года, то есть в последние дни существования Белого Приморья. Казачья дружина в количестве 300 человек под командованием Бологова отбила два штурма целой дивизии красных партизан. Красное командование, взбешенное этими неудачами, решило наглядно пристыдить партизан, которые не сумели взять важнейший стратегический узел обороны противника, даже имея более чем десятикратное преимущество в силах. Оно прислало всего лишь полк, но отборный, регулярной Красной Армии, составленный из слушателей курсов младших командиров, который и должен был показать, что значит настоящие красные герои. В том полку каждый пятый являлся коммунистом, а почти все остальные комсомольцами, многие были удостоены отличий и благодарностей от командования, в том числе и личных командарма Блюхера. То был полк – краса и гордость всей Дальневосточной Армии. В нем насчитывалось 900 бойцов и командиров, прекрасно вооруженных и экипированых. В РККА всегда имелись части пользующиеся особым расположением и доверием командования и политотделов. В них шел особый отбор, их лучше вооружали, кормили, одевали. Вот один из таких полков и направили в третий раз брать Ивановку, которая костью застряла в горле победоносно наступающей Красной Армии. Весь день 16 октября красноармейцы с пением «Интернационала» беспрерывно атаковали Ивановку, а потом предприняли и последнюю, ночную атаку. Из девятисот красных бойцов на колючей проволоке перед позициями енисейцев остались лежать и висеть более трехсот человек, но Ивановку им взять так и не удалось. Только после этого красное командование опомнилось и перестало бесполезно губить людей. Они предприняли наступление на других участках фронта и енисейцам пришлось оставить хорошо укрепленное село без боя, чтобы избежать окружения… Когда Ольга Ивановна слышала, частенько исполняемую по радио песню приамурских партизан, особенно ее куплет:
