– Андрюша, а вы-то что думаете? – спросила Марго, с надеждой взирая на него. Ей хотелось, чтобы Андрей её поддержал.
– Пока ничего не думаю, – он уклончиво покачал головой. – Но, может, Сергей Васильевич в чём-то прав?
– И чего ж вы тогда оба ещё находитесь тут? – саркастически расхохоталась Марго. – Вот она, обезьянка! У неё есть золотой ключик от входа. Ну? Возьмите его – и идите! Слабо?
– Не знаю, – Андрей прикоснулся к изображению обезьяны. Его ладонь ощутила шероховатые глубокие линии рисунка. Он провёл пальцем по бороздкам, символизирующим, должно быть, морщины на лбу обезьяны, спустился ниже – и подушечка пальца коснулась широкого носа с круглыми отверстиями ноздрей. Ему показалось: они теплее, чем каменная стена, и чуть заметно подрагивают в такт осторожному вдоху-выдоху.
– Осторожно. Обезьяны довольно миловидные существа, но зубки у них остренькие, – услышал Андрей насмешливый голос аоми. Сам того не заметив, он всё-таки спросил, оказывается, её, не показалось ли ему, что личина подала признаки жизни.
– Давненько же ты во мне не нуждался, – сварливо буркнула аоми. – Самостоятельный, однако!
Он проигнорировал её замечание. Главное – не давать Ниохте воли, она должна перестать чувствовать себя хозяйкой положения. То, что аоми вначале верховодила им, – вполне объяснимо: случившееся слишком потрясло Андрея, и он не сразу понял, что Ниохта всё-таки зависит от него. Она, конечно, старалась это скрыть, не давая ему опомниться, – так обычно действуют цыганки, которые подходят к человеку на вокзале и сразу выводят его из равновесия какой-нибудь нобычной репликой. Однажды и Андрей так же попался им. «Всё у тебя хорошо, красавчик, но жди беды от близкого человека», – остановила его высокая толстая старуха, увешанная монистами, серьгами и бусами – они сверкали не хуже новогодних украшений. «На нём порча, чавелла, – махнула рукой подошедшая к ним другая цыганка. – Долго сводить её придётся. А парень, видишь, не верит ни в сглаз, ни в порчу, думает: обманут его цыганки. Брось его! Мы опаздываем», – и потянула старуху прочь от Андрея. Но ведьма вперила острый темный глаз в Андрея: «Ой, пропадёт парень, ох, жалко его, чавелла!»
Как раз в этот день Андрей понял: Макс, которого он считал своим лучшим корешем, – человек с гнильцой, и доверять ему не стоит. Но как цыганка об этом узнала? И что за порча на нём? Заметив его смятение, гадалки взяли парня в оборот: не давая ему опомниться, что-то нашёптывали, кричали, ворковали, водили пальцами по его ладони, заставили отдать им кошелёк – вынули деньги и на его глазах положили обратно, лишь десятку взяли за услугу. Ничего толком не запомнив из их болтовни, Андрей отошёл от цыганок как в тумане: перед глазами – всё плывёт, голова – ватная, в ушах – звон.
Опомнившись, он заглянул в кошелёк. Пусто! Лишь в боковом карманчике осталось немного мелочи.
Потом знакомые рассказали ему: существует особый «цыганский гипноз»; не он первый и не он последний попал под его действие. Андрей выяснил и другое: так называемый эриксоновский гипноз, по сути, строится на тех же принципах, что и «цыганский».
Ниохта тоже долгое время не давала Андрею опомниться, и он даже согласился с её ролью учителя и проводника, пока не понял: ему навязывается чуждая воля; ему вовсе не нужно то, что щедро сулит аоми: он – человек, и хочет им остаться.
– Обезьяна видит незримое, – снова прошелестел в голове Андрея голос аоми. – Тебе она тоже откроет глаза.
– Но как?
– Ты не просишь меня помочь тебе, – уклончиво ответила Ниохта. – И уже убери руку с носа обезьяна! Ты мешаешь ей дышать.
– Она знает, где вход?
Ниохта засмеялась, будто колокольчик зазвенел.
– Знает?
– Она и есть вход. Только не каждый догадается, как открыть его. А рассердишь обезьяну, она искусает тебя…
– Ты это уже говорила.
– А ты так и продолжаешь держать её за нос…
Андрей сдвинул ладонь вверх, и его пальцы коснулись двух параллельных точек – это были глазные впадины личины. Осторожно притрагиваясь к ним, он нащупал продольные линии, напоминавшие сомкнутые веки, и даже что-то вроде ресниц было на них: мягкие гребенчатые полоски.
Андрей подумал, что аоми не случайно несколько раз упомянула о глазах обезьяны. А что, если они и есть тот тайный механизм, который открывает вход? Он прикоснулся к ресницам личины, погладил её закрытые веки – вначале робко, потом, осмелев, настойчиво надавил на глазные впадины.
Аоми затрепетала у него в груди. Её явно взволновали его действия, но, против своего обыкновения, она никак не прокомментировала их.
То, что Андрей считал ресницами обезьяны, задрожали, а веки медленно растворились – из-под них выплыли два красноватых огонька, обрамленных желтыми ободками.
– Ну, теперь держись! – вдруг хихикнула Ниохта. – Ты разбудил зверя!
Зверь, однако, добродушно мигнул и уставился на Андрея, внимательно его изучая. Красноватые огоньки оказались зрачками, которые, подобно уголькам в костре, быстро затухали; вскоре они стали чёрными, зато желтые радужные оболочки засверкали всеми цветами радуги.
Обезьяна, видимо, была косая: обе маленькие радуги с черными зрачками сместились к переносице. От них расходились концентрические круги, которые слабо мерцали, напоминая гало после проливного летнего дождя. Бабка Андрея называла гало «ушками солнца» и радовалась ему: по её мнению, их появление предвещало долгую теплую погоду. Андрею же они казались ушами Чебурашки. А может, солнце и было на самом деле Чебурашкой, только об этом никто-никто не знал, кроме маленького мальчика? Может, он играл в прятки с крокодилом Геной и вспомнил самое лучшее правило: таиться надо на самом видном месте – тогда точно никто не найдёт. Андрей фантазировал, представляя, как крокодил Гена и эта хитрюга старуха Шапокляк ищут Чебурашку, а он глядит на них сверху и вот-вот лопнет от долго сдерживаемого смеха. Ха! Многие люди почему-то предпочитают глядеть себе под ноги, в лучшем случае – по сторонам, но мало кто смотрит вверх.
Андрей хотел отвести взгляд от неправдоподобно ярких глаз обезьяны, но не смог этого сделать: они притягивали будто магнит. Тёмные, как уголь зрачки расширялись, в них будто бы что-то менялось: откуда-то из глубины всплывал чёрный пласт, абсолютно беспроглядный, – вокруг него бурлила неясная хмарь, тоже черная, но как будто чуть выцветшая, какой бывает вода в лесном омуте.
Чернота, казалось, выползала тягучими длинными полосами из зрачков обезьяны и цепко повисала на каменных стенах, липла к плечам, лицу, волосам Андрея, застилала ему глаза. Он сначала пытался смахнуть холодные тёмные паутинки, но чем чаще размахивал руками, тем их больше налипало на него – и вскоре глаза прикрыла непроницаемая повязка. Андрей поневоле смежил веки. Голова кружилась, он растопырил руки, пытаясь хоть что-нибудь нащупать вокруг себя: ему хотелось прислониться к стене, чтобы унять противную дрожь в ногах. Лучше бы, конечно, сесть, но, странное дело, он не чувствовал земли: будто бы парил, вокруг ничего нет – от этого голова кружилась ещё больше и к горлу подступала тошнота.
Андрей почему-то вспомнил картины Марка Шагала, на которых люди летали. Парить в ослепительных высях им, кажется, было легче и привычнее, чем ходить по земле. И никого, вроде, не мутило: счастливые лица, покой и умиротворение, нега и блаженство, – особенно у тех из них, кто держался за руку другого. Интересно, а если бы эти же самые люди оказались в самолёте, то как бы себя чувствовали, а? Не пришлось бы стюардессам бегать к ним с пакетиками для рвоты? Отчего некоторые готовы взлететь от счастья под небосвод, но в то же самое время не переносят воздушные ухабы?
Дурацкие вопросы, подумал Андрей. Это всё от того, что болтало во все стороны, переворачивало как сухой лист и несло неизвестно куда – ощущения не из самых приятных. Но, пожалуй, если бы кто-то взял за руку, то…
– То что? – спросила аоми.
Она всё это время молча таилась в его теле.
– Тебя-то я меньше всего имел в виду, – огрызнулся Андрей.
– У меня есть рука, даже – две, – сказала аоми.
В подтверждение своих слов она крепко обхватила оба его запястья.
– Оставь, – попросил он.
– Футы-нуты! – аоми, казалось, даже ножкой притопнула. – О, какой недотрога! Ну-с, поглядим, что будет, когда пелена с глаз спадёт. Сам помощи попросишь!
Ниохта явно знала, что происходит и где вскоре окажется Андрей. Судя по её злорадному смешку, ничто хорошее его не ждало. Андрей же почему-то решил: он снова попал куда-то наподобие того тоннеля, в котором уже бывал, и если у него самого уже есть об этом представление, то Марго и Сергей Васильевич могут испытать сильнейшее потрясение. Если они, конечно, тоже последовали за ним…
