Махнув рюмку, налитую до краёв и съев семечку, прежде занюхав ею, Серёга налил ещё одну.
– Глупый! Какой же глупый я был. Конечно, обнял с любовью, с уважением. «Дед, да что я, на войну ухожу!» Лёх, а он ведь так же уходил, не на войну. Чувствовал, что не увидит он меня. Старый, больной, радости земные потихоньку оставляли его.
Он махнул ещё одну рюмку. Голос друга моего дрожал. Я тоже видел на его глазах слёзы.
– Господи! Боже мой! Он прощался со мной. Мой дед. Дед, который прошёл три войны. Так любил жизнь и радовался ей. Вырастил меня. Не так я с ним попрощался, не так. Бессердечно. А знаешь, в армии на плацу построили нас, зачитали перед строем вслух телеграмму, присланную мне, о его смерти. После чего командир сказал, якобы связались с военкомом нашего района, тот разузнал и, мол, мы теперь знаем, что тебя друзья на свадьбу зовут к одному из них. А дядю Фёдора, родного брата его помнишь? На 9 мая нас навещал, участник и инвалид войны.
Помнил и я его. В военном кителе, подтянутый, в фуражке, весь при параде. Медали начинались от погонов и свешивались через поясной ремень. Дядя Фёдор любил на праздник щегольнуть на улице, военных пятьдесят граммов пропустить за Победу, припомнить что-то и побалагурить. Бабушка, про этого брата, рассказывала: «На фронт призвали, они ехали в эшелоне. Самолёт вражеский пролетел, бомбу скинул, из пулемёта очередь пустил. Его зацепило, и вот тыл, госпиталь. Всю войну на заводе завхозом. Часть, к которой причислен он, вела сражения, так за все бои и награждался». Вот она – жизнь. Квартиру получил, телефон, машину, все льготы. У деда же снова в восьмидесятых сад отняли – дорогу строили. Кому чем в этой жизни везёт.
– Серый, а на охоту ходил? Что о ней-то рассказывал? – с последней, уже угасающей надеждой спросил я.
– Лёха, да какая охота! – и выпил очередную рюмку. – Ходил без патронов, в лесу побродить, воздухом подышать, бывало, грибов принесёт. Ни разу не приносил никакой дичи. Даже не помню, чтобы ружьё чистил. Вот таким охотником и был мой дед.
Ранним утром трава у дома покрылась инеем. Солнце поблескивало веселыми утренними лучами.
В охотничьей избе, как на складе, повсюду лежали вещи: спальные мешки, сумки и большие рюкзаки. По углам стояло уложенное в чехлы оружие. Охотники собирались к отъезду.
Попеременно, то один, то другой охотник, с очередным рюкзаком или мешком выходили во двор к своей машине, чтобы положить его в багажник.
– Ну что, братцы? – гремел чей-то голос. – Чайку на посошок? Хе-хе.
– Да и в дорогу, – сделал кто-то предложение.
– Можно по бутерброду, – добавил второй.
Небритые и мрачные, мужчины потянулись к столу и, как раскормленные купцы, усаживались вокруг него. Лавочка скрипела под тяжестью тел.
После трёх дней охоты походка и движения стали тяжелыми и увесистыми. А вечерние поздние застолья сделали их речь замедленной и урывочной.
– Геш, присаживайся! Успеешь, – сказал, не глядя, один из товарищей другому охотнику, который прошмыгнул мимо них. Подвинул к себе банку со сгущенным молоком и ножом распорол крышку. На нём была тельняшка, а на плечи устремлялись две помочи брючных штанов; его красное обветренное лицо и металлический взгляд делали его похожим на командира-большевика.
Прошмыгнувший Геша был одет в тёмные джинсы и большой грубый вязаный свитер из собачьей шерсти. В руках у него свисали тяжёлые полиэтиленовые мешки с мясом. Его слегка покачивало, но плечи оставались неподвижными, ноги просели.
– Сейчас догоню, – ответил он товарищу, – там с Кольком пойду, телятинку закину. Ох, хороша! – Геша цокнул языком от удовольствия. – Помогу уложить ему вещи.
Он вышел и притворил за собой дверь ногой. Она громко скрипнула и плотно закрылась на войлочной прокладке.
Зазвенели ложки, размешивая сахар в кружках. Застучал нож по разделочной доске, нарезая хлеб, сыр и остатки ветчины.
– Влад, ну расскажи, как ты свой прицел наводил на кабана. Траекторию высчитывал, когда ему в глаз выцеливал?
Товарищ взял самый крупный кусок хлеба, положил на него сыр, масло, ветчину. Разинув широко рот, откусил огромный кусище.
– Метил в пятак, – услышали друзья один и тот же ответ, но каждый раз с новым комментарием. – Стволы сведённые. Думал, первым стрельнёт левый ствол. А вон как вышло! Первым, оказывается, стреляет правый. И в глаз. Одно знал наверняка, что попаду.
– Да ладно тебе! – возразил один из сомневающихся. – Выстрел случайный. На пятьдесят метров с твоего ружья можно только случайно попасть.
– Перестань. – возразил следующий собеседник. – Хороший выстрел. Мясо целое. Место – не попортил. Теленка-то того, смотри, как изрешетили! Кому лопатка в духовке, а кому – котлетки, – он сожалеюще вздохнул. – Что с разбитого куска взять – фарш, да и только.
Разговор снова вошел в привычное русло завзятых охотников. Было слышно, как на улице хлопали двери машины. Геша и Колька, как два брата, извечно помогали друг другу.
Друзья снова оживлённо заспорили. Кто-то притянул чайник, чтобы плеснуть кипятку в кружку. Вода полилась и зашумела об стенку.
Раздался выстрел. Все, кто сидел за столом, смолкли. Наступила тишина. Но в умах эхом ещё гремел протяжный отзвук. Каждого одолел немой вопрос: «Что это было?»
Прерывать паузу никто не решался. Сразу стало как-то мрачно, словно солнце скрылось за тучу.
– Ни хрена себе! Это не с нашего номера, – пошутил кто-то.
Другой товарищ перегнул спину назад и потянулся рукой к занавеске. Отодвинув её, он шарил глазами через стекло, пытаясь уловить движение возле машин, которые мог видеть или понять хотя бы причину выстрела.
Через минуту этой короткой, но показавшейся длительной паузы один из друзей встал и направился к двери.
– Пойду, гляну, – он возмущённо пожал плечам. – Стрелял же кто-то. Его настороженное лицо расслабилось. Сказав это, он почувствовал себя легче, и тревога слегка отступила.
За ним хлопнула дверь. В сенях прогнулись половицы от его шагов. Тишину снова прорезал говор.
– Н-да, – повисло в воздухе.
Никто ничего не сказал и не собирался говорить.
Со двора послышался громкий голос вышедшего разузнать товарища:
– Геш, – в его оклике словно растворилась последняя буква произнесённого имени. По этому застывшему «ге», недоговоренному, они поняли: случилась беда.
Вышедший товарищ из двери крикнул, соступив первым шагом с крыльца на улицу, и увидел распластанного перед машиной Гешу. Как святой ореол, вокруг его головы растеклась лужа бордовой крови.
Привычный к крови животных, охотник почувствовал головокружение. В горле пересохло, и во рту появился горьковатый вкус.
У него не возникло ассоциации, что красное пятно есть неотъемлемый атрибут охоты. Вид красного сгустка нависал в уме отвратительным образом какой-то неудачи. Мысли встали. Геша лежал, без всяких сомнений, мёртвый. Над горлом чуть повыше к подбородку красовалось небольшое пятно с монетку. На голове, в черных мокрых волосах, прилипла густая кровяная шайба с белыми и желтыми прожилками.
«Выходное!» – оценил друг, испугавшись собственной догадки.
Он поводил глазами вдоль машины. Заглянул в салон. С обратной стороны стоял Колька, Гешин закадычный друг.
Онемевший и бледный он стоял, тупо уставившись в одну точку и не шевелился. Увидев спустившегося с крыльца товарища, медленно побрёл вокруг машины. Одной рукой он держался за кузов автомобиля. Обойдя машину, Колька встал у трупа. Его глаза расширились.
– Друг! Друг! Ты что? – он сполз на корточки. Потом бухнулся на колени у вытянутых ног Геши, встал на четвереньки и, не приближаясь, вперил недвижный взгляд на мёртвое лицо.
– Мужики! Мужики! Тут это, – не зная, что сказать, выпалил стоящий у крыльца друг-охотник, – подойдите!
Прошло мгновение, и он словно опомнился. Встряхнул окутавшую мозг пелену и уже настойчиво позвал:
– Давай скорей сюда!
Дом задрожал, одновременный топот ног привел в движение, казалось, все стыки бревенчатых стен.
Охотники окружили мёртвого Гешу и Кольку, перебиравшего пальцами джинсы друга на ноге, словно не верившего в происходящее. Он зациклено мотал головой вправо и влево, будто отгонял навязчивую мысль. Глаза же смотрели прямо в остекленевшие зрачки покойного друга.
Из багажника джипа небрежно торчал чехол карабина. На конце виднелась дырка. Из неё вылетел смертельный заряд.
Спустя час возле дома собрались микроавтобус с надписью «Прокуратура России», бледненький и потрепанный «Уазик» Россельхозохотнадзора, несколько машин полиции и одна с бригадой реанимации.
Следователи опрашивали каждого участника охоты по очереди.
Чтобы исключить вероятность ненужных вопросов, все друзья-охотники, как обычно водится, сговорились придерживаться одних показаний. На вопросы, как один, отвечали, не подводя лучшего друга Геши, Кольку. Мужская солидарность – первейшее правило: все вместе сидели за столом, а друг пошел класть мясо в багажник автомобиля. После чего раздался выстрел. Все вместе они вышли и увидели мёртвого товарища.
