– Как мне нравятся некоторые мужья, это что-то… Ладно, всяко бывает. Зайду чуть позже к Ивановой.
* * *
Катя, загрузив по телефону свою подругу по полной программе, уже нашла новые «свободные уши». Соседка по палате, страшно любившая сериалы, в которых «богатые тоже плачут», с большим интересом слушала о печальной Катиной доле…
– У меня узкий таз. Ну, говорят, могут быть проблемы. Кто бы мог подумать: я всегда считала свою фигуру идеальной – с одеждой никогда проблем не было. А здесь сказали – будут… И для родов моя фигура совсем не идеальная.
Соседка вдруг пригорюнилась:
– А я так не хочу, чтобы кесарево делали: хочу участие принимать! Посмотреть хочу, как все это будет…
Катя с удивлением глянула на нее:
– Много ты там увидишь! Мне подруги порассказали, как оно все происходит… Брр… Так я даже рада, что кесарево. Уснула, потом – раз! Ой, кто это?… Ах, это мой сыночек, здравствуйте!
Другая мамочка улыбнулась Кате:
– Мальчик у тебя?
Та засмеялась:
– Да, продолжатель полиграфической династии.
Ближайшая соседка с уважением покачала головой:
– Смотри, как у вас все серьезно…
Катя махнула рукой:
– Да шучу я. Какая там династия… Вон там, через стенку, мачеха моя лежит, Нинка. Вот у нее будет продолжатель. А мой продолжит род Зайцев. Я-то себе девичью фамилию оставила, а муж у меня – Заяц… Вот, еще одного Зайца рожу.
Разговор становился все интереснее. Та мамочка, что лежала подальше от Кати, спросила:
– Мачеха, говоришь? А ей сколько?
И вызвала этим вопросом почти раздражение у Кати:
– Двадцать восемь.
– Ага… – смекнула соседка, – а тебе?
Катя пожала плечами:
– Мне – двадцать один!
Соседка осторожно высказала предположение:
– Хм… Здорово. Как подружки…
И ошиблась!
– Ну, я как-то другого мнения о дружбе, – отрезала Катя, – я с калькуляторами не дружу обычно. До сих пор не могу понять, чем она моего папу взяла?…
* * *
Ничто, казалось, не предвещало женитьбы Алексея Елистратова, владельца небольшого издательства, убежденного холостяка.
Он был вдовцом уже много лет, один воспитывал дочь Катю. Помочь ему в этом важном деле, что скрывать, рвались многие достойные женщины. Но, по всем статьям подходящие Елистратову в качестве жены, эти умницы и красавицы на роль мачехи не годились вовсе. Да, Катька росла капризная, импульсивная, но Елистратов любил ее безумно. Катя была очень похожа на свою маму, но только с некоторым смещением акцентов. Ее мать Ольга была доброй, веселой и остроумной, в доме всегда много смеялись. А Катя была злой на язык, насмешливой, а порой и просто ехидной. Оля была жизнерадостной от природы, а Катьке нужно было все время чем-то себя развлекать: кино, люди, аттракционы, тусовка – годилось все. Но жизнь била ключом и в ней! Отец любовался ее потрясающим жизнелюбием: всего-то Катьке хотелось, везде она спешила побывать, все увидеть, все попробовать! Много читала, хорошо училась, влюблялась, правда, тоже – очертя голову… Иногда папа думал: Катька живет за себя и за Олю, поэтому у нее во всем перебор…
Хорошенькая, упрямая, эгоистичная – Катька все равно была неотразима. А когда выбрала себе в мужья Артема, скромного и доброго, совсем не тусовщика, из простой работящей семьи, папа и вовсе растаял. Она ведь и в этом повторила свою маму, которая в свое время выбрала его. И привела в солидный дом, где ему поначалу было неловко от дорогой обстановки, картин и обилия книг. Ничего!.. Вошел в семью, а потом стал правой рукой тестя, который во времена всеобщего предпринимательства нашел достойную нишу для приложения своих недюжинных способностей. Да, вполне можно было говорить о династии полиграфистов: Катя ведь тоже училась по семейной специальности. Вот работать только не хотела. Она хотела быть женой и мамой. Алексей был уверен: не бездельницей и иждивенкой, а именно – женой и мамой. Ведь это была их с Олей дочь…
…Часть продукции Елистратов печатал в крупном полиграфкомбинате, много лет контактировал с опытными технологами. Увидев на месте, которое до недавних пор занимала Кристина Юрьевна, совсем молодую женщину, он удивился. Но решил познакомиться поближе, чтобы сделать какие-то выводы.
Несколько заказов провела для него Нина Антоновна: всегда корректная, сдержанная и немногословная. Работала она при этом почти артистично: у нее был очень креативный, дизайнерский подход.
И однажды пришел этот день…
Серьезная, как обычно, Нина посмотрела бумаги, которые ей принес заказчик Елистратов. На заказчика она совсем не смотрела, внимательно изучая макет. Так же, не глядя на клиента, спросила:
– Тираж уточните, пожалуйста. Бумага будет ваша или наша?
Елистратов ответил, рассматривая ее сосредоточенное красивое лицо:
– Ваша.
Нина продолжала вносить предложения:
– Обложку можно сделать с припрессовкой, будет очень элегантно смотреться.
Алексей согласился:
– Можно. Это дороже или дешевле?
Технолог объяснила:
– Это красиво. И недорого.
И впервые за весь разговор коротко посмотрела на Елистратова:
– У вас презентативный проект, но если вы хотите его удешевить, это реально. Надо сделать трехсгибкой, комбинированная фальцовка. Это экономично с данного формата бумаги… Рассчитать вам, чтобы вы убедились?
Елистратов смотрел на Нину с возрастающим интересом. И сначала даже не понял, почему ему так хочется рассмотреть ее поближе… То, что он произнес в ответ, вырвалось как-то помимо его воли. Он, прагматик и реалист до мозга костей, даже вообразил – позже, по прошествии нескольких дней, – что это… Ольга подсказала ему сказанные экспромтом слова:
– Нина Антоновна, извините, а вам нравится ваше место работы?
Вот тут Нина улыбнулась и оторвала взгляд от бумаг:
– Вы имеете в виду должность или этот кабинет?
– Все вместе.
Нина усмехнулась:
– Меня недавно назначили на эту должность. И все это меня вполне устраивает.
Но Елистратов уже увлекся неожиданной идеей:
– А если я предложу вам что-нибудь более интересное? Я за два месяца и эти последние двадцать минут уже несколько раз убедился, что вы даете очень дельные рекомендации. Мой технолог опытный, но что-то не принимает во внимание, очень часто ошибается и вообще, страшно не любит нововведений. Однажды такая накладка обидная проскочила… Этикетку печатали на напиток «Тархун особый», так в первом слове опечатка закралась неприличная… ну, буквы перескочили… А она на стадии макета не заметила. Ошибка пошла дальше. Весь тираж под нож…
Нина тихонько засмеялась, не прекращая при этом работы… И, конечно, не заметила, что Елистратов просто любуется ею – деловитой, невозмутимой, с тонкими сильными пальчиками, умными бирюзовыми глазами…
– А от вас ничего не скроется. Мне очень нравится, как вы работаете. И сами вы производите очень приятное впечатление…
Нина вежливо ответила, по-прежнему глядя в бумаги:
– Спасибо, я подумаю.
Но разве остановишь делового человека, принявшего решение!
– А давайте вместе подумаем. Вот сегодня встретимся в неформальной обстановке и подумаем. Давайте?
Нина посмотрела на высокого мужчину с внимательными глазами и серебристыми висками… И согласилась.
* * *
Таня зашла в кабинет Бобровского с расстроенным лицом, встала у его стола, шумно вздохнула и сделала бровки домиком…
Не глядя на Таню, Бобровский спросил, одновременно что-то торопливо записывая в толстенный кондуит:
– Что тебе, голубь мой?
– Владимир Николаевич, там Иванова проснулась, никого к себе не подпускает, требует только вас.
Владимир Николаевич иронически кивнул:
– Ты смотри, требует? Ну, пошли.
* * *
Бобровский вошел в палату. Посмотрел орлом – контингент подобрался достойный, одна другой краше, личики свежие, довольные… Кроме, разумеется, одной.
– Здравствуйте, красавицы! Как настроение?
Катя с интересом посмотрела на высокого красавца в белой докторской пижаме и даже с удовольствием прокричала хором с другими мамочками:
– Здравствуйте, Владимир Николаевич! Спасибо! Хорошо!
Доктор Бобровский прямой наводкой подошел к постели несмеяны Ивановой, отзывающейся на крещеное имя Галина, взял ее за руку, стал мерить пульс…
– Галина Евгеньевна, голубушка, что-то вы к нам зачастили. Как вы себя чувствуете?
Названная Галина вся подалась к врачу, взяла его за руку («А тремор есть», – сразу отметил Бобровский):
– Владимир Николаевич, что со мной? Я потеряю ребенка?
