Ужасное пробуждение! Они поднялись с остывших за ночь камней. Самый умный среди них, наверное, попытался подсчитать, сколько таких ночей ему осталось, а самый глупый не чувствовал ничего, кроме страшной жажды. Впрочем, жажду чувствовали все. Один из них подполз к бутылке, обнял ее, вытащил пробку и присосался к горлышку.
– Остановись! – вдруг раздался громкий и властный голос. – Ты напьешься пьяным и сдохнешь как собака. Остановись!
Все обернулись.
И в первый раз увидели, что среди них есть человек, которого они то ли не запомнили, то ли вовсе не знали. Он был немного не похож на них. Все они были широколицые, курносые, с покрасневшей от загара кожей, с лохматыми русыми или рыжими волосами, такими же бородами. А этот человек был с оливковой кожей, но не из-за загара, а смуглый какой-то прирожденной смуглотой. У него были прямые черные волосы, небольшая бородка и усы.
– Ты знаешь этого парня, Джейми? – спросил один у другого.
– Нет, – сказал Джеймс. И никто: ни Джон, ни Том, в общем, никто-никто не знал пятнадцатого.
– Как тебя зовут? – подозрительно, но в общем-то миролюбиво спросил вожак бунтовщиков.
– Хесус, – ответил незнакомец.
– Откуда ты взялся?
– Я испанец, – сказал он. – Я нанялся, когда наш корабль заходил на Доминикану.
– Что-то я тебя не помню, – сказал Джеймс.
– А я, кажется, припоминаю, – сказал Джон. – А может, и нет.
– Да теперь-то какая разница, – сказал Том. – Вместе подыхать, братишка Хесус. – И он потянулся к бутылке рома.
– Оставь! – сказал Хесус. – Дай ее мне.
– Зачем? – спросил тот, но все-таки передал ему бутылку.
Хесус взял ее, обнял руками, погладил своими узкими ладонями и потом протянул обратно и сказал:
– Пей!
Этот самый Том схватил бутылку, понюхал ее горлышко и, не веря своему счастью, стал пить, запрокинув голову.
– Вода, братцы! – крикнул он. – Разрази меня гром, чистейшая вода!
Пираты бросились к нему и стали отнимать у него эту бутылку, пить, вырывая ее друг у друга. И вот она упала на камни и разбилась. Те, кому не досталось, с воем бросились в середину толпы. А там, внизу, под их ногами, четыре человека пытались лизать пролитую воду, царапая свои губы осколками стекла.
– Хватит! – крикнул Хесус. – Идите сюда, идите за мной.
Он сделал несколько десятков шагов вглубь острова, присел около какого-то камня, отвалил его рукой, и все увидели, что оттуда течет ручеек прохладной воды.
Отталкивая друг друга и гогоча от радости, пираты принялись пить, стоя на четвереньках, зачерпывая ладонями, а то и просто погружая лица в воду. Напившись, они уселись вокруг источника в кружок, опускали в воду ладони и смачивали себе головы, потому что солнце поднималось все выше и палило все сильнее.
Но через час, когда жара стала совсем уже нестерпимой, вдруг подул легкий ветерок с запада, на небе вдали появились облака, скачала мелкие белые клочья. Они приближались, увеличивались, тяжелели, меняли цвет на синевато-серый и скоро затянули все небо, солнце перестало палить, и повеял легкий прохладный ветерок. Еще через несколько минут начался дождь. Пираты плясали под дождем, расстегивали свои куртки и штаны, позволяя струйкам прохладной дождевой воды проникнуть во все уголки их тел, а потом, внезапно поняв, что стесняться им некого, сбросили с себя одежду и голые заплясали под дождем. Только пятнадцатый, по имени Хесус, спокойно сидел на камне, хотя и он довольно здорово промок. Но ему, казалось, это было нипочем, потому что, когда дождь прекратился, его одежда мгновенно высохла.
– Это английская история? – спросила я. Во сне, разумеется.
– Ну, в некотором смысле. Английская книжка, Стивенсон, Treasure Island. – ответил Петер.
– Тогда, мне кажется, я знаю, как звали пиратов.
– Как? – спросил Петер. – Откуда ты знаешь?
– Если они были англичане… а они были англичане, кстати? Вот этот Хесус из Доминиканы явно испанец, а?
– Да, – сказал Петер. – Наверное. Судя по всему. А они уж точно англичане. Ну или шотландцы, без разницы…
– Отлично, – сказала я. – Значит, их звали по-английски, дай-ка вспомнить, вот! Джона, Джеймса и Тома ты уже назвал… Вот тебе полный список: их звали Энди, Пит, Джеймс, Джон, Фил, Бартоломью, Том, Мэтью, еще один Джеймс, Тедди, Саймон…
– Прекрати! – закричал Петер, потому что догадался, о чем я. – Не кощунствуй!
– И конечно, Пол! – продолжала я.
– Заткнись! – он в самом деле попытался заткнуть мне рот, но я вывернулась и закончила:
– Ну и непременно Джудас и Пайли!
– Какая ты все-таки дрянь, – сказал он. – Не упустишь случая сказать какую-нибудь гадость. А зачем тут Иуда и Пилат?
– Затем, что без них бы ничего не было. Один предал, другой распял – вот и все вышло, как захотел Бог, да? А если бы Иуда был хороший парень, а у Пилата побольше силы воли – то что тогда? Ну ладно, прости меня. Давай, рассказывай дальше. Мне очень нравится вот так лежать и слушать. Я больше не буду перебивать.
Петер помолчал полминуты, потом поглядел в потолок и продолжал:
– Да, дождь прекратился. Пираты стали выжимать свои куртки и штаны и раскладывать их на камнях. Но чудеса на этом не закончились. Ветер подул еще сильнее и вдруг между камнями стали пробиваться желто-зеленые побеги. Они прямо на глазах росли, выбрасывали стрелки ветвей. На них лопались почки. Из почек появлялись широкие восьмипалые листья, и уже через час вырос небольшой, не слишком высокий, но довольно плотный лес коренастых широколистных деревьев, которые давали надежную тень. Пираты восприняли это как должное. Они ни капельки не удивились. Может, один-два из них задавали друг другу вопросы. Даже, скорее, не вопросы задавали, а издавали недоуменно-удовлетворенные восклицания: «Вот это да!» «Ну и дела!» «Откуда что берется?» и так далее. Похожим манером пьяница в кабаке довольно крякает, когда видит, что трактирщик по ошибке принес ему лишнюю кружку пива. Но, может быть, только один из пиратов действительно удивился и спросил своего товарища:
– А чего это такое?
Но тот ему ответил:
– А ты что, сдохнуть хотел?
– То есть обращу твое внимание, дорогая Далли, – сказал Петер, – эти разбойники, эти грязные убийцы, пьяницы и распутники, ничему не удивились, ничему не восхитились и уж, конечно, не упали на колени, чтобы возблагодарить всевышнего за чудесное избавление. Наоборот! Удобно расположившись на берегу ручейка, в прохладной тени деревьев, они стали недовольно похлопывать себя по животам и говорить: «Так-то оно так, а жрать-то чего?». Они даже не догадались спросить об этом у Хесуса, который тем временем лежал в небольшом отдалении, подложив руки под голову, глядел вверх в небо, просвечивающее сквозь лиственный ажурный шатер, и то ли дремал, то ли о чем-то невесело думал. Наступал вечер. Еды не было. Чертыхаясь, проклиная капитана и свою судьбу, пираты стали устраиваться на ночлег. Утром они проснулись злые и голодные. Напившись воды, они сели в кружок и стали думать, что делать дальше. Их вожак, к которому были обращены все вопросы, покряхтел, почесал свой лохматый затылок и рассказал ужасную историю, как они однажды зазимовали в высоких широтах на маленьком островке, где было все: вода, домик с печкой, кремни и кресала и даже дрова, и даже несколько бутылок рому. Наверно, им посчастливилось наткнуться на зимовье зверобоев. «Даже соль была, представьте себе, братцы, в квадратном лубяном туеске. Но совсем не было жратвы. Вернее, было полтора мешка сухарей и початый бочонок солонины. На неделю хватило. А нам предстояло еще месяц ждать, пока сойдут льды. А нас было, хо-хо! – вы не поверите – ровно пятнадцать человек! И мы, – продолжал вожак, кряхтя и даже как будто бы стыдясь, – и мы бросили жребий».
– Какое мучительство! – сказала я Петеру.
Напоминаю вам, что все это происходило во сне. Это во сне Петер рассказывал мне эту странную притчу, и я во сне с ним разговаривала.
– Какое мучительство, – сказала я, – бросать жребий! Лучше бы тайком, без всякого предупреждения, зарезали бы во сне самого жирного. Это гораздо милосерднее.
– Там, наверное, не было жирных, – возразил Петер. – Откуда жирные среди пиратов?
– Ну, тогда самого мясистого, в смысле, мускулистого, – не отставала я.
– Самого мускулистого черта с два зарежешь, – возразил Петер. – Он проснется, вскочит и сам тебе голову отвернет.
Петер махнул рукой и продолжал:
– В общем, вожак, рассказав своим товарищам о том, как на зимнем островке они спаслись, сожрав двух человек из пятнадцати – «Хо-хо! Всего двое из пятнадцати, сущая ерунда, в любом абордажном бою из пятнадцати гибнут пятеро», – он предложил всем бросить жребий. Понятное дело, для чего. Половина пиратов была «за», половина «против». Семь против семи. Но те семеро, которые были против, они, наверное, просто боялись, что жребий упадет на них. А те семь, которые были за, они почему-то были уверены, что их минует участь быть съеденными. Они долго препирались и дрались, пока наконец не победили сторонники жребия. Поскольку Хесус все так же лежал на камнях в сторонке, устремив неподвижный взгляд в небо, его попросили устроить жеребьевку. Они собрали на берегу четырнадцать белых камешков и один черный, завязали их в тряпицу и отдали ему.
