– А я что могу сделать? – схватился участковый Николай Борисович за голову, когда поселяне достали его жалобами. – У меня столько краж, убийств, а сотрудников не хватает. Теперь вы ещё!
– Коленька, солнышко, а когда ты мой умывальник найдёшь? – напомнила о себе баба Оля.
– Никогда, – огрызнулся участковый. – Не надо искушать преступников! Зачем Вы его во дворе повесили? В Райцентре все лифты из строя вывели: цветные металлы воруют, а у Вас во дворе целый алюминиевый умывальник висит зачем-то.
– Как это «зачем»? Когда работу в огороде закончишь, то надо же руки помыть.
– Вот и мыли бы свои руки в доме! – наставлял участковый. – Я в бочке мою или в корыте старом: на них никто не позарится.
– Отнюдь, – заявил через забор пенсионер Дорохов. – На прошлой неделе у меня из сарая ржавую бочку свистнули. Я уж не стал Вас по пустякам беспокоить.
– Но умывальник-то энтот у меня во дворе всю жизнь висел, ещё когда мои родители живы были! Даже фашисты его не тронули.
– А теперь другие времена, Ольга Савельевна. Я очень Вам сочувствую, но сами подумайте, где я Вам его теперь найду? Его давно распилили на части да сдали куда-нибудь на лом.
– Да подождите вы с умывальниками! – раздражённо оборвал всех учитель физкультуры Трошкин, у которого минувшей ночью выкопали две ровки картошки на грядке у реки. – Ты лучше скажи, Борисыч, как нам урожай защитить? Ведь сколько трудов потрачено!
– Охранять надо.
– Чтобы охранять, оружие надо. К соседям забралось пятеро здоровых парней и давай по огороду шуровать, а дома были только бабка да внучка: они в подвал спрятались и там отсиделись. Прямо страшнее, чем при немцах: те хоть чужие были, пришлые, а эти-то – свои. Было бы в каждом доме ружьецо хоть какое-нибудь…
– Какое оружие, какое ружьецо?! Вы ещё перестреляете тут друг друга сгоряча! Я если в преступника выстрелю на задержании, меня затаскают по разным комиссиям, да ещё засудят, а уж про вас и говорить нечего. Это в американских фильмах полицейские палят в бандитов, сколько хотят, а у нас – гуманизм. Сгруппируйтесь по несколько человек, колья какие-нибудь возьмите. Если что, то слегка подубасить можно вора. Но только слегка! Для профилактики. И ко мне его тащите.
С этими словами участковый сел на велосипед и поехал в соседнюю деревню, где минувшей ночью украли целый трактор. А в садоводствах на окраине стали создавать дружины, которые дежурили по ночам в смену. Это очень сплотило людей. Но в августе ночи становятся тёмными и прохладными, поэтому несколько раз враг ушёл незамеченным. Ну, да ничего: лиха беда начало. Со временем выработался кой-какой опыт, что ещё больше обозлило воров, поэтому они стали действовать жёстко и нагло, оставляя за собой сломанные теплицы и заборы, вытоптанные и разорённые огороды. Крали не только урожай, но и кур, и уток, и даже коз.
Иногда среди похитителей попадались вполне приличные и обеспеченные молодые люди, как, например, сын преподавателя одного из ВУЗов Петербурга. Когда его спросили, зачем ему нужен украденный лук и чеснок, он искренне пожал плечами и насмешливо спросил: «А вам жалко, что ли?» Вообще, разные люди попадались, но был негласный уговор: если попадётся кто-нибудь совсем уж отчаявшийся и по-настоящему нуждающийся, то можно и отпустить на все четыре стороны.
Как на грех, в соседнем посёлке временно расположилась воинская часть. Солдатики нередко шныряли ночами по окрестным хозяйствам и огородам в поисках пропитания. Потому что возраст такой, когда организм усиленно продолжает расти и ему постоянно хочется кушать. Двоих поймали, когда они украли гуся и оборвали огурцы в чьей-то теплице. Но у хозяйки гуся был сын-солдат, который нёс службу где-то в Сибири, а у хозяйки огурцов был внук-сверхсрочник, которого судьба занесла на Сахалин, поэтому женщины сначала заголосили, а потом потащили перепуганных худосочных «защитников Отечества» к себе домой, где накормили их хорошенько и ещё с собой дали сухой паёк. На следующий день приходил лейтенант и дико извинялся за данный инцидент, но бабы его также накормили до отвала и отпустили с миром, после чего установилось перемирие, согласно которому солдаты и поселяне не должны были обижать друг друга. Некоторые женщины, у которых служили в армии братья, сыновья, племянники или внуки, сами выносили солдатам продукты, когда те праздно шатались где-нибудь поблизости, и просили их не ломать заборы и не вытаптывать грядки.
– Хотите поесть, так только скажите, – говорили бабы и сокрушались, глядя на этих маленьких и хмурых грубоватых мальчиков в солдатской форме.
Но были и такие граждане, которые отчаянно строчили жалобы в различные инстанции о голодных солдатах и их ночных вылазках в поисках еды. Ситуация вскоре разрешилась, когда воинская часть передислоцировалась на новое место, оставив нескольких местных женщин в очень интересном положении.
Но набеги на огороды не закончились. Дружины дежурили каждую ночь, и люди ждали середины осени, когда урожай будет собран и убран на хранение. Особенно никто не хулиганил: то попалась женщина, мать-одиночка двоих детей, которая пыталась стащить два кочана капусты, то заезжим рыбакам захотелось разжиться петрушкой для ухи. Их отпустили, так как они вели себя лояльно.
Но тут объявилась целая банда, которая всполошила округу. Какие-то добры молодцы в тонких вязаных шапках, натянутых на лицо, однажды сами напали на дружину, поколотили её членов их же кольями и заставили под прицелом двух обрезов выкопать огромное поле картошки, уложить её в мешки и погрузить в машину с замазанными номерами, после чего скрылись в неизвестном направлении. Случай этот ужасно обозлил всех беспримерной наглостью и цинизмом. Теперь дежурили большими группами, и был даже шёпот, что якобы у кого-то завелось огнестрельное оружие. Это больше всего встревожило участкового, который сам стал дежурить по ночам, что ужасно его изматывало.
– Борисыч, иди ты спать, – говорили ему мужики. – Тебе же завтра на службу.
– Да, я уйду, а вы ненароком кого-нибудь завалите, – чуть не плакал от усталости и безысходности участковый.
Стояла тёмная дождливая ночь. Дождь лил как из ведра, поэтому дружина решила разойтись по домам.
– Кому приспичит в такую гнилую погоду шастать по огородам? – резонно решили люди.
– Кого чёрт дёрнет охранять огороды в дождь? – догадались воры.
Они залезли в огород к врачу Скорой помощи Татьяне Филипповне, которая в силу профессии привыкла не спать по ночам. Она сразу заметила возню в саду и позвонила соседям. Те позвонили другим соседям, и через некоторое время огород врача был окружён со всех сторон поселянами по всем правилам ведения войны. Трое здоровых парней беспомощно заметались в темноте. Один из них подлетел к краснодеревщику Дубову и взмахнул ножонкой, как герой Ван Дамма, с диковинным криком «Ки-ий-я-а-а!» Дубов даже не колыхнулся, а просто и без выкрутасов хлопнул парня по голове гигантской ладонью, отчего тот смирно лёг у его ног. Двое других повели себя крайне неразумно: один вытащил приличного размера нож, а другой принялся выкрикивать оскорбления и собирался позвонить по мобильному телефону своему адвокату. В атмосфере запахло чем-то нехорошим, предчувствием насилия человека над человеком. Так бывает, когда кто-нибудь зажигает спичку в помещении, где может быть газ. Или разъярённый зверь срывается с цепи и мчится на своего обидчика.
Мужики, занимающиеся всю жизнь тяжёлым физическим трудом, легко сбили парней с ног, навалились на них и принялись, что называется, метелить безо всяких этих «ки-ий-я-а» и прочих премудростей. Затрещали кости, полетели зубы, брызнула кровь. Бабы не совались, потому что это было опасно для жизни, а только ахали и охали. Когда мужикам немного полегчало от этой разминки, они поволокли горе-грабителей к речке, которая была рядом.
– Сейчас, суки, мы вам боевое крещение произведём, – приговаривали мужики. – Ох, сейчас мы на вас отыграемся!
– Плывите, бл…ди, – сказали они парням на берегу реки. – Кто до того берега доплывёт, тот и свободен.
– Вы чего, совсем озверели, фашисты? – опять начали грубить парни, за что их снова били, а затем, раскачав за руки и ноги, бросили в воду.
Речка наша не очень широкая, но капризная и непредсказуемая, а местами – достаточно глубокая. Недалеко от этого места находится искусственный порог, поэтому течение здесь довольно-таки сильное, тем более в дождь. А на дворе уже начало осени, и вода в реках и озёрах по ночам становится ледяной.
Мужики стояли на берегу и, тяжело переводя дух после потасовки, внимательно смотрели на воду. Там, в темноте, которая уже стала рассеиваться перед рассветом, на поверхности показались две головы. Одна из них достаточно бойко продвигалась к противоположному берегу, а другая несколько раз уходила под воду, снова выныривала, захлёбываясь, и наконец окончательно исчезла в пучине волн.
