Мне совершенно не нравилась эта сказка. Хотелось бы, чтоб мама и папа жили долго и счастливо, вырастили детей, побаловали внуков, увидели правнуков и умерли в один день, а не вот этот пластилиновый ужас. Особенно гости расстраивали. Эти чертовы гости, с легкостью заменившие съеденного динозавром папу.
Еще через несколько дней ты задала самый трудный вопрос. Мы, конечно, готовились, но вопрос все равно был трудный. Бабушка, психиатр и доктор медицинских наук, нарочно инструктировала всех взрослых членов семьи вечером за чаем, как отвечать на этот вопрос, имеющий быть заданным со дня на день. Но вопрос все равно оказался трудный, и хорошо, что задала ты его сначала бабушке. Ты спросила спокойно:
– Я тоже умру?
Тихий вопрос был похож на удар молнии. Бабушка отвечала:
– Да, но это еще очень не скоро. Через сто лет. И у тебя будет очень интересная и счастливая жизнь. Ты будешь учиться и узнавать много интересного. У тебя будут друзья, и с ними будет очень весело. Ты встретишь хорошего человека и очень полюбишь его, а этот человек полюбит тебя. У вас будут дети. И у ваших детей тоже будут дети.
А ты уже умела считать. Ты очень уверенно считала до тридцати. После тридцати начинала сбиваться, но все же добиралась до шестидесяти. Ты знала, что есть число сто, но число это представлялось тебе невероятно огромным. Ты сказала:
– Сто лет? – Раскинула руки в стороны, как будто держа над головой что-то огромное, и сказала: – У меня есть сто лет! Это очень много.
Дело только в том, что уже тогда ты любила лазать по деревьям. И вопрос ты задавала бабушке, забравшись на дерево, стоя в кроне дерева, а бабушка и дедушка стояли внизу, а я сидел поодаль на лавочке.
И для того чтоб раскинуть руки над головой и показать руками, какой это огромный срок – сто лет, тебе пришлось отпустить ветки, за которые ты держалась, стоя в кроне дерева. Ты раскинула руки над головой, секунду еще постояла в кроне дерева, ни за что не держась, а потом упала, буквально рухнула с дерева вниз. Дед поймал тебя у самой земли. Поймал и сказал, что сто лет – это если ты будешь хорошенько держаться за ветки, когда лазаешь по деревьям.
Иногда мы ходили в магазин «Икеа». Ну, например, купить что-нибудь ненужное, встретить знакомых, посоветовать что-нибудь ненужное знакомым, просто укрепить семью, потому что, выходя из магазина, нагруженные бессмысленными пакетами люди как-то сближаются, ибо вот вместе и наглядно натворили глупостей.
Ради всего вышесказанного мы и пошли в магазин «Икеа» с тобой. И я знал. Я знал, что надо проскользнуть как-то мимо детского загона при входе, потому что мне не нравится сама идея камеры хранения для детей. Я подумал, что лучше мы пройдем по этажам с тобой вместе, купим тебе в отделе игрушек маленьких куколок, надевающихся на пальцы, а потом я стану управлять автомобилем и слушать, как на заднем сиденье вы с мамой играете в ролевые игры надетыми на пальцы куколками. Но не тут-то было. Ты вошла в вестибюль «Икеи», увидела за стеклом бассейн этот чертов, где вместо воды шарики, а в шариках резвятся дети, и веселье у них столь же сомнительное, сколь сомнительным заменителем воды могут быть пластмассовые шарики.
– Я хочу туда, – заявила ты.
Я пытался возражать. Я рассказывал, что наверху можно валяться на диванах, пролезать в дырку, ведущую в отдел игрушек, покупать игрушки, наконец, сшибать прилавок с бокалами. Ничего не помогло. Ты настаивала на том, что обязательно пойдешь в камеру хранения для детей, потому что все дети туда идут и можно там купаться в бассейне из шариков.
Пришлось покориться. На тебя надели синюю майку с номером один. С тебя сняли ботинки, заставили меня подписать квитанцию или, может быть, акт сдачи-приемки ребенка, после чего ты оказалась в вожделенной игровой комнате, а мы стали смотреть на тебя снаружи через стекло.
Ты вышла на середину комнаты ровно на полпути между закутком, где дети смотрели мультики, и закутком, где дети купались в пластмассовых шариках. Вышла и стала. И стояла долго, опустив свои тоненькие руки. Словно бы ждала чего-то.
– Пойдем, – сказала мама. – Варя разберется.
А я смотрел, как ты стоишь столбом посреди игровой комнаты, и никак не мог вспомнить, где я видел это или читал про это.
Мы так и ушли, оставив тебя стоять посреди игровой комнаты. Накупили чего-то ненужного, накупили куколок, надевающихся на пальцы, и вернулись. Теперь ты сидела перед телевизором и смотрела почти наизусть знакомый тебе мультик про Шрека. Я предъявил квитанцию на ребенка, и женщина с рупором пошла по игровой комнате, выкликая:
– Кто тут у нас Варя?
Ты не отзывалась. Ты смотрела на потешного тролля в телевизоре и совсем не слышала ничего вокруг. На каком-то этапе женщина с рупором подошла к тебе и, держа рупор прямо у тебя над ухом, стала выкликать:
– Кто тут у нас Варя?
Пришлось мне подозвать эту женщину и объяснить ей, что Варя – это та самая рыжая девочка, у которой над ухом она только что орала в рупор.
Наконец ты вышла. Я спросил, купалась ли ты в пластмассовых шариках.
– Нет, – ты пожала плечами, – меня никто не позвал купаться.
– А что ж ты не пошла купаться в шариках сама?
– Потому что меня должен был кто-то позвать.
– Почему ты так решила?
– Потому что со мной так нельзя, чтобы никто меня не позвал.
Весь этот разговор и вся твоя логика были невероятно как-то знакомы мне. Я где-то слышал подобные слова или читал их. Я спросил:
– Так, значит, тебя никто не позвал, и ты пошла смотреть мультик?
– Да, про Шрека. – Ты отвечала с некоторой даже небрежностью. – Потому что Шрек знакомый, он махнул рукой, и я пошла его смотреть.
И тут я вспомнил:
«Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и… сдерживая дыхание, блестящими испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и величайшее горе. У ней была одна мысль: неужели так никто не подойдет ко мне? Они должны же знать, как мне хочется танцевать, как я отлично танцую и как им весело будет танцевать со мною».
Лев Толстой. Первый бал Наташи Ростовой.
Мы сели в машину. Я глядел в зеркальце. На заднем сиденье вы с мамой достали маленьких куколок из пакета, надели куколок на пальцы и принялись играть в ролевые игры. Мама играла за короля, принцессу, шута, ведьму и пирата. А ты играла за одного только дракона. Ты сказала:
– Давай, мама, играть, что дракона никто не знает и никто не хочет с ним играть.
– Давай, – сказала мама и, дергая пальцем, увенчанным куколкой принцессы, продолжала тонким голосом:
– Ты кто? Я тебя не знаю.
– Я дракон, – отвечала ты, дергая одетым в дракона пальцем. – Вы меня не знаете и поэтому думаете, что я злой.
– А ты злой? – спросила принцесса.
– Нет, я добрый.
Довольно долго, почти месяц бабушка рассказывала тебе про дом сказок. А ты ходила и повторяла, что есть, дескать, в Москве сказочный дом и надо обязательно туда поехать, как только мама и папа окажутся дома одновременно, каковое событие в то время случалось реже, чем в пустыне дождь. Я не вылезал из командировок, шесть поездок по четыре-пять дней за полтора месяца, мама меняла работу. От этого ты вынуждена была сидеть дома, превращая от скуки деда в батут.
Я приезжал из командировок своих поздно вечером, почему-то получалось всякий раз именно поздно вечером. Ты уже спала, я заходил в детскую поцеловать тебя, и ты говорила сквозь сон:
– Папа? – Ты не открывала глаз и, только что научившись произносить «р», даже спросонья произносила этот звук раскатисто. – Ну во-перррвых, побрррейся, а во-вторррых, ты пррривез мне какой-нибудь подарррок?
– Нет, Варенька, не привез.
– Ну ты же был в командиррровке. Ты же ррраньше пррривозил мне подарррки из командиррровок.
– Знаешь, что-то в последнее время командировки получаются в такие какие-то места, где детям плохо и нет для детей подарков.
– Так не бывает. Не бывает таких мест. И ты не можешь так ко мне относиться, чтобы не пррривозить мне подарррки. Хорррошо! Завтррра пойдем в сказочный дом.
Я обещал в сказочный дом, понятия не имея, о чем ты говоришь, зато зная уже, что вставать мне назавтра в семь утра, ехать на чертову работу и ни в какой сказочный дом мы не пойдем, чем бы он ни был, этот сказочный дом. Почему-то ты ни разу не призвала меня к ответу, ни разу не назвала обманщиком, а просто говорила всякий раз, что пойдем, дескать, завтра в сказочный дом, и засыпала, обняв плюшевого дракона из мультика про Шрека, каковой дракон добыт был подругой моей в Америке. Приехал в Москву и получил твой комментарий: «Я так долго его ждала, что, пока ждала, разлюбила, теперь его жалко, и от жалости я люблю его еще больше». Наконец в какие-то выходные утром ты вошла в нашу спальню и в кои-то веки застала в спальне обоих родителей вместе. Ты забралась к нам под одеяло и констатировала:
– Все собрались. Сегодня пойдем в сказочный дом.
