В другой раз она отправилась устраиваться переводчиком в московский филиал российско-испанской торговой компании – увидела объявление в интернете, набрала указанный телефон, и ее пригласили на собеседование. Все утро она металась между гардеробом и зеркалом, чтобы выглядеть так, как принято, по ее мнению, в серьезном офисе: надела узкую юбку, белую блузку и пиджак, подвела ресницы и брови. В ту пору в объявлениях о найме сотрудников все еще требовалась «евровнешность», и Нина изо всех сил старалась добиться этой непонятной евровнешности от своей худощавой фигуры и мальчишеской физиономии. Собеседование проходило в кабинете директора. За столом перед Ниной сидел флегматичный толстяк с обвислыми усами. Нина бойко рассказывала ему про университет, про аспирантуру, про кафедру, где собиралась остаться преподавать. Показала свеженький диплом. Толстяк смотрел на нее грустно и как будто с сомнением: «Это все хорошо… В принципе вы нам подходите». – «А в чем будет состоять моя работа?» – спросила Нина. «Я часто езжу в Испанию, каждый раз примерно недели на две. Вы будете моим личным переводчиком. Первый раз поедем в июле, потом ближе к осени, в конце августа». – «Отлично, – обрадовалась Нина. – Меня это очень устраивает. А что нужно делать в Испании?» – «Всюду меня сопровождать. Заодно испанскому языку немного подучите, а то пора мне самому осваивать его потихоньку, – добродушно закряхтел толстяк. – Работы не много, не бойтесь». – «Я согласна», – кивнула Нина. «Значит, договорились. Через пару недель заедете в наш офис, подпишете контракт». Нина встала, повесила на плечо сумку и сделала шаг к двери. «Вот только одно условие, – добавил на прощанье директор. – Жить мы с вами будем в одном номере». «То есть как?» – не поняла Нина. «Видите ли, у нашей фирмы нету столько денег, чтобы каждому сотруднику оплачивать отдельный номер. Переводчик не отходит от меня ни на шаг, и живем мы с ним тоже вместе». – «Странно, – растерялась Нина. – Ни разу о таком не слышала». – «Вы все обдумайте и позвоните». Нина вышла на улицу. «Ерунда какая-то, – недоумевала она. – Неужели международная фирма не может снять переводчику отдельный номер?» Вернувшись домой, как была, в пальто и сапогах она прошла в комнату и набрала номер университетской подружки Риты, которая с первого курса подрабатывала где придется. Нина коротко изложила содержание разговора. «Ты что, дура? – поинтересовалась Рита. – Соображаешь, что тебе предлагают? Ты собираешься спать с этим боровом?» – «Неужели…» – Нина опустилась на диван. Только тогда до нее дошло. Они с Ритой посмеялись, но потом Нина долго не могла прийти в себя от отвращения и ярости.
Юля, как и Нина, работала преподавателем испанского. А еще писала статьи в научный журнал, переводила книги, следила за новинками испанской литературы, готовила аспирантов. Нина поражалась: как может человек столько успевать! Сама Юля про себя говорила так: особенных талантов у меня нет, зато есть упорство и усидчивость. Нина – дело другое: у нее дар. Только никак не научится себя организовывать и вообще толком не знает, чего хочет.
А вот Юля все про себя знала. К двадцати семи годам у нее уже имелась кандидатская степень, и теперь она собирала материал для докторской. За собой следила мало, одевалась кое-как в «приличные вещи» – унылые пиджаки и юбки, трикотажные платья, которые ей не шли, к тому же за пару лет с сорок восьмого размера раздалась до пятьдесят второго. «Ну и плевать, – смеялась Юля. – Подумаешь! Главное – правильно расставить приоритеты, а на первом плане у меня студенты и наука. А мода – ну что мода? Я тут читала интервью с Вупи Голдберг. Ее спрашивают: Вупи, вы какую одежду предпочитаете? А она: своего размера. Вот и на мне всё моего размера».
«Именно так, – печально размышляла Нина. – Плюнь на себя, перейди на “одежду по размеру” – и за диссертацию. Ну а если человек не может? Если его природе это противоречит?» Она тоже любила Вупи Голдберг, но не могла представить себя в вещах «своего размера».
Юля тут же взяла трубку – видно, сидела за компьютером.
– А я думаю, куда ты пропала. Как съездила? Понравился Рогожин?
– Все отлично… Слушай, может, я заскочу к тебе ненадолго? А то столько впечатлений, а поделиться не с кем.
– Конечно, заскакивай. Только не поздно ли?
– Не бойся, я быстро.
Юля тоже жила недалеко от «Белорусской». Нина вышла из дома, пересекла пару кварталов, села на трамвай – и вскоре была у Юли.
Это был очень старый квартал и старый дом.
Белорусская, самый центр, но Юлин район был не похож на Нинин. Возле дороги на ящике дремал бомж-доходяга. Возле него стояли сумки и грязные пакеты, набитые хламом. Во дворе, несмотря на мороз, висело белье. Около Юлиного подъезда стояли парень и несколько девушек. Парень пил «Балтику», девушки лузгали семечки. При появлении Нины все притихли с недобрыми лицами.
Нина любила подниматься пешком на второй этаж, касаясь пальцами чугунных перил, вдыхая пыльный, густой, какой-то очень родной московский дух.
Дверь у Юли тоже была старая, высоченная – не то что бронированные двери Нининых соседей.
Нина нажала звонок.
– Быстро ты! На такси примчалась?
– Трамвай быстро подошел.
– Кто это, Юленька? – раздался голос из кухни.
– Нина, – крикнула Юля.
– Ах, Ниночка, проходи…
Нина разделась в большой и темной Юлиной прихожей. Рассыхающаяся древняя мебель, пожелтевшие обои, скрипучий темный паркет. В комнате в красном углу иконы – Юля была набожной, и в период острого неофитства, как сама она его называла, собиралась уйти в монастырь. Она и выглядела в ту пору настоящей монашенкой – длинная юбка, косынка, четки. А насчет монастыря, как показало время, говорила серьезно. После третьего курса собралась и, не обращая внимание на причитания родителей, уехала в какой-то знаменитый монастырь. Вернулась месяца через два. Что было в монастыре, отказались ее туда принять или сама она передумала, Юля помалкивала. Но и разговоров про то, что все кругом суета и спасаться от мира нужно непременно в монастыре, тоже больше не заводила. Ее православие вошло в мирное русло, четок на запястье она уже не носила, в веру никого не обращала и вообще сделалась добрее и мягче.
Но монашество как будто прилипло к Юле и приехало с ней вместе из монастыря в Москву. Широкий домашний халат, темный платок – в сумерках прихожей Нине показалось, что дверь открыла монахиня или послушница, а вовсе не доцент факультета журналистики Московского университета.
– Я чай заварю, – Юля отправилась на кухню и вскоре зазвенела чашками. – Проходи…
За последние пятьдесят лет в Юлиной комнате мало что изменилось – та же мебель, люстра, обои, книги. Книги на письменном столе под стариной лампой, на полу возле кровати. Кровать – узенькая, девичья, непонятно, как на ней помещается здоровенная Юля.
На мониторе – открытая страничка Живого Журнала, Юля вела его почти ежедневно. Она ругала себя за этот журнал, жалела время, потраченное на виртуальное общение, но поделать с собой ничего не могла и в день не меньше часа проводила в сети.
– Скажи, – спросила Нина, – разве ты по регионам ездишь?
– Да куда мне, ты что! День весь занят, а если переводы срочные, сижу по ночам. Одно спасение – ставлю перед собой тарелку крекеров или чипсов и таскаю всю ночь по одному… Так до утра и сижу. Работы много, ты же знаешь… Сколько дают, столько и беру. Никогда не отказываюсь. Привычка дурная, вроде интернета, – вздохнула Юля. – Все мечтаю на ремонт накопить… А если подумать – зачем он мне, этот ремонт? Можно же и без него обойтись. Но все равно деньги нужны. Бабуля болеет, дача старая, еще хуже квартиры – рассыпается. Здесь хотя бы крыша не течет…
– Я была уверена, что ты по ночам книги переводишь, – заметила Нина.
– Какие там книги! Документы испанских родителей. На книги в наше время не проживешь. Ты же знаешь – четыре тысячи за авторский лист. Авторский лист – двадцать четыре страницы. Я работаю медленно, больше шести за день не делаю. Вот и считай – тысяча в день, не больше, и то, если хорошенько за это дело засесть. У меня знакомые испанцы есть – не покупают китайские товары. Принципиально. Готовы даже переплатить, лишь бы не китайское. Потому что там детский труд, страшная эксплуатация. А я смотрю на переводные книги – и не страницы вижу, а сгорбленную фигурку перед компом. Прямо хоть не покупай ничего переводного.
– И что, не покупаешь?
– Представь себе, нет. Но я и современного мало читаю. А если и читаю, то наше или оригинал. Так честнее – для меня, по крайней мере.
– А куда они потом едут, эти родители, чьи документы? В Рогожин?
– В разные места… Мне Ирка работу подкидывает – переводчица, которая раньше работала на Ксению. Ирка от нее ушла – Ксения тебе наверняка наябедничала… А мне как носила бумажки, так и носит. Только в последнее время что-то слишком уж много…
