– Я подумаю, – ответила она, потупившись. – У меня есть телефон Альберта Карабасовича, так что я непременно позвоню.
Руслан так обрадовался, что сгрёб её в охапку и поцеловал в щёчку, как школьник. И тут же убежал. Людмила держалась за щеку и не верила такому маленькому и глупому, но очень многозначительному для её женского сердца счастью. Это было какое-то доселе неведомое ей чувство счастья, которое пугало тем, что не может длиться долго, потому что оно слишком велико для неё. Такое огромное счастье не бывает вечным, и эта мысль – единственное, что отравляло её теперешнюю жизнь.
* * *
После обеда она позвонила наследнику Карабаса Барабаса и договорилась о встрече. Ей повелели приезжать немедленно. Она отпросилась с дежурства на пару часов и поехала.
– О-о, какие тётки-бабы и к нам в гости! – встретил её Альберт Карабасович в полумрачной студии с распростёртыми объятиями. – Ну шо, надумала, дивчына?
– Не совсем. Я к Вам с деловым предложением, – и Людмила скосилась на сидевшую тут же ведущую того самого ток-шоу, в котором она так опростоволосилась. Вид у ведущей был какой-то устало-безучастный. Она курила сигарету за сигаретой и брезгливо морщилась от горького дыма, словно его кто-то навязывал ей против воли. – А можно, чтобы вместо меня поехала какая-нибудь другая женщина?
– Не понял?
– Да что тут понимать-то? Вы же знаете, что сейчас даже популярных певцов копируют так искусно, что зритель ходит на концерты и ничего не подозревает. А почему нельзя вместо меня послать какую-нибудь другую…
– Где я тебе найду эту «какую-нибудь другую»? Ты же не поп-звезда, поэтому на тебя двойников нет. Это на мэтров нашей эстрады сейчас только свистни, так вмиг целый полк двойников соберётся… Я вижу, что ты опять ведёшь себя как злюка-хрюка.
– Но на меня двойника и искать не надо. Обычная женщина, каких миллионы. На улицу выйти, и таких можно сразу дюжину поймать.
– Что за дикие дрики-бляки у тебя?! Ты хоть понимаешь, о чём говоришь? Ты себя в зеркало видела?
– А что?
– А то, что у тебя, например, очень тонкий профиль, уж прости за откровенность, нос идеальной формы, гладкий лоб, брови редкого изгиба. Где я всё это найду? Это только кажется, что трудно найти двойника английской королевы или популярного артиста, а на самом деле труднее как раз отыскать копию так называемого среднестатистического лица. Потому что все подражают звёздам эстрады и кино, политикам и шоуменам, так что невольно начинают на них походить, а своё лицо безвозвратно теряют. По улицам ходят миллионы клонов куклы Барби, Джеймса Бонда, Мадонны или героев компьютерных игр. А тебе никто не додумается подражать, поэтому нет у тебя двойников.
– Мне всегда казалось, что я такая же, как и все, – растерялась Людмила.
– Вот именно, что казалось… И ты хотела только это мне сказать? Зачем тебе-то эти трали-вали?
– Мне? Я просто хотела, чтобы Руслан поехал на это шоу… – тут Людмила густо покраснела.
– Мама-рама! Да ты никак это… как это раньше-то называлось?.. – замусолил щёпотью Альберт Карабасович и начал щёлкать пальцами. – Повелась на него!.. Да нет же, как же это говорили в классическом русском языке-то?..
– Влюбилась, – подсказала ведущая и, презрительно сморщившись, выпустила два длинных белых хвоста дыма из тонких нервных ноздрей на манер реактивного самолёта.
– Точно! Влюбилась! Вот как это называлось в годы моей боевой юности, – победно щёлкнул он пальцами. – Тогда ещё говорили не «трахаться», а просто «спать вместе». Хм, причём тут спать? То ли дело: тр-рахаться!
Альберт уж совсем было замечтался о чём-то своём, а Люду невольно передёрнуло:
– Слово какое отвратительное!
– Но оно точнее всего отражает суть дела, – опять равнодушно выпустила дым ведущая. – Уж ты мне поверь, дорогуша.
– Девки, не соскакивайте с темы! – вынырнул из своих мечтаний Карабасыч. – Так, стало быть, влюбилась, да?
– Ничего я не влюбилась! – фыркнула Людмила. – Просто он… он очень талантливый…
– Ага.
– Очень одарённый…
– Угу.
– И я хочу, чтобы у него всё было хорошо. Можно так сделать? А? Ну пожалуйста! Вы же говорили, что мне полагается какой-то там приз, так можно взамен этого приза сделать так, как я прошу, а?
– Приз входит в стоимость поездки… Слушай, а ведь на базе этого материала, – сказал он, глядя на неё задумчиво, обхватив бородку ладонью, – можно было зафигачить тако-о-е шоу!.. Говорил же я этим денежным мешкам, что рано заканчиваем первую часть, рано! Тут такая буря-мглою-небо-кроет назрела, а мы пошло её не заметили! Эти производители строительных материалов только в толщине бруса толк знают, а в настоящем искусстве воспринимают лишь жопу статуи Венеры… Видишь, с какой дубовой публикой мне приходится работать? И вот скажи мне, где я ещё такую дуру-бабу, как ты, найду, которая так на этого Руслана западёт? Я ведь не помню, чтобы он баб любил… Нет, я не в смысле, что он голубок какой, а он у нас вообще большой оригинал с большими странностями: так входит в образ, что родная мама и жена его не узнают.
– А у него… есть… жена?..
– Вроде и не одна… Вообще-то, я не вникаю в такие пошлые проблемы своих кадров.
– Да-а, такую дуру нам, в самом деле, больше не найти, – снова подала голос ведущая, раскуривая от окурка новую сигарету, и обратилась к Людмиле. – Ты хоть понимаешь, что это за человек? Ты понимаешь, что нормальный мужик во всём этом дерьме участвовать не согласился бы даже за остров в Средиземном море? Ты вот расписываешь, какой он одарённый, а он, если бы тебя под себя уложил, к нам бы с подробным отчётом пришёл, как оговорено в контракте. И как это тебя угораздило в него влюбиться? И ведь не повелась, не запала, не затащилась, а именно что влюбилась, как барышня позапрошлого века!
– Ну и что? – надоело это Людмиле. – Уж и влюбиться нельзя, эка невидаль!
– Я бы так не смогла, – не слушала её ведущая, разговаривая словно бы с клубами сигаретного дыма, в то время как Альберт Карабасович ходил взад-вперёд по студии и что-то бормотал себе под нос. – Если любовь и придаёт ума дуракам, зато она делает очень глупыми умных людей. Это ж надо дожить до таких лет и не разочароваться в любви! Даже завидно как-то, что есть ещё влюблённые бабы… Ха, и это Я завидую вот этой медсестре-гладильщице! У неё даже маникюра нет, а я ей завидую… Тут оглядишься окрест себя и мигом потеряешь всякую способность не то, чтобы влюбляться, а и дышать. А эта, поди ж ты, смогла…
– Но он так переживает, что Вы ему роли не дадите…
– Это у него амплуа такое – переживать. А если мы ему роли не дадим, он сам её придумает и сыграет. Гениально сыграет.
– Знаете, я что-то совсем запуталась… Я не поеду никуда, должно быть. Может, вы и привыкли так перемещаться из реальности в шоу и обратно, а мне как-то не по себе. Получается, что я общаюсь с людьми, которые вроде бы как есть, но в то же время их не существует. И не по компьютеру общаюсь с вымышленным миром, как виртуально-зависимые игроманы, не по своей воле, а вопреки. Я не умею так к людям относиться, а переучиваться мне уже поздно. До свидания.
И она пошла к выходу, а великий шоумастер словно бы и не слышал её, а всё продолжал бормотать:
– Мда-а, рано закончили шоу, рано! Ведь говорил же я этим камнетёсам-барбосам, говорил! А ведь мог такой бастер-фигастер получиться!.. Ну почему реальные бабки всегда находятся в руках таких идиотов?!
Людмила вышла на улицу и увидела прекрасную осень, настолько прекрасную, что и объяснять бессмысленно. Когда она вернулась на работу в больницу, туда же пришла и мать Руслана, чтобы навестить мужа, шумного и всем уже надоевшего Витька.
– О, вот и моя овца драная пожаловала! – представил жену Витёк и для проформы, чтобы жена не дай бог не забыла, кто в доме главный, строго осведомился: – Ты пошто, курва, так долго не приходила? Я из-за тебя, паскуда, уже целый месяц казёнными помоями питаюсь!
– Да что вы, что вы! – начала оправдываться санитарка Ирина. – У нас очень хорошая кухня…
– А ну, Ирка-сука, пшла отседа! – и Витёк ударил Ирину по заду. – Не вишь, моя половина пожаловала, а ты мне никто и звать тебя никак…
Людмила в это время как раз ставила укол его соседу по палате.
– Тише, Витюша, – стала выставлять перед ним провизию жена.
– Ма-алчать! – рявкнул Витёк и грохнул банку с салатом об пол.
– Ну как тебе не стыдно? Боже мой, Боже мой… Мне бы тряпку, чтобы это убрать, – виновато посмотрела она на Людмилу.
– Ничего страшного, – успокоила та. – Мы уже привыкли.
– К чему это вы привыкли?! – взвился глупый Витёк. – Да я вам тут ещё такое устрою! Ты, Люська-падла, у меня попляшешь!..
– Вы простите его, – извинялась за Витька жена. – Мозги пропил давно, вот и мелет, куда язык взмахнёт. Ругается со всеми без перерыва на обед! И уж внуки есть, а страшно такому деду показать.