так и остался Миша с ясными очами. Не по правилам, но.
— Вполне! Пусть полежит с открытыми глазками, — так обмолвились утром родственники. Критически осмотрев дорогое тело. — Вы как чувствовали, уважаемая.
Денег за марафет Глаша не взяла. Категорически. Вышла на морговское крылечко, помахала ручкой вслед машинке, увёзшей от неё Мишу:
— Счастливого пути, глазастый мальчик!
Санитар повернулась, дабы войти назад в помещение и столкнулась во входных дверях с… Мишей. Только с живым. Мужчина порывался из морга выйти. Те же самые широко распахнутые голубые глаза и ямочки, что самолично сделала ночью Глаша. И причёска точно прям!
— Простите, — мужчина посторонился из дверного прохода. Теперь они оба стояли рядом на сентябрьском крыльце.
— Вы, видимо, Глаша, — улыбнулся невольный хам. – Хочу сказать вам Спасибо, Глаша!
Глаша молча хлопала карими глазищами с длинными ресницами. Явно в прострации.
— Девочка с бездонными глазами, я в них тону! – полушёпотом восхитился хам, привставая на цыпочки. – Мне всегда говорили, что мои глаза бездонны, а тут я вижу… — он усмехнулся и продолжил громче. – Знаете, Глаша, а ведь подобное тянется к подобному, ваши глаза не менее, точнее, более моих, поэтому… наши глаза нашли нас друг в друге!
— Что? – удивилась санитар со средним школьным образованием. Было приятно, хотя и ни черта не понятно. Тем приятней, когда не понимаешь…
— Я новый судмедэксперт, — сообщил глазастик, вновь с улыбкой на ямочках. – Михаил, можно просто Миша. Вот, сегодня устроился работать к вам в Бюро, а завтра первый выход на смену.
* * *
— Блять, блять, блять! – три раза сплюнула ма через левое плечо. – Тьфу-тьфу-тьфу! Ну, наконец-то, Глашка! Кто он?
От мамки влюблённое возбуждение не скрыть. Как известно.
— Миша, — призналась дочь. – Он был трупом и… воскрес ради меня.
* * *
На следующее утро от ворот морга отъехала «Скорая помощь». Глаша заприметила машинку, подходя на смену, и сердце неприятно ёкнуло.
— Предварительная причина смерти – остановка сердца, — сказал судмедэксперт. – Возможно, коронарная недостаточность… Умер в первый рабочий день…
— Готовим открывать труп? – равнодушно спросил санитар Кеша.
— Ты бездушный ебанутый кретин! – заорала Глаша на Кешу. Выбежала прочь.
— Иногда такое бывает, — заключил судмедэксперт. То ли про Мишу, то ли про Глашу.
Самое интересное началось через час, когда выяснилось, что у несостоявшегося патологоанатома нет с собой паспорта и иных документов. У заведующего БСМЭ тоже не нашлось никаких бумаг на Мишу.
— Как он устроился на работу? — спросил следователь Букашкин. — Типа, с улицы зашёл и вы его взяли?
— Миша прикатил по распределению от аспирантуры ВУЗа, — оправдался заведующий Бюро. Не особо и оправдательным тоном. – Парень – дипломированный специалист, я гарантирую!.. Документы он позже занесёт, он сказал.
— Так вот обыденно? – съехидничал следак.
— В нашей жизни всё обыденно, — вежливо ответил главный судмедэксперт. – Кроме смерти. Когда вы сами окажетесь на моём прозекторском столе, вы поймёте.
– Чур блин!.. Мне главное – быстрее дело закрыть, доктор, — оправдался Букашкин с кислой усмешкой. — Как хоть фамилия, вашего… экс-работника?
— Хер знает, — напыжился заведующий Бюро. – Не помню…
В следующую минуту на мобильник трупа позвонил женский голос и потребовал от Миши внести арендную плату за съёмную квартиру, за месяц вперёд.
— Все сроки давно истекли. Или вы съезжаете? – резюмировал голос.
— Ваш арендатор только что умер, — ответил Букашкин. – И я как следователь…
— Ой! – ойкнула трубка. – Я ошиблась, похоже.
— Стоять! – вцепился следак. – Как фамилия вашего постояльца?
— Сам стой! – нагло ответила трубка. – Будет ордер – приходи. Если найдешь.
И трубку положили. Вполне нормально, хотя и аморально. Но. Аморальные морали – это тоже морали. Надо – ищите, а не надо – отвалите.
— Причина ухода – оторвавшийся тромб, — заявил дежурный судмедэксперт ближе к вечеру. – Никакого криминала. Чистейшая медицинская смерть.
— Значит, дело отказное, — выдохнул Букашкин. – Кто именно труп — не так и важно.
Ментовской похеризм случается чаще, чем не случается. А в морге есть реальный покойник, который непонятно кто и откуда. Поэтому, согласно закона, — тело лежит в морге две недели. Пока его кто-нибудь не истребует.
— Миша ещё чуть побудет со мною, — убеждённо прошептала Глаша. — Не вместе, зато рядом… Ведь он временно явился из рая, чтоб сказать мне Спасибо и похвалить наши с ним глазки.
Две недели пролетели как два часа. А ещё точней, как две секунды. Глаша ворочала покойников, параллельно жмясь к драгоценному Мише. Открыла закрытые уродом Кешей – бездонные голубые глаза и любовалась ими.
— Мой глазастый мальчик, — бормотала Она в умилении.
Передвинула зазнобу на обособленное место в холодильнике, всматриваясь в бездонные холодные зрачки, рассказывала ему о смешных потугах Букашкина. Иногда, делилась с трупом его (покойницким) будущим.
— Если тебя, Миша, никто не заберёт в морге, то через 14 дней ты уедешь в хранилище, — рассказывала девушка. – Там ты будешь лежать ровно один год. А, если законные владельцы тела не объявятся, то тебя зароют на кладбище, на срок пять лет. А вот после… тогда уже выроют и сожгут в крематории.
Труп, казалось, слушал. А может, даже слышал. Но вида не подавал. Глаша верила.
* * *
Через две недельки Глаша напросилась ехать с ритуальной машиной, с Мишей, — как сопровождающий санитар. А ещё через недельку – вышла на новую работу, в Лианозовское хранилище, в качестве хранителя неопознанных тел. Обязанностей тут было меньше, зарплаты – тоже. На что способна любящая женщина! И без ироний.
— Впереди целый год, а дальше… — думать не хотелось.
* * *
— Где номер 4343? – спросил седовласый мужик в золотых очках. Профессор судебной медицины! Он нарисовался в Лианозово спустя месяц, и сразу же узнал Мишу как своего лучшего студента.
Тело лежало в холодильнике как почти новенькое. Глаша тайком проводила поверхностное бальзамирование, чтобы предотвратить распад молекул, проще говоря – гниение. Расплатилась за опознание, — можно и так.
— Я забираю Мишу, — грустно молвил профессор. – Все расходы на похороны ВУЗ берёт на себя. Родителей у Миши нет, увы, погибли.
Глаша испытала облегчение. Как будто рубец
