А когда она заболела, это не изменило ничего, разве что пред лицом невозможного Дэниел научился любить её даже больше. Онколог Мэгги, один из лучших специалистов мира, предоставил ей выбор. Два-три месяца относительно полноценной жизни и последующее быстрое и болезненное ухудшение, либо до года, если она продолжит сражаться и пойдёт на радио- и химиотерапию, после которой будет чувствовать себя больной и обессиленной.
Дэниелу никогда не забыть, как она обратила на него свои серые, усталые глаза и сказала:
- Я бы променяла целую жизнь в больнице на одну ночь с тобой в нашей постели.
Он позволил Мэгги отказаться от борьбы, и это его убивало. Но, уважая её выбор, он плакал лишь когда она выходила из комнаты.
Итак, он пообещал, что сделает эти два месяца самыми лучшими в её жизни. Любая прихоть, ведь они могут поехать, куда угодно, делать, что угодно... любая дикая фантазия, что придёт ей в голову - и он её осуществит. Однажды ночью, после того, как он занялся с ней любовью, осторожной, чтобы не оставить следов, так как кожа Мэгги слишком легко покрывалась синяками, жена прошептала ему на ухо просьбу:
- Не возражаешь, если я позвоню Кингсли?
Ради своей умирающей жены, которой осталось жить один, может, два месяца, Дэниел позвал бы весь военно-морской флот США, если бы она захотела, чтобы тот её обслужил.
- Не стоит, - ответил он тогда. - Я позвоню ему сам.
Дэниел позвонил Кингсли, и Кингсли сделал то же, что и всегда - пришёл. Вопреки опасениям, он не отпрянул, увидев Мэгги: рак уничтожил красавицу-жену Дэниела, превратив в жену весом в сорок три килограмма и с волосами, что только начали отрастать после месяца без химиотерапии. Но Кингсли даже не поморщился. Той ночью в их супружеской спальни Кингсли проделал с Мэгги кое-что, удивившее даже Дэниела. А затем, по просьбе жены, Дэниел позволил Кингсли проделать одну удивительно приятную штуку и с собой. С Мэгги же Кингсли обращался так, словно она самая соблазнительная, неотразимая и экзотичная женщина на планете Земля. И за доброту, которую он проявил той ночью, заставив Мэгги позабыть о раке, Дэниел готов сделать для него чуть ли не всё на свете.
В том числе поприсутствовать на этом его чёртовом аукционе. И сходить к его чёртову портному. И остаться в этом чёртовом городе, который без Мэгги рядом кажется одновременно перенаселённым и пустым.
Простонав, Дэниел провёл рукой по лицу и направился к двери. На сегодня миллион дел, и скоро придут уборщики приводить квартиру в порядок, так что лучше быть отсюда подальше. После смерти Мэгги этим жильём пользовались только её родители во время своих вылазок в город, но уже месяцы, как никто тут не останавливался.
В не самом лучшем расположении духа Дэниел взял такси и отправился к портному. И всё-то у Кингсли не как у людей. Нет, чтобы просто выбрать костюм от Армани в манхэттенском бутике и отдать подогнать по фигуре, Кингсли нужен древний гей-итальянец из Гринвич-Виллидж, что в своём трёхэтажном доме без лифта шьёт ему на заказ эксклюзивные костюмы ручной работы.
Порой Кингсли слишком уж серьёзно воспринимает часть «кинг» в своём имени, будто и впрямь считает себя королём.
Синьор Витале поприветствовал Дэниела чрезмерно многочисленными поцелуями в щёки, но Дэниел не протестовал: восьмидесятилетний синьор Витале куда симпатичнее, чем его прежняя начальница Пейдж, вечно норовившая облапать.
Дэниел ждал посреди комнаты перед трёхстворчатым зеркалом. Где-то в здании у сеньора Витале был настоящий магазин со стеллажами с одеждой, но лишь особые клиенты удостаивались приглашения в его мастерскую.
- Я позову помощницу. У неё глаз лучше намётан снимать мерки. Оставлю вас в её руках. - Синьор Витале исчез за ширмой, и несколькими минутами позже появилась женщина в сером шерстяном костюме а-ля сороковые, в чулках телесного цвета и с аккуратным узлом рыжих, собранных на затылке волос. Из-за чопорных очков на кончике носа Дэниел её сначала не узнал, но тут она заговорила:
- О... это вы. - И скрестила руки на груди.
- А, у квебекской девчонки есть дневная работа, - ответил Дэниел ухмылкой, которая, как он надеялся, разозлил рыжую ещё сильнее.
Аня постучала по полу ногой, обутой в туфлю «рэтро-шик» на высоком каблуке, и этот звук эхом раскатился по всей, похожей на большой гардероб, комнате.
- У квебекской девчонки несколько работ, - вытаскивая блокнот и крошечный карандаш, ответила она. - Дома в Монреале у неё пять братьев и сестёр, и когда-нибудь им захочется в колледж. А теперь стойте смирно.
Аня сняла с шеи измерительную ленту и зашла за спину Дэниелу.
- Пять братьев и сестёр? Боже правый! Бедная ваша мать.
- Очень бедная. - Она шлёпнула его лентой по спине. - Мама умерла пять лет назад.
- А ваш отец?
Аня издала полный отвращения звук, который Дэниел раньше слышал только от Кингсли, и то лишь, если кто-то осмеливался спросить, какую машину тот водит. Как правило, он закатывал глаза, издавал точно такой же чисто французский презрительный звук и отвечал: «Я не вожу. Меня возят».
- Mon père слишком занят борьбой за освобождение Квебека от канадского владычества. Это его слова, не мои. Он даже не помнит, что у него есть дети. А теперь поднимите руки.
Состроив сочувственную гримасу, Дэниел поднял обе руки. Он думал Аня выпендривается , а, оказывается, она несёт на своих плечах заботы всего мира. Впрочем, сочувствия в нём поубавилось, когда, измеряя шею, Аня чуть не задушила его сантиметром.
Пока она записывала его мерки, Дэниел изучал её лицо. Какая жалость, что она так сильно его ненавидит. Редко увидишь более красивую девушку. Прямой нос и фарфоровая кожа... длинные, густые ресницы и безупречный овал лица... Будь он художником, испытал бы искушение потратить жизнь, зарисовывая это лицо при всевозможном свете. Лучше всего при свете свечей. Одна свеча - прямо у кровати, а голая Аня - под ним. Вот прекрасная картина бы вышла!..
- Вы пялитесь на меня. - Швырнув на стол блокнот с карандашом, Аня снова взялась за измерительную ленту.
– Ты красивая. Само собой, я на тебя пялюсь.
Аня издала ещё один полный отвращения вздох:
- Эх вы, богатенькие доминанты, привыкли думать, что все женщины ваши.
Дэниел начал было протестовать, но тут Аня внезапно опустилась перед ним на колени. Он сглотнул, желудок свело. В зеркальном отражении из-под задравшейся юбки мелькнул кусок телесной подвязки.
- Расставьте ноги, - приказала Аня. - И, если скажете, что эта фраза больше пристала вам, - проткну мошонку вот этим самым карандашом.
- Да мне это даже в голову не приходило. - Дэниел послушно поставил ноги шире, Аня же тем временем размотала измерительную ленту. - Так вот как ты познакомилась с Кингсли?
- Oui. - Аня приложила конец ленты к его промежности. Дэниел закрыл глаза и представил себе разлагающийся, кишащий личинками труп лошади, что как-то попался ему за околицей одной чилийской деревни. Помогло. - Он заставил меня замерять внутренний шов... десять раз.
Дэниел хохотнул. Кто бы сомневался.
- Не многие женщины способны устоять перед обаянием Кингсли. Должно быть, его впечатлило, что ты смогла.
Аня с пола сердито сверкнула глазами.
- Я работаю у сеньора по шестьдесят часов в неделю. Мне некогда ходить на свидания. - Она записала в блокнот мерки его левой ноги.
- Кингсли тоже не ходит на свидания. Он просто... покупает.
- Меня ему не купить. Он сказал, я могу оставить всё, что выручу за себя на аукционе. Он даже не станет удерживать свои пятнадцать процентов. В последний раз за девственницу отдали двести пятьдесят тысяч долларов.
- Да, но несколько лет назад ещё одна девственница ушла с аукциона в руки садиста, который отправил её в больницу. - Может, Кингсли и хороший друг, но он не святой. И хотя в его доме и клубах всё происходит по обоюдному согласию, это как бы там ни было противозаконно. Нелегально, аморально и зачастую жестоко.
Она пожала плечами.
- Зато денег хватит, чтобы отложить на обучение всем братьям и сёстрам. Остальное меня не волнует.
Аня убрала ленту и поднялась. Посмотрела в свои записи и проказливо хихикнула.
- Что? - спросил Дэниел.
Она приподняла бровь:
- Шов Кингсли... он на дюйм длиннее вашего.
Дэниел метнул в её сторону испепеляющий взгляд. Ах так. Ну всё, сама напросилась.
Он шагнул вперёд и, используя своё превосходство в размерах, запер Аню в изгибе трёхстворчатого зеркала. Боже, как же хотелось её развернуть, задрать юбку и оттрахать так, чтобы впредь не выпендривалась. Находясь в ней, он бы наблюдал за её лицом в зеркале, и не давал бы кончить, пока она не скажет что-нибудь хорошее про канадцев.
В особенности о нём самом.
Дэниел поднял руку к лицу Ани и кончиком пальца провёл по её нижней губе.
