Старик был профессионалом, и он был прав. Аду кивнул.
— ...больше всего мне понравился конец: где вы говорите о правомочности правительства. Но возникает вопрос, как вы дальше поведете речь? После такой концовки, что ни скажи, все уже будет снижением уровня.
— Не будет! — Аду усмехнулся, перебарывая досаду. — Сегодняшняя передача — о Супружеском Партнерстве. Я его рассматриваю в плане национальной традиции, когда муж с женой ведут дом, не вмешиваясь в дела друг друга, но при этом жена всегда делает то, что, как ей кажется, хочет от нее муж. В конце концов, если мы — филиппинцы, как мы все время утверждаем, то супружеское руководство надо понимать в контексте нашей традиции.
Марс Флоро зашелся от восхищения:
— Подумать только! А мне это никогда не приходило в голову. Возьмите нашу семью — у жены собственный бизнес, как и у меня, но если бы не она, я не мог бы позволить себе разные там штучки! Да здравствует филиппинская жена!
— Которая иногда умеет не видеть вещи, о которых ей кое-что известно, — добавил Аду.
— Ей известно только то, что муж ей сам говорит, — поддакнул Марс Флоро. — Но вы так и не открыли нам — что вы решили подарить?
— А вы? — спросил Аду.
Прыщавое лицо Марса Флоро лоснилось. Он важно поджал пухлые губы.
— Я им глиссер подарю, глиссер с потрясающим итальянским мотором, прошел испытания на озере Комо. Он сейчас в яхт-клубе, а завтра вечером — охрану я предупредил — я пройду на нем по Пасигу — и прямо ко Дворцу. Эффектно, не так ли? А вы?
— Марс, вы неисправимый прагматик, — усмехнулся Аду и, понизив голос, продолжал: — Моя рубрика, моя телепередача и то, что я им всегда преподносил, — искреннее восхищение. Я уже вам говорил — это за деньги не купишь...
В пятницу утром Аду перестал надеяться. Если его и пригласят сейчас, так только потому, что увидели газету, посмотрели телевизор и вспомнили, что он существует. Он приехал в отель к семи, на час позднее обычного, и, хотя никто не задавал ему вопросов, он понимал, что официанты недоумевают, отчего он не во Дворце. За его столом никого не было: свита тоже знала, где он проводит сегодняшний вечер.
Когда официант подал Аду традиционную кока-колу, оракул вдруг взвился:
— К черту, Алекс! Почему бы сегодня не подбавить для разнообразия и ром, а? Сегодня мне хочется выпить!
Аду выпил стакан. Потом еще стакан. Как можно было так стереть его с лица земли? Деньги есть, на газету и телевидение наплевать. Что же касается Парочки, черти бы ее взяли, пусть варится в собственном соку. Аду попробовал посмотреть на себя со стороны. Сколько раз его обзывали проституткой, говорили, что он никогда и не был журналистом, а был Их агентом по связям с публикой, по публичным связям, как кто-то съязвил. С горечью припомнил Аду статью в «Аур пресс», перед тем как прихлопнули этот журнал, в котором его изобразили мальчиком на побегушках: «чего изволите?» Ну конечно, это было вранье. Аду знал, у него бывали расхождения с Лидером. Ну и что, говорил он о них вслух? Как он мог выступать в поддержку наглейшего пренебрежения правами человека, гражданскими правами? Откровенной безнравственности и коррупции? Генеральской ненасытности? Он часто думал об этих вещах, но потом выбрасывал их из головы. Если бы те, кто нападал на него, знали о его душевных муках!
В эту минуту в баре зазвонил телефон. Официант поднес аппарат к столу. Звонила взбудораженная Рита.
— Господи, наконец ты отыскался! Почему ты не во Дворце?
Аду промолчал.
— Звонил генерал Дисон, Лидер спрашивает, куда ты делся и почему ты не там!
— Приглашение, — выдавил он.
Щеки его пылали, сердце колотилось.
— Оно же лежало у тебя на столе, а ты, не распечатав конверт, переложил его на полку. Томми мне сейчас сказал, что его принесли в понедельник утром.
Аду положил трубку. Он хохотал во все горло, отваливаясь на спинку кресла, вскидывая руки к пластмассовым висюлькам, болтавшимся на потолке, но хохот переходил в плач, и по его лицу катились слезы. Смех прекратился, и он громко, по-детски рыдал, будто сотрясаемый ураганным ветром. На него смотрели посетители бара.
«Бедный мистер Аду Т. Куартана, — думал про себя бармен, — две порции рома, и пожалуйста, готов».
Агапито М. Хоакин (1927— 1981) — новеллист, поэт и публицист. Писал на тагальском языке. По образованию юрист, долгое время избирался муниципальным советником одного из районов Большой Манилы. Автор сборника избранной прозы «Мост из песка», издававшегося на Филиппинах дважды: в 1957 и в 1964 г. Значительная часть рассказов А. Хоакина публиковалась в журнале «Ливайвай» («Рассвет») — одном из наиболее популярных литературнохудожественных журналов на тагальском языке. А. Хоакин был лауреатом нескольких национальных литературных премий, в частности за публикуемые ниже рассказы «Право на жизнь» и «Пенсионер».
В серебряном свете луны дом был похож на голову женщины, погруженной в самозабвенную молитву. Белая вуаль — пальмовая крыша, темные окна — закрытые глаза, рот — запертая дверь.
Дрожь охватила Рико. В затемненном городке призрачный лунный свет создавал причудливые образы: гримасничающие лица смотрели на него из-за банановых листьев, тень от мангового дерева походила на человеческий труп.
Сомнительная реальность окружающего требовала подтверждения. Мир расплывался и ускользал. Рико прикоснулся к шероховатому стволу дерева. Рука ощутила влагу. Прежде чем Рико отнял ее от ствола, два крупных муравья поползли по руке. Рука зачесалась. Сразу очнувшись, Рико вытер руку о рубаху. А когда он ощутил под нею рукоятку заткнутого за пояс пистолета, страх, навеянный волшебством ночи, прошел окончательно.
Рико посмотрел на дорогу. Прохожих не было. Он сунул руку под рубаху — ладонь легла на холодную рукоятку. Пригнувшись, Рико стал бесшумно приближаться к дому.
Когда он был уже возле бамбуковой лестницы, сверху донесся какой-то звук. Рико замер. Было по-прежнему темно, свет в доме не зажигали. Он вынул пистолет и нырнул под лестницу.
Мартин еще не спал. Рико слышал звук его шагов, приглушенный циновками. И не только его. Наверху был еще один человек. Значит, Селинг тоже еще не спит.
А он-то надеялся, что Селинг не будет, когда он поднимется в этот дом. Он знал, что Мартин не спит. Мартин сейчас не спит по ночам. Что ж, он и не собирался пристрелить его во сне. Ради их старой дружбы он не станет приканчивать его по-предательски.
— Только ты сумеешь подойти к нему, Рико, — сказал ему капитан Бургос еще в лагере.— Только тебя он подпустит к себе. Поэтому мы выбрали тебя. Смотри не дай ему схватиться за пистолет. Лучше всего прикончить его во сне.
Рико в это время наполнял обойму пистолета.
— Капитан, — сказал он, не поднимая глаз, — я вовсе не против того, что мне поручили убрать Мартина. Хотя я мог бы попросить полковника освободить меня от этого задания — он бы не отказал... Вы же знаете, что мы росли с Мартином. Он мой друг. Но я уважаю ваше решение. Вам лучше знать, кто подходит для этого дела. Я всего лишь солдат и выполняю приказы старших по званию. Только я хочу предупредить вас об одном.
— О чем, Рико?
— Я не стану убивать его из-за угла.
Капитан внимательно посмотрел на него.
— Он предатель, Рико. Разве он предупредил наших товарищей в У гонге, когда выдал лагерь японцам? А предателей надо убивать, как собак. Нам дорога жизнь каждого из наших людей. Твоя тоже. Я не хочу, чтобы ты позволил Мартину убить себя. Поэтому лучше всего прикончить его во сне или выстрелом в спину.
— Ну, меня ему не убить. У меня нервы покрепче. Мы ведь давние друзья. Что бы там ни случилось, ему меня не одолеть — это я точно знаю.
Они направились к пещере. Капитан положил ему руку на плечо.
— Смотри сам, Рико, — мягко сказал он. — По правде говоря, не по душе мне это. Если бы среди нас был хоть кто-нибудь еще из Санта-Инес, я бы не послал тебя. Я знаю, как тебе тяжело, но...
— Не беспокойтесь, капитан, — прервал его Рико. — Я не знаю, что заставило Мартина выдать японцам наш лагерь в У гонге. Но что бы там ни было, за предательство полагается смерть. Мартину это известно...
У входа в пещеру капитан пожал ему руку.
— Будь осторожен, Рико. Я хочу, чтобы ты вернулся...
— Я вернусь, капитан...
Он вернется. Убить Мартина не так уж трудно. Даже если тот не спит, как вот сейчас. Но он не хотел бы, чтобы Селинг при этом присутствовала. Селинг он тоже знал с детства. Он был неразлучен с Мартином и тогда, когда тот обхаживал ее. Когда они поженились — а это случилось всего полгода назад, — он был на их свадьбе. Да, не хотел бы он убивать Мартина на глазах у Селинг.