Нам удалось попасть на одно из таких прослушиваний.
Правительственная комиссия после исполнения очередного варианта гимна выносила свое предварительное суждение: «Представленные варианты гимна пока не отвечают необходимым требованиям. Надо продолжать работу».
Не имея возможности долго находиться в Москве, мы снова по заданию военного командования вылетели на фронт. И вдруг получаем приказ срочно вернуться в столицу. Нас вызывают в Кремль, к Ворошилову.
Клим Ворошилов! В нашем представлении – легендарный полководец, с именем которого связано многое в истории нашей страны: гражданская война, военные парады на Красной площади. Тогда мы были далеки от мысли, что не без его ведома, а подчас не без его прямого участия уходили в небытие действительно легендарные военачальники, маршалы Советского Союза, командующие армиями. Его подпись скрепляла документы, становившиеся смертными приговорами многим соратникам. Только смерть Сталина уберегла его самого от подобной трагической участи.
Рассказывают, что однажды Сталин, испытывая на верность своего товарища по партии и по руководству страной, спросил Ворошилова:
– Ты можешь застрелить ради меня свою любимую собаку?
И Ворошилов на глазах у Сталина застрелил своего любимого пса.
Сама судьба свела счеты с верным клевретом Верховного Главнокомандующего. Ворошилов полностью оглох. В глубоком безмолвии, наедине со своими мыслями, медленно уходил он из жизни, увенчанный многими высшими наградами за подвиги, которых не совершал. И ушел, оставив после себя недобрую память…
Но правду истории мы узнали много позже.
А осенью 1943 года, едва прилетев с фронта, мы явились в Кремль, к Ворошилову.
– Товарищ Сталин обратил внимание на ваш вариант текста! – говорил, обращаясь к нам, Ворошилов. – Очень не зазнавайтесь. Будем работать с вами.
Перед маршалом на столе лежала отпечатанная в типографии книга в красной обложке. В ней были собраны все варианты будущего гимна СССР, представленные на конкурс десятками авторов. На 83-й странице закладка: наш текст с пометками Сталина.
– Основа есть, – продолжал Ворошилов. – Но вот, посмотрите замечания товарища Сталина. Вы пишите: «Свободных народов союз благородный». Товарищ Сталин делает пометку: «Ваше благородие?» Или вот здесь: «…созданный волей народной». Товарищ Сталин делает пометку: «Народная воля»? Была такая организация в царское время. В гимне все должно быть предельно ясно. Товарищ Сталин считает, что называть его в гимне «избранником народа» не следует, а вот о Ленине нужно сказать, что он был «великим».
До поздней осени мы были заняты доработкой текста. Пишем новый припев. Уточняем, переписываем заново. Всем композиторам страны предложено писать музыку на наши слова. Продолжается прослушивание вариантов музыки, но теперь уже только на наш текст.
Пошли первые отклики. Нам приходилось слышать от собратьев по перу, что, дескать, не стоило в советском гимне употреблять слово «Русь», поскольку это понятие архаическое, древнее и сегодня звучит диковато. Но нам казалось, что именно это слово и привлекло внимание Сталина. «Великая Русь» – понятие собирательное, в нем есть и сегодняшний день. За этим понятием – слава и история русского народа. Как не вспомнить здесь по несомненной ассоциации некрасовские строки:
Сила народная,
Сила могучая,
Совесть спокойная,
Правда живучая.
Много позже, примерно в середине 90-х годов, когда стали известны новые исторические подробности о тридцатых годах и появилась возможность глубже осмыслить тот трагический период, я пришел к выводу, что сама идея создания нового Государственного гимна СССР возникла у Сталина отнюдь не случайно. В этот же ряд надо поставить «возвращение» на военную форму офицерских погонов – вместо геометрических знаков различия, придуманных когда-то футуристами, повышенное внимание к истории и культуре России. «Интернационал», напоминавший о мировой революции, уже не вписывался в новую государственную идеологию. А вот слово «Русь» в нашем тексте гимна как раз отвечало запросам времени. Мы с Регистаном это поняли, а другие «песенники» сочиняли главную торжественную песнь народа в отрыве от новых веяний эпохи.
Двадцать шестого октября 1943 года в десять часов вечера состоялось очередное прослушивание музыки Государственного гимна. Мы с Эль-Регистаном сидели в пустом зале Большого театра. В правительственной ложе находились руководители партии и правительства во главе со Сталиным. Варианты гимна исполнял Краснознаменный ансамбль песни и пляски Красной армии под руководством профессора A.B. Александрова.
Около двенадцати часов ночи прослушивание окончилось. Было ясно, что хоровое исполнение не дает полного представления о музыке. Принимается решение назначить еще одно прослушивание в исполнении симфонического и духового оркестров.
Мы с Габо сидели дома за чайным столом и делились впечатлениями о минувшем вечере. Многое нам казалось необъяснимым и удивительным. В те дни в Москве проходила конференция глав трех великих держав-союзниц. На фронте разворачивались ожесточенные сражения. Позади были Сталинградская и Курская битвы, сражение за Днепр, впереди – окончательное снятие блокады Ленинграда, освобождение Белоруссии, советской Прибалтики, выход Советской армии на государственную границу, начало изгнания врага за пределы СССР. Народное хозяйство прилагало героические усилия для выполнения напряженного плана. И в это время правительство уделяет столько внимания созданию Гимна Советского Союза!
Наши размышления прервал телефонный звонок:
– Сейчас с вами будет говорить товарищ Сталин!
– Надеюсь, не разбудил? (знакомый голос с явным грузинским акцентом)… Прослушали мы сегодня гимн. Куце получается.
– Как понять, товарищ Сталин?
– Мало слов. Ничего не сказано о Красной армии. Надо добавить еще один куплет. Отразить роль нашей армии в героической борьбе против захватчиков. Показать нашу мощь и веру в победу.
– Когда это нужно? – спрашиваю я.
– Когда напишете – пришлите. А мы посмотрим, – сухо ответил Сталин и положил трубку.
До рассвета мы сочиняли и варьировали новый куплет гимна. Поработав еще целый день, передали Ворошилову новое четверостишие, а заодно и несколько вариантов строф и отдельных строк нового третьего куплета.
Двадцать восьмого октября главный редактор газеты «Сталинский сокол», бригадный комиссар В.П. Московский находит нас по телефону и сообщает о срочном вызове к Сталину.
За нами послан автомобиль «линкольн». Уже знакомый нам полковник из охраны Сталина нервничает:
– Никак не могли вас найти! Вас ждут!
Чекисты, а не могли найти! Въезжаем в Кремль.
Подъезжаем к одному из подъездов. У нас не проверяют документов. Проводят прямо в приемную Сталина. Здесь в ожидании вызова на доклад к Главнокомандующему сидят два прославленных военачальника. Мы узнаем их. Маршалы не без удивления смотрят на майора и капитана в нечищеных сапогах, навстречу которым поднимается из-за стола помощник Сталина Поскребышев.
Указывая нам на массивную дверь с большой бронзовой ручкой, он сухо говорит:
– Проходите. Вас ждут. Где вы пропадаете?
В темном тамбуре между дверьми машинально крестимся и переступаем порог державного кабинета.
На часах 22 часа 30 минут.
У стены, под портретами Суворова и Кутузова, длинный стол для совещаний. Справа вдали столик с разноцветными телефонными аппаратами.
За длинным столом в каком-то напряженном молчании сидят «живые портреты»: Молотов, Берия, Ворошилов, Маленков, Щербаков…
Прямо против нас стоит с листом бумаги в руках сам Сталин.
Мы здороваемся:
– Здравствуйте, товарищ Сталин!
Сталин не отвечает. Он явно не в духе.
– Ознакомьтесь! – говорит Сталин, кивая на лист с пометками. – Нет ли у вас возражений? Главное, сохранить эти мысли. Возможно это?
– Можно нам подумать до завтра? – отвечаю я.
– Нет, нам это нужно сегодня. Вот карандаши, бумага… – приглашает нас к столу Сталин.
Мы садимся против «живых портретов». Необычная обстановка смущает.
– Что? Неудобно здесь работать? – спрашивает Сталин, улыбаясь. – Сейчас вам дадут другое место.
Майора и капитана проводят в комнату рядом с приемной. Приносят чай, бутерброды. Сначала едим, пьем чай.
Запев третьего куплета не ложится в размер предыдущих. Однако выход из положения есть. Множество вариантов этого четверостишия, написанных накануне, помогают нам быстро решить задачу. Но мы не торопимся. Для солидности выдерживаем время. Возвращаемся в кабинет Сталина. Маршалы все еще ждут приема у Главнокомандующего. Но тот занят: утверждается новый Гимн Советского Союза!
После короткого обсуждения нового варианта четверостишия Сталин обращается к членам Политбюро:
– Каких захватчиков? Подлых? Как выдумаете, товарищи?
