— Может, он не хотел загораживать въезд. Вдруг понадобится, — предположил Иван.
Завозин уперся в эти дрова. Выспрашивал, не ошибся ли Иван, хорошо ли помнит расстояние между забором и кухонным окном? Ивану пришлось вспомнить, сколько окошек в избе, сколько из них обращены в палисадник, сколько — во двор. Как расположены крыльцо, сени, чулан.
Видно было, в уме у Завозина зрела догадка.
Кстати, Иван вспомнил и все, что было прошедшей ночью: как истошно выла собака, потом послышался выстрел, померещилась чья-то тень и как утром он нашел убитого кобеля.
Завозин, как будто весь напружинился изнутри. Сейчас бы и в голову никому не пришло назвать его медлительным, неповоротливым. Энергия копилась в нем, он, похоже, готов был вот-вот сорваться с места. Его состояние передалось Ивану — руки зазуделись от ожидания. Ясно было: еще мгновение — Завозин решит что-то окончательно, они вместе сорвутся и помчатся куда-то, то ли по Кешиному следу, то ли сразу брать преступника.
Так и получилось. Только Иван упомянул о последней встрече с Шиляком, сказал, что видел его с двумя канистрами — Завозин вскочил.
— С канистрами... — повторил он.
Машинально направился к вешалке, снял полушубок. Иван, не спрашивая, куда и зачем они собираются, также стал одеваться.
* * *
Машину нашли быстро — сельповский газик. Пока водитель кипятил воду, заливал в радиатор и прогревал мотор, Завозин молчал, но заметно было — нервничал, малейшая проволочка раздражала его
— Как можно быстрей! — сказал он, едва тронулись.
Молоденький паренек, шофер, того и ждал — он и сам не переносил медленной езды. Правда, наизволок быстро не разгонишься. К тому времени, когда вылезли на перевал, вода в радиаторе начала клокотать. Но дальше спуск был и мотор получил передышку.
В самом начале, когда выехали со станции, Завозин собрался было посвятить участкового в свои мысли.
— Ну ловкач — красного петуха решил пустить! — Но тут же сам себе возразил. — Какой там ловкач? Подонок! Одного не понимаю...
Он так и не продолжил фразы — задумался. Иван не прерывал его мыслей. Пытался сам разгадать, зачем Шиляку потребовалось пустить красного петуха? Впрочем, зачем ясно, скрыть какие-то следы, улики... Но какие?
В ранних сумерках с горы открылась деревня. Всего в нескольких домах светились огни, пока еще чуть заметные. Как только увидели деревню, Завозин перевел дух, он все время чего-то опасался. Велел:
— К дому Шиляка.
Свернули на верхнюю улицу. Когда сворачивали и открылся вид на нижнюю улицу во всю ее длину, увидели две или три машины и людей, которые занимались погрузкой. Опоздай они немного, и механик мог уехать. Иван подсказал:
— Шиляк может быть там, возле машин.
— Едем к дому!
Иван показал шоферу, где остановиться. Во дворе было пусто и тихо. Пахло бензином. Иван подумал, что этот запах вынесло из машины. Дрова лежали на прежнем месте, сбросанные возле стены. Наверное, следователь хочет осмотреть место, проверить правильно ли участковый нарисовал схему и определил расстояние. Но Завозин направился в сени. Из сеней шибануло бензином. Теперь было ясно: пахнет не от машины и не от их одежды.
— Если дома — будем брать, — прошептал Завозин, сунул что-то в руки Ивану — наручники.
Открыли дверь — пусто. Тихо. Почему-то тишина казалась подозрительной. Молча постояли на пороге, вглядываясь в сумеречную глубину избы. Иван догадался, почему тишина была подозрительна. Откуда-то, точно из-под земли, доносился негромкий скрежет, словно под полом кто-то отдирал доски. Скрипнет — и снова тихо. Потом опять короткий скрип, и тишина. Следователь пошарил справа от двери — щелкнул выключатель, вспыхнула электрическая лампочка. В комнате никого не видно. Посреди кухни теменью зияло раскрытое подполье.
— Кто там? — глухо принесло оттуда — голос Иван сразу не узнал. — За мной, что ли?
— За тобой, — сказал Завозин.
— Говорил: приду, не опоздаю, — сердился Шиляк, приближаясь к лазу. — Черти вас притартали.
— Они — черти, — негромко сказал Завозин.
Всхлипнули ступени старой лестницы — из-под пола возникла черноволосая голова. Шиляк даже не обернулся, не взглянул на вошедших. Оперся на половицы и одним махом выпрыгнул наверх. Лишь теперь повернулся к ним. Внезапную растерянность изобразило его лицо. Взгляд панически заметался. Он держал электрический фонарик, все еще включенный.
— Руки! Руки, — потребовал Завозин, движением ствола показывая Шиляку: руки нужно поднять. — Без баловства — буду стрелять!
Иван надел Шиляку наручники. Рубашка на нем была мокрой. От нее разило бензином.
Следователь взял фонарик Шиляка.
— Посторожи его, — велел Ивану, скинул полушубок и полез в подполье.
Шиляк молча глядел в темную яму. Потом перевел взгляд на Ивана и тут же отвел глаза. Нечто новое появилось в его лице — тупое безразличие ко всему. Выглядел он изможденным. Рядом была скамья. Шиляк покосился на нее. Спросил:
— Можно?
— Садись, — разрешил Иван.
Механик устало опустился на лавку. Казалось, больше его ничто не интересовало. Он даже не прислушивался к звукам, какие доносились из подполья.
Появился Завозин, держа в руках консервную банку из-под тушенки. Из нее торчал тлеющий фитиль, укрепленный наверху самодельным зажимом.
— Ну вот и обезвредили, — улыбнулся Завозин участковому.
Неизвестно как случилось, но вся деревня уже знала, нагрянула милиция, арестовали Шиляка. На улице толпился народ, большей частью ребятня и старухи. Но были и мужики.
— Лишним во двор не входить! — потребовал следователь.
Впустил в калитку троих.
— Начинайте дрова раскидывать. Остальным делать нечего! Только мешать будете.
Завозин распахнул ворота, попросил водителя развернуть машину и осветить фарами двор.
— Отведи его куда-нибудь, — велел Ивану. — Одного не оставляй.
Как раз напротив Настасьиного дома — изба бобыля Михея. Иван направил Шиляка туда. Люди перед ними расступились. Молчали. Шиляк шагал быстро, торопился уйти с глаз.
Изба Михея кажется брошенной. Топчан, стол да кривоногая лавка — больше ничего нет. Шиляк сел на скамью в простенке между окнами так, что ни его с улицы нельзя увидеть и ему ничего не видно. Иван стал посреди избы, чтобы и Шиляк был перед глазами и в окно можно было наблюдать. Там, будто на сцене под открытым небом, сейчас разыгрывался какой-то странный спектакль. Трое мужиков споро, наперегонки раскидывали дрова. Зрители теснились возле распахнутых ворот. Завозин, видимо, бранился, кричал, не пускал посторонних в ограду. Мальчишки влезли на забор, сверху комментировали, что же творится во дворе, тем старушкам и женщинам, которые не могли протиснуться к воротам, наполовину заклиненным машиной.
Шиляк не шелохнулся, не сделал даже попытки взглянуть в окно.
* * *
Тело убитого нашли под дровами. Труп был затолкан в старую колоду, когда-то служившую корытом, — из него поили скотину. Дрова сверху были облиты бензином. От них и пахло во дворе. У Шиляка все было приготовлено. Из подпола через ветровой паз к дровам и колоде вела дорожка из пакли, смоченной бензином. Запальный фитиль он уже поджег. Оставалось замкнуть избу, сесть в леспромхозовскую машину и уехать. Спустя четверть часа Настасьин дом вспыхнул бы, как факел. Убийца полагал, что огонь уничтожит главную улику — труп. Шиляка могли обвинить в небрежности, на худой конец в умышленном поджоге — и только.
Так он надеялся.
* * *
Еще находясь в избе у Михея, Иван по внезапному людскому гулу за окном догадался, произошло что-то особенное. Это было, когда мужики раскидали дрова и увидели свисающую из колоды руку. Завозин не удержал толпу — прорвались во двор. С минуту длилось затишье.
Лишь в эту минуту Шиляк проявил беспокойство. Тишина за стенами насторожила его. Он повернул голову, глянул в окно.
Вдруг с улицы принесло рев, толпа хлынула к дому Михея. Следователь опередил всех, вбежал на крыльцо. Иван покосился на Шиляка, решал, как ему поступить: сторожить арестованного или спешить на подмогу Завозину — один тот вряд ли остановит разъяренных людей. Хорошо, среди них нет Кешиного брата — Андрея.
Завозин остановил толпу.
Когда страсти немного улеглись и большая половина народу разбрелась по домам, Иван и следователь вдвоем препроводили Шиляка в сельсовет. Завозин остался с ним, Ивана отправил домой, предупредил, что ночевать и ужинать придет к нему. А уже завтра утром повезут Шиляка в район.
Прошло больше трех часов. Мясо тушеное с картошкой — единственное блюдо, которое Иван умел готовить, — давно перепрело на шестке. Самовар стоял наготове, лучина и угли припасены. Иван шагал взад и вперед по избе, глотал слюнки, запах перепревшего жарева терзал его.
