Я с возмущением сказала:
— Но как же так! Надо, чтобы они вернулись. Пусть прежде поработают в своей деревне, улучшат ее жизнь, а уж потом могут уехать.
Дядя Федор сказал мне с усмешкой:
— Ты у нас, Анюта, первая невозвращенка. Первая отбыла из деревни и сюда не вернулась.
Эти слова дяди Федора меня крайне смутили. А тут еще мама добавила, снова заплакав:
— Мало того, что Аннушка сама уехала, так она еще за собой потянула всех трех моих детей. Я, как перст, осталась одна…
Я сказала, обняв маму:
— Но мы же всякий год упрашиваем вас переехать к нам. Вы отказываетесь.
Мама сказала:
— Я в городе задыхаюсь без воздуха. Никуда отсюда не поеду. Мне и здесь хорошо.
Директор МТС, улыбаясь, сказал:
— Да, здесь, на лоне природы, я тоже чувствую себя значительно лучше. За полгода прибавил шесть кило. А ведь был худой, как скелет…
Он вытащил из кармана какие-то бумаги и вдруг деловым тоном заговорил:
— Наша МТС, как вам известно, обслуживает десять сельскохозяйственных артелей. В каждой артели я взял списки уехавших на учебу. И вот, не поленившись, целый месяц потратил на переписку. Каждому из уехавших написал отдельное письмецо.
— О чем же вы им писали? — спросила я.
— Писал примерно то, что вы сейчас сказали, — поработайте пару лет для своего села либо послужите некоторое время в нашей МТС, а засим поступайте как знаете.
— И что же, были ответы?
— Многие откликнулись на мой призыв. Некоторые написали, что вернутся, закончив учебу. А некоторые сообщили, что обдумают этот вопрос и в дальнейшем уведомят меня.
Я робко сказала директору МТС, что такого письмеца я почему-то не получила. На это он ответил мне:
— Вы у нас отрезанный ломоть, Анна Филипповна. У вас в городе семья и большая работа. Мы с вашим дядюшкой решили вас не тревожить.
Дядя Федор солидно заметил:
— Да, мы писали только тем, которые после войны уехали. Но лично я отослал всего лишь две открыточки — двум нашим парням, о которых я слышал, что они в городе баклуши бьют. Написал им строго, непреклонно. И они оба моментально ответили мне. Один написал, что к зиме вернется, а другого мы со дня на день сюда ждем.
Председатель колхоза добавил к словам дяди:
— Ожидаем приезда еще двух девушек — имеем от них телеграммы. Во всяком случае, клуб в этом году откроем. И вас, Анна Филипповна, пригласим на открытие.
Эти слова успокоили, развеселили меня. И вскоре мы заговорили о других делах.
Почти три недели я провела в деревне. Помогала моей маме по хозяйству. Раза два выходила на колхозные работы в поле. Однако увидела, что тут дело обстоит теперь иначе, чем прежде. Машины во многом заменили людей. И поэтому некоторая убыль людей из нашего колхоза не была чувствительной, как на первый взгляд могло бы показаться человеку, который оторвался от деревни двадцать лет назад.
В середине мая я покинула деревню.
На станцию ехала телегой. Дорога теперь была неплохая, но все же кое-где телега наша увязала на целое колесо. И тогда две лошади не без труда вытаскивали ее и везли дальше.
Седобородый колхозный извозчик, которого я помнила совсем молодым, всю дорогу отмалчивался, не хотел почему-то беседовать со мной. Но когда мы подъезжали к перелеску и вдали мелькнуло шоссе, он, усмехнувшись, сказал мне:
— Слышал, слышал, что вы тут чуть не утопли. Месяцем позже вам надо было на побывку приехать. Или уже позабыли о наших деревенских невзгодах?
Смутившись, я ответила:
— За двадцать лет позабыла об этом. Вспоминала только хорошее.
Извозчик пробормотал себе под нос:
— Где уж вам, городским, помнить о наших деревенских путях и дорогах, по которым три месяца в году ни пройти ни проехать.
Мне не хотелось спорить, и я промолчала в ответ на его несправедливое замечание.
И вот второй месяц я снова в городе. Но волнение мое еще не ушло от меня. Сердце и сейчас больно сжимается, когда я думаю о моей деревне, для улучшения которой я ничего не сделала. Но в дальнейшем я непременно что-либо сделаю, хотя еще и не знаю, в чем это выразится.
4. Рассказ главного агронома
Года четыре назад мне было поручено обследовать один колхоз, который сильно отставал и даже плелся в хвосте всей области.
Предполагалось, что колхозный агроном не полностью учитывает передовую агрономическую науку. Такие сигналы мы не раз получали, но разобраться в них было нелегко, ибо районный агроном не ладил с колхозным работником. А председатель колхоза не ладил с ними обоими.
В общем, этот вопрос надлежало срочно обследовать на месте. И на все это дело мне дали не больше двух недель.
Из областного центра я выехал поездом и в полдень был на станции, где меня ожидала лошадь, присланная правлением артели по моей телеграмме.
Я невольно залюбовался красавицей лошадкой. Это был сытый, холеный конь. Он горячо перебирал ногами, желая поскорей ринуться в путь.
Телега тоже была исправная, чистенькая. Аккуратные мешки с сеном лежали в ней для удобства седока. По всему было видно, что в колхозе любовно относятся к своему хозяйству. Похоже было на то, что глубокое отставание колхоза и в самом деле лежало только лишь на совести незадачливого агронома.
Пожилой колхозный кучер чуть шевельнул вожжами, и наш пылкий конь стремительно понесся по шоссе.
Километров пятнадцать мы отмахали в самое короткое время. Но вот на дороге наша телега нагнала какого-то путника с вещевым мешком за спиной.
Путник был серый от дорожной пыли. Сквозь линялую его гимнастерку обильно выступал пот.
Поравнявшись с путником, мой извозчик попридержал свою лошадь, и теперь она пошла шагом.
— Привет колхозному бригадиру! — громко произнес извозчик и, угостив путника папироской, спросил его: — Ну как, Дударев, повидал свою супругу?
— Повидал, — ответил колхозный бригадир. — Поправляется после операции.
— Так! — одобрительно отозвался извозчик и стал с интересом расспрашивать об операции и больничных делах.
Немолодой колхозный бригадир обстоятельно отвечал на его вопросы и, отвечая, плелся позади телеги, положив руку на деревянный задник.
Я сказал нашему спутнику:
— Да вы сядьте в телегу, папаша. Зачем вам по пыли тащиться! Небось устали, идя из больницы.
Бригадир, усмехнувшись, показал глазами на колхозного кучера. Тот поспешно сказал мне:
— Дударев сам знает, что это недопустимо.
— Почему же недопустимо?
— Председатель запрещает обременять коней. Никому не велит пользоваться транспортом без его разрешения.
Колхозный бригадир, снова усмехнувшись, добавил к словам извозчика:
— Хозяйственный мужик наш председатель. Крепко бережет артельное добро.
Извозчик тронул вожжи, и мы снова помчались вперед.
Мне было крайне досадно, что немолодой бригадир остался на дороге, но я пришел еще в большее раздражение, когда увидел на поле колхозный табунок. Десятка два стреноженных лошадей мирно пощипывали травку. Все кони были статные, холеные и поблескивали гладкими боками.
Вскоре вдали показалась деревня.
Мы ехали теперь вдоль леса по грунтовой дороге.
Из леса вышла древняя старуха с огромной вязанкой хвороста. Она шла, согнувшись под тяжестью, по-старушечьи семеня ногами. Я строго приказал колхозному кучеру остановить лошадь, чтобы довезти старуху до деревни. Но тот хмуро ответил:
— Не велено же…
Однако он приостановил лошадь и сказал старухе:
— Бабушка Даша, клади хворост в телегу. Я в крайнем случае довезу его до моей избы.
Старуха добродушно ответила:
— Ничего, сынок, я и сама дотащу.
Снова легкий взмах вожжей, и ровно через три минуты мы остановились возле дома правления артели.
Но за эти три минуты у меня сложилось точное убеждение, почему колхоз отстает. Я понял, что дело тут не в агрономической науке, а в более сложных мотивах.
Так и оказалось впоследствии. Выяснилось, что колхозный агроном вполне ладил с наукой. А вот председатель колхоза в пылу своих хозяйственных забот дошел до крайних мер скупости. Он всех теснил и каждого в чем-нибудь урезывал, полагая, что этим он выведет колхоз на путь процветания.
Правление спорило с ним, протестовало против его жестких мер, но он всех побивал своим правильным лозунгом бережливости.
Вот и получилось, что он берег артельное добро не для людей, а в ущерб людям. И это сказалось на делах колхоза.
Вскоре этого председателя сняли с должности. И через два года дела в колхозе много улучшились.
Однако при новом председателе колхозные кони сильно слиняли и потеряли свой осанистый вид. Там теперь, говорят, даже ребята катаются в школу на лошадях, хотя школа в двух километрах.
Да, не легко угадать, где находится золотая середина.
