— Господин пилот! Разрешите опустить руки... Сил польше нет...
Пришлось разрешить. В эту минуту Евгений заметил на поясном ремне генерала кобуру с пистолетом. Он даже забыл обезоружить его. Однако близко подойти не решился. Приказал самому отстегнуть ремень с портупеей и опустить их на землю, а затем сделать два шага вперед. Генерал послушно выполнил приказания. Евгений поднял ремень с кобурой и пистолетом. Снова тронулись в путь. Минут через двадцать миновали железнодорожное полотно и углубились в камышовые заросли. Но вскоре Евгений убедился, что здесь не пройти. Впереди было болото. Пришлось вернуться, обойти стороной.
Неожиданно Евгению послышался шум и будто даже кашель. Мгновенно он остановил пленного и стал вслушиваться: в десяти шагах появилась цепочка солдат. Генерал воспрянул духом, однако приставленный к лопатке ствол его же парабеллума послужил предупреждением. Секунды казались вечностью. Евгений уже был готов нажать на курок и броситься в заросли. Но солдаты проследовали своим путем. И Евгений, и пленник стояли как вкопанные. Когда наконец исчез последний солдат, Евгений, переждав еще несколько минут, подтолкнул генерала. Тропинку, по которой только что прошел взвод, они миновали благополучно. Генерал все чаще спотыкался, отдувался, кряхтел. Устал и Евгений, однако шага не сбавлял. Надо было преодолеть эту последнюю преграду, добраться до реки. Там свои начеку. Помогут. Только бы добраться до нее незамеченными.
В небе послышался гул советских самолетов. Евгений узнал их по звуку моторов. Правда, было их немного и летели они на большой высоте, но Евгений обрадовался. Где-то в стороне вспыхнули лучи прожекторов, потом застучали зенитки и опять все замолкло. А немного спустя послышалось подряд несколько взрывов. Далеко на западе небо окрасилось оранжевым цветом.
Евгений тихонько подталкивал генерала, который совсем выдохся. Это все больше и больше тревожило Евгения, но он продолжал толкать пленного и твердить про себя: «Ничего, ничего... Еще немного!..»
Он произносил эти слова, как какое-то магическое заклинание, без помощи которого не достичь поставленной цели. А целью всей его жизни теперь было одно — доставить пленного генерала на левый берег Прута. Ему казалось, что это может изменить весь ход войны.
Они шли уже больше часа. Кое-где впереди то загорались, то исчезали огни ракет. Стало быть, Прут близко. «Еще немного! Еще... еще!..»
Как и в прошлую ночь, неожиданно он услышал протяжные выкрики часовых:
— Пост номер три — хорошо-о-о!
— Пост нумер четыре — хорошо-о-о!
— Пост номер пять — хорошо-о-о!
Генерал печально вздохнул. Он-то себя чувствовал, конечно, далеко не хорошо. А Евгением овладело какое-то новое чувство, какого он не испытывал прежде, чувство возвратившейся и окрепшей уверенности в своих силах.
Вот и Прут. Горизонт за ним пылал как разгневанный вулкан. Алексеев невольно оглянулся: позади густая плотная темнота. «Долго ли так будет?»
Он достал зажигалку и подал условный сигнал. На родном берегу должны были его ждать каждую ночь. Там непрерывно наблюдали за определенными местами вражеской стороны. Однако ответного сигнала не последовало. Генерал стоял молча, очевидно, надеясь, что переправиться на тот берег им не удастся. Он даже счел нужным сказать, что плавать не умеет. Евгений в свою очередь дал понять генералу, что и назад для него пути нет. Пленный снова запричитал, моля о пощаде.
— Молчать! — зашипел Алексеев.
Время от времени он подавал условные сигналы. Но никто не отвечал. Евгения охватило беспокойство: «Неужели наши отступили?» Решив сделать плот, он достал нож и стал срезать ветви прибрежных ив. Пот с него лился градом, но он продолжал с остервенением работать. Генерал со связанными его же портупеей руками стоял рядом.
Может быть, и не так уж долго Евгений ждал ответных сигналов, но после всего пережитого минуты поистине казались часами. Неужели напрасны были все терзания минувшего дня?
На востоке уже забрезжила заря, небо окрашивалось голубоватым цветом. Евгений снова подал сигнал и снова противоположный берег не отвечал.
Но что это? На реке появилось темное пятно. Оно медленно приближалось, и Алексеев, наконец, убедился, что это была знакомая резиновая лодка. Он торопливо полез за зажигалкой. В кармане ее не оказалось. Вероятно, выпала. Тогда, забыв обо всем, он крикнул:
— Сюда! Сюда!
С лодки едва слышно донеслось:
— Десять!
— Шесть!.. — Это был отзыв на пароль. — Сюда, сюда!.. Скорей!
— О косподи! — запричитал генерал. — Теперь фсе коншено... Коншено ф самом начале такой попедоносной фойны!..
Лодка причалила. Два бойца, сидевшие в ней, развернули ее носом вперед. Пленного усадили на дно.
Все произошло мгновенно, но когда лодка уже была на середине реки, ее заметили. Раздались одиночные выстрелы, в небе вспыхнули ракеты и сразу ударили пулеметы. Огненные линии трассирующих пуль прорезали темноту, вокруг стали рваться мины. Евгений накинул на пленного спасательный круг. «Только бы мой «миленький» не утонул у самого берега!» — подумал он. Но тут «заговорил» родной берег. Ударили орудия, послышалась знакомая дробь «максимов»...
Стрельба еще не затихла, а Евгений, бойцы и пленный уже шагали к штабу. Из-за Прута слышался рев самолетов. Бомбардировщики с крестами и трехцветными кругами на плоскостях со свистом пикировали на передний край нашей обороны; другая волна самолетов бомбила близлежащие к границе деревни. Уже рассветало, и теперь было видно, как один наш тупоносенький истребитель вступил в неравный бой с бомбардировщиками.
В предрассветной мгле все отчетливо видели, как наш летчик выбросился из горящего самолета. И вдруг вынырнули из-за облаков немецкие истребители и стали обстреливать длинными очередями покачивавшегося на парашюте летчика.
— Вот варвары, а?! Смотрите, смотрите, что делают! — гневно закричал один из бойцов.
Бомбежка еще не прекратилась, когда примчался знакомый «пикап». В нем, конечно, был Студенцов. Он первый встретил Евгения и расцеловал его. По пути в город Евгений рассказал обо всем, что произошло за минувшие сутки.
— А ведь если бы не ваш пистолет, Михаил Игнатьевич, мне бы конец!..
Слушая Евгения, Студенцов невольно подумал: «Что бы произошло, если бы я не успел приехать на заставу и в последнюю минуту не дал ему свой пистолет?»
В дверь кабинета постучали. Вошел Смилянный. Он уже слышал, что из-за Прута доставлен пленный генерал. Увидев Алексеева, он обрадовался.
— Что я говорил? Помните, товарищ начальник? Ручаюсь головой! Молодец Мировский — генерала зацапал! Вот это находка!.. Но где же он? Я его что-то...
Смилянный осекся, заметив, что лица собравшихся не выражают восторга.
Студенцов пристально смотрел на начхоза:
— «Находка», говорите? «Головой ручаетесь?..» Вот и будете отвечать, — сказал он, бросив укоризненный взгляд на Гундорова.
...Под вечер Студенцов и Алексеев стояли у открытого настежь окна кабинета и смотрели, как конвоиры усаживали генерала в «пикап».
— Что ж, Женя, — положив руку на плечо Алексеева, мягко и в то же время серьезно сказал Студенцов, — не знаю, долго ли нам придется работать вместе. Сам понимаешь, война... Но для начала — хорошо! Разведчик, где бы ни находился, в какой бы обстановке ни оказывался, какие бы неожиданности его не подстерегали, всегда и везде должен найти выход из положения...
И знай, что даже этот «единственный» выход из положения в действительности всегда имеет еще два-три «запасных» выхода...
Медленно вступала в свои права весна памятного 1942 года.
Отброшенные несколько месяцев назад от ворот Москвы, немецкие войска накапливали силы, готовились вновь перейти в наступление. Обстановка в столице оставалась напряженной: на улицах было малолюдно и тихо, окна домов и витрины магазинов заклеены крест-накрест бумажными лентами, а у фасадов многоэтажных зданий возвышались штабеля мешков с песком; на окраинах все еще щетинились противотанковые заграждения и по вечерам московское небо покрывалось сетью огромных аэростатов. Сводки Сов-информбюро были неутешительными... Белоруссия, Украина, Прибалтийские республики и территория ряда областей России были оккупированы фашистами.
В один из этих тревожных для Родины дней в тихом и малопримечательном переулке Москвы, в комнате, где на дверях еще сохранилась табличка «5-й класс «Б», небольшая группа людей, одетых в офицерскую форму немецких полевых войск и эсэсовцев заканчивала подготовку к выполнению задания командования. Вся обстановка в комнате говорила за себя: на стенах висели десантные комбинезоны, зеленоватые и черные шинели офицеров вермахта и СС, между койками, заправленными по-военному, громоздились плотно набитые вместительные туристские рюкзаки и вещевые мешки, на тумбочках лежали советские и трофейные автоматы, сложенные парашюты, а посреди комнаты на полу вытянулся, наполненный до отказа, огромный грузовой парашютный мешок.
