Юрий Рытхэу - Магические числа

— Что вы говорите?!- с недоверием заметил Амундсен. — Как же это будет выглядеть практически?

— Практически? — Кибизов немного подумал. — Это значит, что моя жена будет в такой же степени и женой соседа…

— Но в таком случае жена соседа в той же степени будет вашей, — с улыбкой заметил прислушивавшийся к разговору Сундбек.

— Думаю, что скоро вы узнаете о большевиках от них самих. Как я уже сказал, следом за нами едут две упряжки представителей новой власти, — сказал Кибизов, выказывая недовольство замечанием Сундбека.

— У меня к вам еще один вопрос, господин Кибизов. — Амундсен возвращал беседе серьезный тон. — Как вы сами относитесь к новой власти и вообще к переменам в России?

Кибизов допил кофе и осторожно поставил чашку на стол.

— Мы, здешние торговцы, считаем, что помаленьку все утрясется и вернется к прежнему. Здешняя окраина мало интересовала царское правительство, а новые власти и подавно. Это богом забытый край, господин Амундсен, и каждый здесь ищет свою удачу.

После угощения гости высказали пожелание заняться торгом, и Амундсену пришлось разъяснить, что экспедиция не носит торгового характера.

— Я приобретаю все то, что мне нужно для спокойной и успешной зимовки, у местных жителей, с которыми у нас налажены хорошие отношения.

Кибизов понимающе кивнул.

После этого Амундсен обсудил возможность поездки в Нижне-Колымск.

— Пусть ваши товарищи едут следом за нашим караваном, — сказал Кибизов.

Во время беседы выяснилось, что «Мод» не единственное судно, зазимовавшее в этом году у берегов Чукотки. К востоку от Чаунской губы, у мыса Сердце-Камень, льды зажали русский пароход «Ставрополь».

Поздно вечером, когда успокоился лагерь и на корабле наступила тишина, Амундсен решил пройтись до берега, позвав с собой Геннадия Олонкина. Его беспокоило, что вот уже несколько дней ни Кагот, ни Амтын не появлялись у них.

Весь день сыпал снежок, иногда переходящий в настоящую метель. Но к вечеру небо очистилось от облаков, появились крупные, удивительно чистые звезды, и лунного света было вполне достаточно, чтобы различать все неровности на пути от «Мод» до берегового становища.

Из предосторожности Амундсен и Олонкин вооружились длинными палками с острыми наконечниками. Снег приятно поскрипывал под ногами, а кристальная чистота воздуха и относительно высокая температура напоминали лучшие зимние вечера в Буннефиорде.

Направились к большой яранге Амтына, где были в первый раз. Из отворенной двери виднелся свет — в холодной части яранги горел костер.

Собаки встретили гостей лаем. Из яранги выглянула женщина и тотчас скрылась. В чоттагине был Кагот.

Ответив на приветствие, Амундсен сказал:

— Мы вас давно не видим… Все ли у вас в порядке?

Кагот ответил не сразу.

— Мы не могли выполнить обещание и не привезли копальхен. Случилась беда: мой товарищ провалился под лед вместе с грузом. Потерял все: нарту и собак.

— Какое несчастье! — с искренним сочувствием воскликнул Амундсен. — А сам ваш товарищ жив?

— Жив, — ответил Кагот.

— Ну и слава богу! — с облегчением заметил Амундсен. — Как себя чувствует господин Амтын?

Кагот помедлил, затрудняясь ответить на вопрос, потом тихо произнес:

— Амтына больше нет…

— Как? — воскликнул Амундсен. — Бедного Амтына нет?

— Да, его нет, — увереннее ответил Кагот. — Вместо него в этой яранге теперь живет Амос.

— Ничего не пойму. — Амундсен растерянно повернулся к Олонкйну. — Что вы скажете на это? Куда делся бедный Амтын и почему в этой яранге живет неведомый нам Амос?

— Амоса вы знаете, — ровным серьезным голосом продолжал Кагот. — И он вас знает…

— Удивительно! Какая-то мистика! — пробормотал Амундсен.

— А нельзя ли нам увидеть этого Амоса? — попросил Олонкин.

— Можно, — сказал Кагот и громко позвал: — Амос!

В глубине яранги зашевелился меховой занавес спального полога, и в чоттагин выглянул хорошо знакомый Амтын.

— Я отвлек внимание злых духов, — простым, будничным голосом объяснил Кагот. — Запутал след. Отныне перед вами другой человек, не похожий на того, кого вы знали еще несколько дней назад. Его зовут Амос.

— Да, да, Амос, я понял, — улыбнулся Амундсен, припоминая, что у многих первобытных народов смена имени означает частичное перевоплощение человека.

Правда, новообращенный внешне ничем не отличался от прежнего, и на его лице виднелась та же хитроватая и лукавая улыбка.

— Жаль, что мы не привезли собачьего корму…

— Ничего, мы можем подождать несколько дней, пока вы окончательно поправитесь, — сказал Амундсен. — Я думаю, — продолжал он, — теперь самое время принять немного лекарства.

Он сделал знак Олонкину, и тот достал металлическую фляжку с завинчивающейся крышкой.

— Как ты думаешь, могу я принять лекарство тангитанов? — с надеждой в голосе спросил Амос.

— А что это такое? — поинтересовался Кагот.

— По действию то же самое, что и водка, но гораздо лучшего качества, — пояснил Амундсен: во фляжку был налит отборный французский коньяк.

— Амтын любил огненную веселящую воду и всегда жаждал ее, — сказал Кагот, — но вот Амос…

И Амос вдруг торопливо договорил:

— Амос не любит огненной веселящей воды!

Амундсен с удивлением посмотрел на него и произнес с оттенком уважительности:

— Ну раз такое дело, не смею настаивать.

Поговорили о будущем путешествии в Нижне-Колымск.

— Возьмите побольше копальхена, — посоветовал Амос. — Это хорошая еда для дороги. К тому же на него всегда можно выменять у кочевников оленье мясо и шкуры. У нас большие запасы, и мы готовы поделиться.

— Благодарю вас, — сказал на прощание Амундсен. — Поправляйтесь побыстрее.

Возле корабля стоял Кибизов.

— Не спится, господин Кибизов? — спросил его Амундсен.

— Вот уже скйлько лет живу здесь, а привыкнуть к здешней природе никак не могу. Сегодня такое тревожное состояние на душе: наверное, будет полярное сияние. Вон видите — на северо-западе у самого горизонта свечение?

Обернувшись туда, Амундееа и Олоккйн заметили светлую полосу, будто там находился большой, залитый светом город.

— А что говорят по этому поводу местные жители? — спросил Амундсен. — В особенности шаманы?

— Разное, — ответил Кибизов. — Но разве им можно верить? Народ невежественный и темный, верят во всякую чепуху, в которую здравомыслящий человек не то что верить не станет, а даже и внимания никакого не обратит.

— Вы встречались с шаманами? — осведомился Амундсен.

— Приходилось, — ответил Кибизов, — у нас на мысе Северном их несколько человек. Есть среди них даже женщина.

— Вон как! — удивился Амундсен. — Разве такое бывает?

— Еще не такое бывает! — усмехнулся Кибизов. — У них есть люди-оборотни: одеваются как женщины, а на поверку мужики. Или наоборот: баба начинает притворяться мужиком. Чудного у них много, до сути их жизни не доберешься.

— Неужели вы не находите в них ничего привлекательного? — спросил Амундсен.

— Были у них и привлекательные черты, — немного подумав, ответил Кибизов. — Но многое они уже потеряли. Те, кто здесь жил раньше, сказывают, что местные жители отличались необыкновенной честностью. Взять без спросу даже пустяк — такого у них никогда не бывало…

— И что, теперь, бывает, воруют? — спросил Амундсен.

— Сам не видел, — ответил Кибизов, — но самое удивительное, что начинают разбираться в торговых делах. Раньше бывало так: какую бы цену ни дал за пушнину — возьмут. А теперь торговаться научились. То одно ему не нравится, то другое, за свою рухлядь требуют товар высокой марки и в большом количестве.

— Однако, насколько я понял, торговля по-прежнему здесь прибыльна, судя по числу коммерсантов? — заметил Амундсен.

— Конкуренция сильная, — вздохнул Кибизов. — Особенно американцы жмут нас, русских. Из-за гражданской войны подвоз нашего товара из Владивостока сократился, а к ним каждый год шхуны идут из Нома, Сан-Франциско, Сиэтла. Торговать здесь трудно, особенно из-за отсутствия твердой власти…

Амундсен слушал и думал, что именно отсутствие твердой власти позволяет многочисленным здешним торговцам грабить местное население. Но вслух он ничего не сказал, а только пожелал Кибизову спокойной ночи.

После отъезда большого торгового каравана первой покинула «Мод» этнографическая группа Свердрупа. Они взяли курс в глубь материка, к кочевым племенам Чукотского полуострова.

Через несколько дней собралась в путь и другая группа в сбставе Олонкина, Хансена и Теннесена.

Накануне отъезда Амундсен имел долгий разговор с Олонкиным.

— У меня такое впечатление, — сказал начальник экспедиции, — что Россия находится на пороге очень важных перемен, которые не могут не отразиться на положении во всем мире. Старая русская администрация рано или поздно должна была быть сменена другой, более современной. Правда, я имел дело только с теми, кто управлял Севером, но их неразвитоеть меня поражала… Возьмите того же Кибизова. Вы можете возразить мне, что он не русский, а человек кавказского происхождения. Но ведь он подданный России и, насколько я понял, чувствует себя прежде всего русским, особенно перед лицом американских торговых конкурентов. Похоже, что он не признает человеческих черт у местных жителей. Должен сказать со всей откровенностью, что это большая ошибка… Как вы думаете, господин Олонкин?