признаю». Старик запечалился: «Забыли». «А чей будешь?» – казак-то опять. «Про Ермака слыхал?» – «Слыхал, как же». – «Дак вот я – Ермак».
– Он давно был, Ермак-то? – сказал Афонька.
– Давно. Сто лет прошло. Ты слушай, однако. Много, говорит, я за свою жизнь чужой крови пролил. И нет мне смерти за то. Думают, что я в Сибири, в реке утонул. А я живой и не могу помереть за грехи. Царь простил меня, а бог не простил. Бог не может простить, – продолжает Степан. – И теперь кажную ночь приползает к ему змея и сосет кровь из сердца. И он не может убить ее: одну убьет, две приползут. И будут они сосать его кровь столько, сколько он на своем веку чужой пролил.
– И никто-никто не может убить змею?
– Может. Но тада тот человек примет на себя все грехи Ермака. Он просит. Он давно просит… Никто не хочет.
– Кто-нибудь найдется, – убежденно сказал Афонька.
– Можа, найдется.
Часть вторая
Мститесь, братья!
Шумит в Черкасске казачий круг: выбирается станица в Москву с жильцом Герасимом Евдокимовым.
Неожиданно в круг вошел Степан Тимофеевич Разин. Это был гость нежданный.
– Куды станицу выбираете? – спросил.
– Отпускаем с жильцом Герасимом к великому государю, – ответил Корней.
– От кого он приехал?
– От государя…
– Позвать Герасима! – велел Степан.
Герасима приволокли голутвенные… Жилец крепко перетрусил.
– От кого ты приехал, сучий сын? От государя или от бояр?
– Приехал я от великого государя Алексея Михайловича с его государевою милостивой грамотой, – отвечал Герасим торопливо и сунулся за пазуху, достал грамоту. – Великий государь, царь и великий князь Алексей Михайлович, всея Великия и Малыя и…
– Врешь! – загремел Степан. – Не от царя ты приехал, а лазутчиком к нам!
– Да вот же грамота-то… За печатями…
– От бояр ты приехал, пес! – Степан подступил к жильцу, выхватил у него грамоту, разодрал, бросил под ноги себе, втоптал в грязь.
Круг удивленно загудел: такого в Черкасске еще не видывали.
Жилец вдруг почувствовал прилив посольской храбрости.
– Как ты смел, разбойник!..
Степан развернулся и ахнул посла по морде; тот отлетел в ноги к разницам, которые вышли теперь вперед, оттеснив домовитых. Голутвенные взяли жильца в пиночья.
– В воду его! – крикнул Степан.
Корней бросился было защищать Герасима, но его отбросили прочь. Посла поволокли к Дону.
– Степан, что ты делаешь?! – закричал Корней. – Останови!..
– И ты того захотел?!
– Я велю тебе! – попытался подействовать Корней угрозой. – Кто тут войсковой атаман? Ты или я?! Останови их!
– Владей своим войском, коли ты атаман, а я буду – своим.
– Степан!.. Сынок… головы всем поснесут, что ты делаешь? Останови!
Степан двинулся прочь с круга.
– Степка, ведь это – война! Ты понимаешь, дурак?
– Война, крестный. Война.
Степан с братом Фролом в окружении есаулов и сотников вышел к тому месту Дона, где причаливала его флотилия во главе с Иваном Черноярцем.
Подгреб к берегу головной струг… Иван выпрыгнул и пошел навстречу атаману.
– Как пришли? – спросил Степан.
– Бог миловал – все в добром здравии. Всех, с нага-ями, – три тыщи и семьсот.
– Добре. Из стружков не выгружайся… Выволоки какие текут, просмолите.
– Корнея видал?
– Видал. Скажи казакам: круг будет. Наш круг.
Собрался круг голутвенных. Ни Корнея Яковлева, ни старшины, ни домовитых здесь нет.
Степан торопился. Понимал: сила, какую он собрал, должна расходоваться, застой и промедление губительны для дела и его атаманства.
В круг вышел Иван Черноярец. Сказал, как научил Степан:
– Казаки! Пришла пора иттить нам. Куды иттить? Моя дума: под Азов.
Круг промолчал.
Вышел Федор Сукнин.
– Моя дума: на калмык.
Предлагались все пути.
– На калмык, браты! – еще раз призвал Федор.
И опять круг ответил молчанием.
Федор удалился.
– Батька, кака твоя дума? – крикнули из толпы. – Скажи!
– Скажи, батька! Степан поднялся на бугре.
– Дума моя: иттить нам повидаться с бояры! На Русь!
– Любо!!! – ухнул круг.
– Постоять ба нам всем, и изменников на Руси вывесть, и черным людям дать волю!
– Любо, батька! – ревела громада.
– Как иттить?
Тут начался разнобой.
– Волгой! – кричали донцы. – Дорога знамая!
– Доном! Прямиком, мимо Танбова! – звали пришлые россияне.
Шум поднялся невообразимый.
– Мимо Танбова – мы там весь хлеб по селам пожрем! Чем Дон питаться будет? Откуда привезут?! У нас тут детишки остаются!
– Зато – наша родная дорога!
– Нам Волга такая же родная!
– Кто к нам на Волге пристанет? Мордва косопузая?
– Хоша и мордва!
– А чего с ей делать?
– А с тобой чего делать? Ты сам гол как сокол пришел. Тебя приняли? А ты теперь рожу от мордвы воротишь! На Волгу, браты! Там – раздолье.
– Пойдем пока до Паншина. Там ишшо разок сгада-ем, – сказал Степан. – Туды Васька Ус посулился прит-тить. Вместях сгадаем.
В круг протиснулись делегаты от города Черкасска во главе с попом. Люди пожилые, степенные.
– До тебя, атаман.
– Ну?
– Покарал нас господь-бог, – начал поп, – погорели храмы наши…
– Вижу, – сказал Степан.
– Ты богат теперя… На богомолье в Соловки к Зосиме ходил…
Степан нахмурился.
– Дай на храмы.
– Шиш! – резко сказал Степан. – Кто Москве на казаков наушничает?! Кто перед боярами стелется?! Вы, кабаны жирные! Вы рожи наедаете на царевых подачках! Сгинь с глаз, жеребец!
Поп не ждал такого.
– Охальник!..
Вперед вышел пожилой казак из домовитых.
– Степан… вот я не поп, а тоже прошу: помоги церквы возвесть.
– А на что церквы? Венчать, что ли? Да не все ли равно: пусть станут парой возле ракитова куста, попляшут – вот и повенчались.
– Нехристь! – воскликнул поп.
Степан вперился в попа.
– Сгинь с глаз, сказал! А то сейчас у меня воды хлебнешь.
– Всех разнес, – выговаривала бабка Матрена крестнику. – Ну, Корнея – ляд с им, он обойдется. А жильца-то зачем посадил? Попа-то зачем бесчестил?..
– Всех их с Дона вышибу, – без всякой угрозы, устало пообещал Степан. Он на короткое время остался без людей, дома.
– Страшно, Степан, – сказала Алена. – Что же будет-то?
– Воля.
– Убивать, что ли, за волю эту проклятую?..
– Убивать. Без крови ее, милую, не дают.
В дом ввалилась целая орава: Иван, Федор… И с ними – нежданные: Ларька Тимофеев, Мишка Ярославов и вся станица, которая ходила на Москву.
– Эге! – воскликнул Степан радостно. – Ото – гости!
Вся станица перецеловалась с атаманом.
– Ото гостеньки!.. – повторял Степан. – Да как жа? Когда?
– А вот прям с дороги.
– Алена, стол: гулять будем.
Алена с неудовольствием посмотрела на ораву и принялась накрывать на стол.
– Что царь, жив-здоров? Отпустил вас?.. Али как?
– Нас с караулом в Астрахань везли, мы по путе ушли. Зачем нам,
