Молодому горцу никогда не приходилось видеть обнаженного, девичьего тела. Он был зачарован красотой девушки. Не меньше, наверно, чем некогда Ногай красотой горянки Бахтики. Парень застыл, боясь пошевелиться. До сих пор он не подходил ни к одной женщине близко, только во сне он иногда видел, будто объясняется в любви и берет за руки, и вдруг сразу обнаженная девушка, и какая! И так близко — протяни руки и коснешься ее плеча, ее волос… Но если это мираж и наваждение, то чья же одежда лежит, небрежно брошенная на камни? Больше всего юноша хотел, чтобы прекрасное видение не исчезало вечно, но девушка почувствовала на себе, кроме ласки воды и солнца, чей-то взгляд. Она отвела голову из-под струи, раздвинула на лице завесу из мокрых волос, увидела, вскрикнула, завизжала, как школьница, которой на уроке показали из кармана змею. Девушка заметалась, не зная, как прикрыть свою наготу, ей не хватало рук, а одежда лежала далеко от нее, у ног того, кто так жадно созерцал ее.
— Уходи, уходи, уходи! — закричала она. — Отвернись же…
— Я не могу… — выговорил Ризван, но это был не его голос. И правда, как же он мог уйти или хотя бы отвернуться, если она оказалась не видением, а самой жизнью.
— Умоляю, отвернись, прошу тебя!
— Ты живая?
— Идиот! Разве мертвые говорят? Ну что ты уставился своими глазищами? Ослепнешь!
— Я и так уже ослеп!
— Врешь! Ну и смотри, смотри, вот я, перед тобой. Ты первый, кто видит меня в наготе, ты да солнце в небе.
— Это же хорошо, спасибо, спасибо…
— Дурак, за что спасибо?
— За то, что ты такая… — Эти слова Ризван говорил, уже стоя на коленях.
— Какой смешной, да ты, никак, плачешь?
— Я радуюсь…
— Чему?
— Что это ты.
— И не стыдно?
— Нет.
— А что, поправилась я тебе?
— Если ты не дьявол, если ты на самом деле девушка, одна, здесь, в степи…
— Встань… Я не девушка, — она состроила гримасу, — я дьявол в образе девушки.
— Кто б ты ни была, я нашел тебя, потому что искал…
— Этого еще не хватало. Не подходи… — Ризван заметил, что невольно тянется к ней. — Если сделаешь шаг, я убегу в степь.
— Я догоню. Я найду тебя и под степью, и над степью, и в небе. — Горец сам не знал, что говорит, не отдавал отчета своим словам.
— Вай, змея! — взвизгнула девушка, выбежала из-под струи воды и бросилась к Ризвану. Горец не успел понять, в чем дело, а девушка уже прижалась к нему и, задыхаясь, показывала на куст полыни. — Там змея, она хотела на меня броситься, вон она, вон она, убей ее, она ползет к нам.
Ризван подскочил к змее, та пружинисто взвилась, зашипела, но Ризван успел схватить ее за шею правой рукой, сделав левой отвлекающее движение. Змея извивалась кольцами. Ризван не знал, что с ней делать, ведь она была все еще опасна…
— Осторожно, она ядовитая! — крикнула девушка и зачем-то побежала к машине.
Ризван нашел сухой корень и сунул его змее в пасть. Капнул яд — янтарно-прозрачная капля. Тогда, размахнувшись, юноша бросил змею далеко в озеро.
В то же самое время машина рванулась с места и помчалась по степи. Ризван глядел ей вслед, не понимая, что происходит, но потом вдруг очнулся, побежал за машиной, запыхался, устал, облился семью потами. Весь мокрый, он вернулся к воде, потеряв надежду догнать машину, разделся и с удовольствием искупался. Пока стоял под холодной струей, одежда просохла. Похоже, что девушка разыграла его, змея и не собиралась нападать, а теперь девушка укатила и, конечно, не вернется. Но кому-то должна же она передать машину. Все равно ее отыщу, думал Ризван, узнаю, чья она дочь.
Надев брюки и перекинув рубашку через плечо, он зашагал по следам шин, как вдруг машина его показалась на горизонте и быстро приблизилась. Наверное, девушка доехала до дому и послала за ним своего отца или брата. Машина с визгом остановилась, распахнулась дверца.
— Что, парень, заблудился в степи? Могу подвезти. Садись!
— Какая ты вредная.
— Я же дьявол, а не девушка. Сам поведешь машину?
— Нет. У меня руки почему-то дрожат.
— Испугался змеи?
— Да. Но больше боялся, что ты потеряешься. Где ты научилась водить машину?
— Аттестат зрелости теперь не выдают без прав водителя.
— Как тебя звать?
— Бийке, а тебя?
— Ризван.
— Странное имя, впервые слышу.
— Да и мне не нравится.
— А что тебе нравится? — спрашивает Бийке, лукаво взглянув на него и легко, свободно переключая скорость. — Мы на «газике» учились ездить, и мотор я знаю хорошо.
— Ты мне нравишься.
— Так сразу?
— Да.
— Так не бывает, это только в книгах…
— Я тоже раньше так думал.
— А теперь?
— Убедился, что писатели умные, знающие люди. А ты красивая, не такая, как все…
— Самая обыкновенная. Что, не насмотрелся?
— Я готов всю жизнь любоваться.
— А я не хочу, чтобы мной только любовались. Я ведь еще и человек…
— Я без тебя не смогу жить!
— Так я и поверила.
— Я говорю то, что думаю.
— Что еще ты думаешь?
— Думаю, что мы не в ту сторону едем.
— Мне надо домой, в Терекли-Мектеб.
— Тогда поворачивай направо, — подсказал Ризван, готовый хоть всю ночь скитаться так по степи. Была, правда, опасность, что кончится горючее, а в степи это не только неприятность, но и опасность. Но пока машина заправлена, есть еще и в запасе двадцать литров. Они действительно заблудились, заехали не в ту сторону. За руль пересел горец, а Бийке принялась его упрекать:
— Это ты хотел, чтобы мы заблудились. Ты. нарочно запутал меня.
— Клянусь…
— Так я и поверила.
Ризван увидел, что девушка не на шутку испугалась ночной степи, и стал ее утешать:
— Ничего. Не бойся. Все будет хорошо. Ты со мной и можешь быть спокойна.
Уже в полной темноте они наткнулись на неизвестное стойбище чабанов и попросились на ночлег. В домике, куда они постучались, оказалась почему-то одна только женщина. Она обрадовалась случайным гостям, накормила их, напоила молоком и после ужина постелила им постель на тахте в отдельной комнате.
— Клянусь, это наша судьба! — радовался Ризван. — Разве такое могло случиться так просто?
— Тебе смешно?
— Нет, но как-то странно, будто я это не я, а совсем другой человек.
— Боюсь, завтра ты совсем не узнаешь себя. А потом и родные не признают… — После этих слов Бийке постелила себе отдельно на полу. — А что обо мне родные скажут, ты об этом не думаешь?
— Я ни о чем но думаю… — искренне сказал горец. — Я думаю только о тебе.
— «О тебе, о тебе», — передразнила Бийке и показала ему язык.
— Ты чудо, Бийке, ты радость…
— Радость, да не твоя!
— Моя, моя! И ничья больше!
— Да тише ты, что подумает хозяйка?
— Она уже подумала…
— Что?
— Что мы муж и жена. Бийке и Ризван. Ризван и Бийке! Звучит, звучит.
— Совсем не звучит. Даже вот столечко не звучит. — Бийке показала кончик мизинца, потушила свет. Но от лампочки, что горела за окном, в комнате все равно было светло. — Отвернись, я разденусь.
— Не отвернусь, не отвернусь!
— Ненормальный какой-то…
— Да, да, я ненормальный Ризван. Совсем ненормальный Ризван. — Горец не мог унять свою радость, сам не узнавал себя. — Ничего у меня нет, у меня только ты есть.
— Отвернись.
— Зачем? Я всю тебя уже видел, я все видел, я знаю, где у тебя какая родинка…
— Поздравляю. Если ты видел меня один раз, так думаешь, я буду демонстрировать себя каждый день? Во-первых, нечестно подглядывать. Кроме того, я очень устала и хочу спать.
— Я тоже. Что я говорю? Я не устал, ни чуточки не устал, и спать мне не хочется. И тебе я не дам спать!
— Тогда я пойду к хозяйке.
— Нет, нет, спи здесь!
— А что бы ты делал, если бы не встретил меня? — Бийке быстро разделась и юркнула под простыню.
— Искал бы тебя.
— Но ты же не знал бы, кого искать.
— Все равно искал бы тебя.
— Смешно.
Неправда, неправда, что Бийке оставалась равнодушной и безразличной к юноше. Она только удивлялась самой себе, как это она так легко согласилась остаться ночью наедине с незнакомым до этого дня парнем. И не чувствовала никакого страха. Молодые люди уже не мыслили с этой ночи своей судьбы друг без друга.
— Вовсе не смешно. Я не хочу спать. Разреши, я сяду рядом с тобой…
— Не разрешу…
— Но я буду только смотреть на тебя.
— Не хочу, не хочу!
— Хорошо. Я отсюда буду смотреть. — И он, не раздеваясь, уселся на тахту.
Неизвестно, сомкнул ли кто-нибудь из них глаз в эту ночь. Едва ли. Горец то смущенно молчал, то возбужденно говорил. Говорила и Бийке. Как вы уже догадались, любезные мои, это была дочь почтенного Уразбая и его жены-кумычки. В ту ночь молодые люди много узнали друг о друге. Они говорили без конца, говорили, перебивая друг друга, чтобы заглушить те чувства и желания, которые все сильнее овладевали ими и звали их. С Бийке так еще никто никогда не разговаривал.
