Я понимал, что говорю сейчас совсем не то, что хотелось бы услышать людям, но ничего другого придумать не мог.
Почти физически ощущая, как в нашем маленьком коллективе после подъема, вызванного пуском компрессора и первой отпалкой, появились уныние и растерянность, я все же ничего не мог предпринять. Мне было стыдно перед людьми, перед Светланой. Но я не понимал, в чем причина нашей неудачи, и ощущал полный упадок сил.
Мы вышли из барака. Агафонов и Нестеров направились к рабочим, все еще толпившимся у забоя.
— Пойдем, Андрей, поговорим, — сказала Светлана и потянула меня за рукав.
Следом за ней я вошел в бывшую мою каморку.
Два чемодана Светланы стояли на верхних нарах, а нижние были аккуратно застелены зеленым плюшевым одеялом, имевшим такой странно домашний вид в этой неуютной комнате! На табуретке стояло зеркальце, рядом лежал небольшой несессер. Лампочка, одиноко висевшая на шнуре, была прикрыта колпачком из оберточной бумаги. У стены стоял перевернутый вверх дном ящик из-под оборудования, покрытый куском клетчатой материи.
Все это я разглядел как бы сквозь туман, застилавший мои глаза.
— Садись, — сказала Светлана, усаживаясь на нары.
Я сел на перевернутый ящик.
— Что же будем делать? — спросила Светлана.
— Не знаю.
— Но это же ни на что не похоже. Инженеры мы, в конце концов, или дети?
— Очевидно, плохие инженеры, — сказал я, чувствуя, что этот разговор не имеет никакого смысла. — Я по крайней мере плохой.
— Стыдно, Андрей!
Опустив голову, я смотрел на сучок в доске некрашеного пола.
— Должно же быть какое-то решение! — убежденно сказала Светлана. — Мы должны его найти.
Я молчал.
Конечно, проще всего было бы отправиться в комбинат, рассказать о нашей неудаче, посоветоваться и попросить прислать для консультации опытного производственника.
Но… я не мог на это решиться. Мне было стыдно. В первые же дни работы ехать на комбинат и признаваться в своем бессилии? Сказать Фалалееву, что он был прав, а я щенок и неуч?..
— О чем ты думаешь? Говори же что-нибудь наконец! — воскликнула Светлана.
Я поднял голову и посмотрел на нее. Смотреть мне было больно — может, от усталости, а может, от бурильной пыли, попавшей в глаза.
— Я думаю, что обманул этих людей, — ответил я. — Они ждали инженера, а приехал неуч. И тебя я тоже обманул.
— Меня? Это каким же образом?
— Ведь ты приехала сюда из-за… Ну, словом, это я уговорил тебя. А тут даже помыться негде, ходишь в грязном комбинезоне, и тебе сейчас так же стыдно перед рабочими, как и мне.
— Ну, в этом ты ошибаешься, — торопливо сказала Светлана, — о своих туалетах я как-нибудь уж сама позабочусь. А тебе скажу, что нюнить нечего. Решение должно прийти. Просто мы что-то не так делаем.
— Не так! Мы пять раз бурили и палили, а результат один и тот же.
Светлана вскочила.
— Как ты смеешь так говорить! — Лицо ее побледнело. — Надо бороться, драться!
— Что же, в шестой раз бурить?
— Хоть в шестнадцатый!
— Скажи это рабочим — они поднимут нас на смех.
— Послушай, Андрюша, — сказала Светлана совсем другим, ласковым тоном и положила руку на мое плечо, — что с тобой происходит?
Ее голос, прикосновение ее руки сразу вывели меня из подавленного состояния. Я вдруг со всей силой ощутил, что рядом со мной верный друг, что ничего, в сущности, не потеряно…
— Как хорошо, что ты здесь! — воскликнул я, — Ты мне так нужна, ты даже сама этого не знаешь…
Так хорошо было хоть на мгновение забыть обо всем, кроме того, что Светлана здесь, рядом…
И вдруг в тишине, нарушаемой только завываниями ветра, я услышал далекие взрывы. В первое мгновение и не понял, что это значит, но потом вскочил и прижал руку Светланы к своей груди.
— Что это? — спросила Светлана, вставая.
— Это Крамов, Крамов! — воскликнул я. — Это Крамов ведет проходку на противоположном участке! Ну как же мне сразу не пришло в голову обратиться к нему! Света, все в порядке, я поеду к нему! Это такой человек… Ах, если бы ты знала, какой это человек!
Я обхватил Светлану и поднял ее.
— Ты с ума сошел, — недоуменно говорила она, упираясь руками в грудь и слегка отталкивая меня.
Я опустил ее на нары. Я слова почувствовал себя сильным, уверенным, готовым к любым трудностям. Как я мог поддаться унынию, как мог растеряться, когда рядом со мной Крамов, Светлана, Агафонов и Нестеров, люди, не бросившие меня в самый трудный момент! Я уже не отвечал Светлане, а она расспрашивала меня, чему я так обрадовался и кто такой Крамов. Я подсчитывал, сколько времени осталось до прибытия машины с продовольствием, на которой я поеду на западный участок, сколько времени займет дорога. Выходило, что через полтора-два часа я смогу увидеть Николая Николаевича. Все в порядке!
— Все в порядке! — воскликнул я. — Скоро, Света, ты увидишь замечательного человека! Я поеду и привезу его сюда. Это начальник западного участка. А ты, как только люди немного отдохнут, снова начинай бурить шпуры. К нашему приезду вы закончите.
И я побежал на дорогу послушать, не едет ли машина.
В кабине машины нас было трое — Крамов, шофер и я. Николай Николаевич сидел, положив на колени свои обросшие рыжеватым пушком руки, рукава рубашки были завернуты по локоть. Украдкой взглянув на него, я внутренне улыбнулся: до того приятно было мне сидеть с ним рядом!
Мне даже не пришлось просить Николая Николаевича ехать — он вызвался сам. Выслушав мой рассказ, Крамов сказал:
— Что же, Андрей, поедем к тебе, посмотрим…
Подъезжая к участку, я не услышал шума бурения, только гудел встречный ветер, рассекаемый нашей машиной. Очевидно, Светлана уже закончила бурение и теперь ждала нашего приезда.
Как только строительная площадка открылась перед нами, я заметил, что все рабочие толпятся у забоя. Со времени моего отъезда прошло часа четыре, но я словно и не уезжал — все было по-старому. За спинами людей я не мог видеть, готовы ли шпуры.
Светлана приближалась к нашей машине, и я сразу почувствовал, что в ней произошла какая-то перемена.
Она шла слишком торопливо, засунув руки в косые карманы комбинезона и слегка откинув голову назад. И вместе с тем в ее походке чувствовались усталость и неуверенность.
Мы вышли из кабины.
— Шпуры готовы? — весело спросил я Светлану. И сказал Крамову: — Знакомьтесь, Николай Николаевич, это наш новый инженер Светлана Алексеевна Одинцова.
Крамов быстрым, едва уловимым взглядом оглядел Светлану и поклонился.
Она хотела было протянуть ему руку, уже подняла ее, но увидела на пальцах грязь и сунула руку в карман.
— Ну как шпуры? — повторил я, когда мы подходили к горе.
Светлана чуть дотронулась до моей руки и сказала тихо, так, чтобы ее не слышал Крамов:
— Знаешь, Андрей, у нас одно несчастье за другим.
— Что еще случилось?
— Расплющились буры, в компрессоре перебои…
По тону, которым Светлана говорила, я мог предположить худшее. Расплющились буры! Но есть же запасные! Почему Светлана так растерялась?
Мы подошли к горе. Достаточно было одного взгляда, чтобы увидеть, что шпуры не пробурены. Я отозвал в сторону Агафонова и спросил:
— Что случилось, Федор Иванович?
— Да вот засела в забое чертовщина какая-то и не пускает, — ответил Агафонов.
— Как не пускает? — уже с раздражением спросил я.
— Да так. Буры, пики тупятся, а некоторые совсем расплющились. Валун, должно, какой-нибудь.
— А вы не знаете, как в таких случаях следует поступать?
— Почему не знаю? Приходилось… Обобрать надо бы валун, потом подорвать.
— Ну и что же?
— Так не я ж тут начальник, — угрюмо проворчал Агафонов. — Инженерша нервничает. «Давай, говорит, бури. Надо, говорит, бороться, драться…» Ну, один бур сел, другой сел. «Бери, говорит, третий…» А тут компрессор чихать начал. Барышня и испугалась, приказала работу прекратить, ждать вашего приезда…
После этого происшествия я стал замечать странную, новую, дотоле неизвестную мне черту в характере Светланы: она как-то терялась, пугалась, что ли, когда оставалась одна… Нет, не то, я совсем не то хочу сказать. Она пугалась, когда ей надо было принимать решение самолично, на свою ответственность…
Да нет, неправду я говорю! Ничего я тогда не заметил. Это я сейчас, сейчас все придумываю…
Обобрать тяжелый, крепкий валун, взорвать его, закрепить кровлю и пробурить в забое новые шпуры нам удалось только поздно вечером.
Когда начали бурение, Крамов встал за спинами бурильщиков и внимательно следил за работой.
Светлана и я стояли рядом с ним. От растерянности Светланы и следа не осталось. Она снова стала прежней, в походке появилась энергия, в голосе уверенность.