эго зловещее пророчество, когда мы побывали в Каменец-Подольске накануне его девятисотлетия. Сколько разительных перемен можно здесь обнаружить сейчас на каждом буквально шагу!
Помню, 5 апреля 1925 года мне посчастливилось опубликовать в губернской газете «Червоный край» одну из первых юнкоровских заметок. В ней рассказывалось, что в Каменец-Подольске, на заводе «Мотор», пущена первая вагранка и он будет выдавать в год… 600 пудов литья!
С каким волнением мы наблюдали первый выпуск чугуна!
На заводе «Мотор», где пустили вагранку, работало тогда около шестидесяти рабочих. Они шли первыми на демонстрациях в праздничных колоннах, гордо неся вышитое золотом знамя профсоюза металлистов, и все, особенно мы, фабзавучникн, во всем старались подражать им, настоящим рабочим! Ведь при царизме в городе на ватной фабрике работали всего двое рабочих, а на бетонном заводе — пятеро. Вот почему пуск первой в городе вагранки казался тогда большим событием общегосударственного значения, а то, что ее зажгли коммунисты ленинского призыва, — символом.
Теперь мы ходим по цехам того же самого станкостроительного завода и узнаем, что основная его продукция — деревообрабатывающие станки — идет отсюда не только в Целиноград и Хабаровск, но также в Индию, Пакистан, Ирак, Гвинею, на предприятия революционной Кубы…
Отлично оборудованный сахарный завод-автомат перерабатывает до 30 тысяч центнеров свеклы в сутки. Возле него появился новый жилой городок. В городе работает большой цементный завод. Сорок семь предприятий города дают теперь продукции на сумму свыше шестидесяти миллионов рублей в год.
Цифры эти впечатляют, особенно если вспомнишь, как выглядел Каменец-Подольск до революции. На весь город было тогда два уличных фонаря, причем один из них висел на губернаторском доме.
Воду брали нередко прямо из речки Смотрич, а о городском театре поэт К. Батюшков сказал: «Когда идет дождь, зрители вынимают зонтики, ветер свищет во всех углах».
Одной из достопримечательностей города в дореволюционные годы был шумный водопад под Крепостным мостом. На дне его покоились кости сына гетмана Богдана — последнего «князя Сар-матии» — Юрка Хмельницкого.
Позже, уже после революции, положив на перила доску, прыгнул туда с огромной высоты приезжий моряк-балтиец. Прыгнул, остался жив и выплыл далеко у противоположного берега, где начинается предместье Русские фольварки. С тех пор недосягаемым верхом мальчишеской доблести считалось повторить этот «подвиг».
Молодая Советская власть поступила с водопадом более практично. Она заключила в трубу его быструю воду и заставила ее обслуживать турбины гидростанции, приютившейся под мостом, в предместье Карвасары, где раньше останавливались караваны приезжих купцов. Сейчас в городе возле сахарного завода работает теплоэлектроцентраль, для обслуживания городской промышленности идет ток из Добротворской ГРЭС, что под Львовом. По вечерам в городе зажигается двадцать тысяч ламп.
Через некогда тупиковую станцию Каменец-Подольск идут поезда из Станислава и Буковины, товарные поезда везут в центр страны молдавские табаки, овощи, фрукты, и, кто знает, быть может, в скором будущем на табличках вагонов, останавливающихся у приземистого вокзала, появятся названия европейских столиц: Софии, Бухареста и Будапешта…
Маленькая, но очень оперативная газета «Прапор Жовтня» накануне девятисотлетия рассказала своим читателям, особенно молодежи, много поучительного.
Газета печатала биографии знатных земляков. Были опубликованы материалы о памятных местах, связанных с Тарасом Шевченко. Газета напоминала, что в городе жил писатель-народник Г. Мачтет, автор любимой В. И. Лениным песни «Замучен тяжелой неволей», и здесь же воспитывался известный советский математик Н. Г. Чеботарев.
Студенты педагогического института рассказывали нам, что в здании, где они сейчас занимаются, некогда преподавал в гимназии С. Сергеев-Ценский, а в одном из домиков на Русских фольварках проводил лето гость из Ленинграда Юрий Тынянов. Может, он искал следы переписки Александра Пушкина с Владимиром Раевским?.. Студенты вспоминали, что в городе в 1831 году служил военным врачом писатель и этнограф, составитель знаменитого «Толкового словаря великорусского языка» Владимир Даль. Здесь хорошо помнят, что в тяжкое время разрухи сюда приезжали видные руководители нашей страны — Михаил Иванович Калинин и Григорий Петровский. Они призывали трудящихся Подолии помочь голодающему населению Поволжья, а Михаил Иванович Калинин написал для газеты «Червона правда» статью «Мысли по национальному вопросу».
В годы моей юности самой главной целью у молодежи было стремление как можно скорее занять свое трудовое место в жизни, не держаться за маменькин подол и не сидеть на шее у отца. Хотелось стать рабочими. Именно рабочими, производителями материальных ценностей, а не служащими, которых не раз в те времена за глаза называли «бумагомарателями». Слов нет — было страшновато покидать порог родительского дома, отправляться в дальние странствия в поисках работы, становиться в очередь на бирже труда, где и без тебя хватало безработных, но какой незабываемой радостью отзывались в сердце первая получка, новый разряд, твоя первая расчетная книжка. Ты входил в жизнь самостоятельно.
Чувствуя постоянно внутреннюю духовную связь со страной, с ее интересами, ты уже с первых дней работы начинал понимать, что, если будешь трудиться честно, не филонить и не отлынивать от порученной тебе работы, все дороги перед тобой раскроются и высшее образование никогда от тебя не уйдет. Но когда ты уже сядешь на вузовскую скамью, обогащенный опытом работы на заводе, зная лично, как плавят чугун или как обтачивают болванки на токарном станке, все эти теории сопротивления материалов и прочие премудрости лягут тебе в душу накрепко.
И в то время были свои стиляги в узких брюках-дудочках, проигрывающие попусту молодость, самое драгоценное время человека в жизни. Они тоже иной раз толпились на углах главных улиц, отпускали себе немыслимые прически, были завсегдатаями ресторанов. Эти равнодушные ко всему, кроме собственного «я», двадцатилетние старички вызывали у трудовой молодежи презрение.
В комсомоле тогда не было равнодушных. Если же такие и встречались, они немедленно попадали «под обстрел» комсомольских ячеек.
В главах, посвященных первым дням работы Василия Манджуры на заводе, его участию в разоблачении танцевального салопа Рогаль-Пионтковской, мне и хотелось без всяких преувеличений отразить нравы нашей эпохи с ее непримиримостью к лодырям, с ее борьбой против равнодушных, с ее борьбой за душу каждого молодого хлопца или девушки.
Среди эпизодических персонажей повести «Город у моря» читатель найдет подобного любителя легкой жизни и ее прожигателя Зюзю Тритузного. Его я писал с натуры. Был такой хлыщеватый модник на нашем Первомайском заводе в Бердянске. Как только начинался курортный сезон, он брал до осени отпуск за свой счет и почти все свободное время проводил на пляже или на проспекте. Его сверстники за это время, работая, успевали окончить вечерние техникумы, поступить в институты, стать инженерами, врачами, агрономами, а он как был фланером-пустоцветом, так им и остался. Перед войной я встретил его на Невском проспекте
