Рыбаки дружно захохотали.
— Катрана поймал и думает, чудо-юдо стряслось, — продолжал дед Федор. — Гляди, ребята, он и на самом деле себя героем возомнил.
— Катран…
— Он самый…
— Окаянный…
— Один-то он не ходит. Поди, черными стаями налетел сюда, — слышал я со всех сторон.
Я стоял, ничего не понимая. Что это за зверь такой, катран? Стал допытываться. Наконец один из рыбаков объяснил мне, что катран тоже из семейства акул, но до настоящей акулы ему так же далеко, как кукушке до ястреба. Безобиден он, катран этот самый. Но там, где появляются его стаи, не жди промысловой рыбы — всю разгонит.
Когда шум немного поутих, опять заговорил дед Федор:
— Теперь все понятно. Пришел, бестия. Как же, соскучились… Лет десять, как катран последний раз в этих местах был, потом к турецким берегам укатил. — Дед раздавил каблуком брошенный окурок, оглядел рыбаков. — Готовьтесь, хлопцы, на рассвете выйдем в море. Эту шайку прогнать надо или выловить, — и, пренебрежительно пнув катрана носком сапога, повернулся ко мне: — А ты, парень, не падай духом. Доброе дело сделал: первый загадку разгадал, почему ставрида не ловится.
Утром несколько рыболовецких бригад на катерах и больших лодках ушли в море. Я провожал их, стоя на берегу. Дед Федор помахал мне рукой.
— Возвращусь — за ставридой отправимся! — крикнул он. — Готовь снасти. Гляди, настоящую акулу поймаем. А пока поди почитай книжку, водится ли акула в Черном море…
Лицо у деда было веселое.
1Игорек сам был виноват. Так, во всяком случае, считал он. В деревню он приехал недавно и почти в первый же день поссорился из-за пустяка с одним мальчишкой. Тот назвал его городским задавалой, пригрозил: «Ну, держись!» И вот теперь Игорь никак не может подружиться с сельскими ребятами. Сторонятся они его, чужаком считают. Больше того, подстерегут где-нибудь в глухом закоулке, тумаков надают.
— Обижают тебя негодники? — спрашивала бабушка, когда Игорь возвращался домой с синяком под глазом или царапиной на щеке.
— Побили чуток, — отвечал он без обиды. А сам думал о том, что это не может так дальше продолжаться. Нужно доказать этим задирам, что он, Игорь, не такой уж плохой, как они считают.
Зашел он как-то на колхозный двор. Там обычно любили по вечерам собираться ребята. У больших, длинных амбаров они играли в прятки или просто носились наперегонки. Часто ребята и делом занимались: помогали колхозному конюху деду Архипу чистить и поить лошадей.
Не успел Игорь показаться во дворе, как его обступила ватага мальчишек, чумазых, насупленных.
— Ага, попался? Держи его! — крикнул кто-то.
— Зачем держать? Я не убегаю.
Ребята переглянулись. Ответ Игоря их порядком удивил.
— Чего вы на меня нападаете? Что я такое сделал? Я с вами дружить хочу.
— Тоже друг сыскался. Задавала! — выступив вперед, сказал Сенька, рыжий коренастый паренек с облупленным конопатым носом. — Улю-лю! Хватай его! — вплотную подступил он к Игорю.
— Тронь только! — насторожился Игорь.
— А что, думаешь, убоюсь?
— Я пришел дружить, а не драться. — Игорь смотрел в белесые глаза своего противника. — Дерутся вот вроде тебя, рыжий, хулиганы.
Ребята рассмеялись. Кто-то свистнул. Сенька взъерошился, как петух, белки глаз заблестели.
— Погоди, Сенька, — пытался удержать его стоявший рядом парнишка. — Поглядим сперва, чего этот пацан хочет.
Но Сенька уже не слышал. Он рванул Игоря за ворот рубашки, ударил в лицо.
Игорь вскрикнул. Ловко подставив Сеньке ногу, он тоже ударил. Сенька свалился на землю. Игорь придавил его сверху. Кряхтя и охая, они возились, перекатывались, вскакивали.
Ребята с интересом наблюдали за потасовкой.
— Зря Рыжий в драку ввязался, — говорили одни.
— Ничего и не зря! Наша берет, — кричали другие.
— Этот городской тоже не лыком шит…
— Не лезь, не лезь. Двое дерутся, третий не мешай!
И у Сеньки и у Игоря появились болельщики.
— Так, так его…
— Под дых давай, под дых…
Ребята то сужали, то расширяли кольцо вокруг Сеньки и Игоря. Работали локтями, суетились, шумели, будто не кто-то другой, а они сами дрались.
— Рыжий! Держись, Рыжий! — раздались было подбадривающие голоса, но Сенька опять оказался под Игорем и запросил пощады.
Игорь поднялся с земли, помог встать Сеньке и сказал:
— Ну, а теперь мир! — и протянул руку.
Сенька нехотя пожал ее.
2Родился Игорь в самом красивом русском городе — Ленинграде. Отца своего он помнил смутно и знал больше по рассказам других. Отец был военным, часто и подолгу находился в отъезде. Последний раз он уехал из Ленинграда, когда Игорю шел пятый год. А вот маму Игорь помнил хорошо. Она работала на корабельном заводе, никогда не возвращалась домой без гостинцев, Особенно запомнилась ему мама на вокзале. Это было в сорок первом году. Игорь тогда вместе с другими ленинградскими ребятишками покидал город. Война заставила их уезжать далеко-далеко от родного дома.
Игорю очень не хотелось расставаться с мамой. Он еще никогда в жизни из дома не уезжал и не оставался надолго один. Хорошо запомнилось все, что было в тот вечер. Особенно глаза мамы: синие, большие и почему-то очень грустные. Он помнил, как вдруг на перроне засуетились, замелькали, заспешили люди, как со всех сторон повалила толпа, послышались надрывный плач, крики.
Мама тоже заплакала, обняла Игоря и крепко прижала к себе. Игорь всхлипнул.
— Не надо, Игоречек, не плачь, миленький, — говорила она и, зажав в горячих ладонях его голову, долго и пристально смотрела в глаза. — Будь умным мальчиком, Игоречек. Ничего не бойся в жизни. Будь смелым…
Ничего не забыл Игорь.
Поезд привез ребят-ленинградцев на далекий Урал.
Разместили их в большом, светлом доме. Все было здесь: и много игрушек, и кормили вкусно, и были ласковые няни. Не было только мамы с ее синими глазами. Игорек постоянно думал о ней. Текли, как вода, дни, недели, месяцы. Ребятам присылали гостинцы, письма. А Игорю почему-то никто ничего не присылал. По ночам Игорь нередко плакал. Все его забыли: и мама, и отец — от них не было ни слова. А однажды — это было незадолго до окончания войны — ему сказали:
— К тебе приехал гость.
Игорек бросил конструктор, с которым как раз возился, и что было духу пустился из мастерской в гостиную. Он уже заждался гостя. Он не знал, кто это будет, но лучше всего, если бы это была мама…
Распахнув дверь в гостиную, тяжело дыша, он остановился. В дальнем углу у окна одиноко стоял высокий плечистый человек в военной морской форме.
Исподлобья Игорь оглядел незнакомца. Тот уже шел к нему навстречу. Синие глаза… И лицо, как у мамы…
— Ну, здорово, племянник. Не узнаешь?
Игорь смотрел молча на улыбающегося военного.
— О дяде Пете не слыхал от матери? — опять спросил он.
— Дядя Петя! — закричал вдруг Игорь. — Дядя Петя! — и сорвался с места.
Дядя Петя подхватил Игоря.
— Теперь вспомнил. Все вспомнил. Мама рассказывала, что ты моряк, что ты к нам приедешь. — Игорь сиял от радости. — А как ты меня нашел?
— Моряк все может, Игорек!
— А мама? Мама почему не пришла?
Дядя Петя перестал улыбаться. Лицо стало суровым.
— Где мама? Где? Почему ты молчишь, дядя Петя?
Дядя и на этот раз ничего не ответил. Игорь смотрел ему в глаза, видел в них что-то близкое, знакомое и тихо заплакал. Он все понял.
— Ты уже большой. Совсем мужчина, Игорь, — с трудом выдавил из себя дядя Петя. — Мама твоя умерла во время блокады… Папа тоже погиб… Не надо плакать, сынок. Мужчины не плачут.
— Я… я не плачу… — всхлипнул Игорь.
— Ну, вот и хорошо, вот и ладно, вот и умница, — торопливо говорил дядя Петя и почему-то отворачивал голову. — Давай собирайся… Поедем к бабушке…
3Деревня, куда они приехали, называлась Троицкое. Бабушка жила в маленьком домике у самого берега реки Кинель. Дядя Петя, прожив в Троицком несколько дней, уехал на Волгу. Дядю Петю в деревне уважали, колхозники, встречаясь, здоровались с ним, снимая шапку. У него было семь орденов. Он командовал во время войны кораблем на Черном море. Там и тяжело ранен был. А когда немцев прогнали, он опять стал капитаном, но уже не военного судна, а пассажирского речного парохода. По Волге ходил.
Бабушка рассказывала, что у них в роду все были потомственные моряки. Дед дяди Пети с прославленным адмиралом Макаровым в цусимском бою участвовал и погиб как герой. Деду памятник стоит на горе у Порт-Артура. А отец дяди Пети был моряком революционного Кронштадта. В общем, все в семье Рыбниковых — моряки. И Игорю было приятно, что в доме, куда он попал, столько славы. На стенах висели старые и новые фотографии. И каждая фотография была, как книга: могла рассказать много интересного о жизни, связанной с морем и кораблем.
