Антонина Мельникова взбежала на край овражка: что это?
По склону горы с юга надвигались три, четыре, пять цепей противника. Рота? Две? Больше!
Было видно, как по нашим, прочно державшимся доселе в Большом Пикко, хлестнули два пулемета… Передовые взводы башкир дрогнули, стали отходить, потом, не выдержав прямого огня, побежали… Прорвут, сейчас прорвут фронт! Нельзя допустить их до шоссе. Стойте, братцы, стойте!
Комиссар Мельникова оглянулась. Где командир роты? На глаза ей сразу же попался худенький мальчик, бежавший к ней из-за кустов. «Худо дело, комиссар! — кричал он. — Командира убило, ротного… Теперь — пропало все!» Антонина рванулась вперед… Около, прислоненная к ольховому стволу, стояла чья-то винтовка. Она схватила ее.
— Товарищи! Товарищи! Милые, вперед, за мной!..
Резервная рота услышала и увидела ее. Около сотни человек, щелкая на бегу затворами, кинулось из оврага наверх, столкнулось с бегущими со склона вниз белыми… На миг все смешалось… Потом противник дрогнул и бросился обратно… Медленно, отстреливаясь, отошли к своему овражку и наши. На скате горы рвались снаряды…
Прошло две или три минуты ожидания. Потом быстрый шум побежал по рядам… «А где же комиссар наш, ребята? Комиссар-то — где?»
Комиссара не было видно.
* * *
Белые как быстро налетели сверху, так же быстро промчались дальше вниз. Двое или трое пробежали совсем рядом. Антонина Мельникова закрыла глаза, притворилась мертвой: пристрелят, если не хуже! Минуту спустя она осталась одна в неглубокой глиняной яме, на самых начальных ступенях подъема к Каграссарской высоте.
Проклятые Каграссары! Вторые сутки! Странно только, почему не больно? Шевельнуться нельзя, а боли нет… Ой, только бы они не прорвали нас!
Гора над ней вся трещала зигзагами ружейного огня; работали два или три пулемета — белые. Но над гребнем рвались десятками наши шрапнели. Кое-где по склону поминутно вскидывались вверх — землей, дымом — фугасные. Если бы она не оглохла от разрыва, который свалил ее, она слышала бы теперь непрерывный свист пуль, вой снарядов…
На гребне горы была деревня Никулино. Она сгорела еще третьего дня. Десятки деревьев: рябин, берез, дубков, росших возле изб, — почернели, обуглились. Но дальше к востоку, поодаль от построек, одно дерево уцелело. Это была липа — кудрявая, раскидистая, с кроной в виде правильного купола. Тоня Мельникова на нее вела своих башкир во время последней атаки. На нее и она, и командир Королев, и все бойцы смотрели с ненавистью и надеждой во все время этого наступления. «Отдельно стоящее дерево на вершине Каграссарской возвышенности». — Да, да! Вот оно! Оно и сейчас было у нее перед глазами.
Она хотела поднять голову, еще пристальней всмотреться в липу, но в этот же миг страшная слабость оплеснула ее. Сразу совершенно обессилев, она упала головой на глину.
«Милые! — подумалось ей. — Милые! Отбейте гору».
* * *
Командир Королев сердито кричал сквозь шум боя своему помощнику, сидя по колено в воде у телефона за вывернутым из торфяника огромным древним пнем.
— Ну вот! Я так и знал! Говорил ей! Зачем было итти? Вот и убили. Такой комиссар! Эх! Пойдете — в оба смотрите: хоть тело-то чтоб мне вынесли… А, да, да! Алло! Алло! — вдруг закричал он, отчаянно дуя в трубку. — Да! Шестая? Шестая? Где ты? Ну, я второй… Плохо! Смяли. Жмут. Опять сел в болото… Да, держимся… но — трещим! Комиссара убили. Мельникову, комиссара… Да, слушаю… На отдельную липу? Так и шли. А кто? Курсанты? Давайте, давайте свежих. У меня 25 процентов… Что? Флот поддержит? Да что вы? Откуда флот? А? Шестая! Шестая! Эй!
Шестая исчезла.
Он передал трубку связисту.
— Просят продержаться до половины первого. Пять минут! На липу опять итти… Говорят — флот сейчас поддержит. Какой флот — не пойму. Моряки, что ли?
* * *
В эти минуты тысячи глаз с разных сторон, с разными Чувствами смотрели на одну и ту же липу на Каграссарской высоте.
— Наши позиции, ваше превосходительство? Изволите видеть — отдельно стоящее дерево на длинной горе… Они как раз там… — указывали на нее из Красного, от лагерей, офицеры родзянковского штаба.
— Ориентир — отдельно стоящее дерево. Прицел такой-то… — командовали орудийным расчетам белые артиллеристы с Дудергофских и Шулколовских высот.
— Направление по отдельно стоящей липе! — как эхо, отвечали им командиры красных батарей, стоявших в Лигове, возле самого вокзала. — Беглый!
— Направление, товарищи, будете выдерживать, ориентируясь на это отдельное дерево, видите — вон там, на горе перед нами… — сказал командир того курсантского батальона, с которым шел на Каграссары Вася Федченко. — Слева от нас Башкирский. Они уже много вынесли. Через пять минут мы пойдем туда при гораздо более мощной артиллерийской поддержке. И — отчасти во фланг передовым цепям врага. Надо помочь героям-башкирам… Пока не дойдем до дерева — назад не смотреть! Ну…
* * *
Несколько человек командного состава с морскими биноклями в руках вышли на палубу пришвартованного в невском устье гигантского серого «Севастополя».
— Ну-с, так вот-с… — сказал старший. — Стреляем мы сегодня, как на ученье. Площадка — идеально неподвижна; огонь противника? Мы его даже не слышим. Прощу взглянуть в бинокли. Возвышенность, что темнеет там, впереди — Дудергоф. Вроде ежа. Видите? Ближе к нам, значительно ближе — несколько более низкая гора — Каграссарский хребет. Отметка пятьдесят две сажени. Дистанция — гм!.. Кабельтовов 80. В настоящее время, согласно информации, хребет занят частями противника. Части красных (он говорит, как на маневрах, спокойно и холодно, чуть-чуть пренебрежительно, этот старый офицер, но молодые — многие из матросов — внимательно, с почтением слушают его) наступают снизу, отсюда. Им надо пройти вон эти два (он показывает по карте) или три сантиметра. Однако жестокий огонь сверху простреливает равнину. Несколько атак красных (никогда не скажет: наших!) закончились неудачно. Нас с вами, товарищи, просят подавить психологию противника преимущественно моральным воздействием тяжелого огня. Следовательно, помочь наступающим. Видите гору, Иванов? Видите отдельно стоящее дерево на ней? По нему «Севастополь» через десять минут выпустит первые двадцать четыре двадцатидюймовых снаряда. Я бы рекомендовал для практики и вам всем подготовить данные к стрельбе… Редко приходится так спокойно, как на полигоне, наблюдать боевую стрельбу…
Кое-кто покорно вынимает блокноты. Кое-кто кажется слегка смущенным.
— Товарищ командир… А чего же ждать-то? Ведь там бой… Братва, может, умирает… Дать им поскорее порцию и никаких…
Старший чуть-чуть пожимает плечами.
— Раз наморси[52] отдал распоряжение открыть стрельбу в 12.37, очевидно упреждение недопустимо. Почем мы знаем? Может быть, в это время красные санитары подбирают там своих раненых? Впрочем, осталось всего лишь семь минут…
Он отходит от носа корабля, потом возвращается на место. Огромные, похожие на фабричные трубы орудия гиганта повернуты все в одну сторону, на левый борт. Их — двенадцать.
Они подняты под большим углом к горизонту. По три в каждой башне. Вокруг лежит серая осенняя Нева. Петроград за кормой затянут легкой дымкой. Пустые корпуса порта, канонерских складов, путиловской верфи безмолвно сереют на берегах.
Один из самых младших командиров, новый на этом корабле, склоняется к уху другого.
— Слушай, а он не…
Второй отрицательно качает головой.
— Что ты! Честней людей не бывает! — убежденно говорит он. — Командир редкий. Но, брат, насчет сочувствия… Капитан первого ранга! Я тебе потом расскажу.
Командир, сухой, прямой, затянутый, поднимает руку.
В рубке увидели его знак. Чудовищный, никогда не слыханный в этом городе грохот, повергает в ужас и трепет его обитателей. Три минуты спустя — второй страшный удар.
* * *
Даже здесь, под самыми Каграссарами, слышны эти удары. Но здесь виден и их результат. На склоне горы — как бы извержение вулкана. Отдельно стоящую липу заволокло дымом. Артиллерия, бившая от Лигова, резко участила стрельбу. Ожидавшие внизу сигнала части — башкиры, курсанты — видели предыдущую, неудачную атаку наших. Были заняты деревни Большое и Малое Пикко, но тотчас затем белые хлынули с горы; башкиры отошли к болоту. Возникла угроза прорыва.
И вдруг… Неистовый рев, скрежет, вой, сотрясающие всю землю вокруг удары…
Вася Федченко бросился вверх по горе вместе с другими, как только была отдана команда… Еще один тяжелый залп… Еще… Потом несколько отдельных снарядов. Страшные султаны огня, дыма, черной земли… Вот так тяжелые!
Вася миновал великое множество кустов, ям, дорожных канав — все это смутно мелькнуло перед ним. Впереди он видел развалины каких-то строений. Слева был холм. Вдруг он задержался. В желтой глинистой яме лежал красноармеец. Убитый?.. Ой нет, раненый!
