То же странное ощущение от "Ярослава Мудрого" - маслянистая сталь, нарядно мигающая электроника и ветхость, запущенность, морщинистая несвежесть корпуса. Энергия корабельных бригад и потаенная усталость и неуверенность. Корабль, заложенный двадцать лет назад, в своих бортах и шпангоутах несет незримые отпечатки этих трагических лет.
На его серых, пятнистых, в потеках сурика бортах записана история страны и завода, которую читаешь с болью и надеждой. Так в сланцах таятся оттиски папоротников и ракушек, окаменелые следы и омертвелые организмы. Станем послойно снимать эти пласты, читать по ним летопись корабля, повторяющую летопись страны и завода.
Завод "Янтарь" был образован в сорок пятом году на базе немецкой фирмы "Шихау", которая ремонтировала гитлеровские подводные лодки, потрепанные в боях за Балтику. Во время штурма Кенигсберга авиация СССР и союзников пощадила завод, ибо каждый, с востока и запада, рвался в Восточную Пруссию, намереваясь овладеть желанной верфью. Советская армия взяла город, группа захвата овладела заводом. На территории, украшенная живыми цветами, сберегается могила погибших при захвате пехотинцев. И сразу же завод включился в строительство нового советского флота. Инженеры, мастера и рабочие приезжали с судоверфей Николаева и Ленинграда, Северодвинска и Комсомольска-на-Амуре. Начали славную эру калининградского завода "Янтарь".
Сотни "сторожевиков", больших десантных кораблей, "противолодочников" покидали завод, пополняя поредевшие во время войны флоты. В немецких корпусах крутились ещё довоенные станки, ухали крупповские прессы, но уже возводились новые стапели, высились новые эллинги, на которых из огня и железа, мускульных усилий и упорных замыслов возникали корабли. По два, по три в год, скользили в пене и дыме, распахивая стальными бортами холодные воды Преголи. Брызгала искрами полуавтоматическая и контактная сварка. Стальные детали замещались титановыми. Среди рабочих и инженеров появлялись орденоносцы, Герои Социалистического Труда, лауреаты Государственной премии были гордостью девятитысячного коллектива. Завод был важнейшим предприятием области, работа на нем почиталась за честь, престиж профессии был высок. Страна Советов утверждалась в Восточной Пруссии, укрепляя ее гарнизонами, портами, энергичными колонистами, явившимися со всех республик.
"Сторожевик" "Ярослав Мудрый" был запланирован в программе завода в 1986 году как один из десяти серийных новейших кораблей. Тогда он был наречен "Неприступный", что, по мнению суеверных заводских мудрецов, предопределило его дальнейшую судьбу. Пятнадцать лет строители "брали его приступом", и каждый раз их отшвыривали катастрофы и бури эпохи, оставляя корабль недостроенным. Его задумали и заложили на изломе времен, и он своими шпангоутами и бортами удерживал жуткий разрыв.
Он был всплеском грандиозной волны, когда мощь державы, острота стратегической схватки с Америкой двинули в мировой океан эскадры советских кораблей. Атомных лодок с ракетами, крейсеров, эскадренных миноносцев, авианесущих кораблей, противолодочных и десантных. И, конечно, "сторожевиков", подобных "Неприступному".
Стратегический гений адмирала Горшкова посылал отряды кораблей с четырех советских флотов.
Соединял их в средиземноморскую эскадру, где лодки и надводные корабли ходили по пятам за американскими авианосцами, отслеживали американские ПЛАРБы в глубинах Тирренского моря, устраивали маневры на глазах 6-го Американского флота. Советский флаг появлялся у Мыса Горн и Мыса Доброй надежды. Лодки всплывали вблизи Калифорнии и Флориды. Разведчики морской авиации, взлетая у Мурманска, огибали Норвегию, летели вдоль Англии, просматривали Атлантику, садились заправляться на Кубу. "Неприступный" был провозвестником следующей эры советского военно-морского флота, когда СССР планировал строительство десятка палубных авианосцев, тех, что должны были появляться в зонах локальных войн в Африке, Азии и Латинской Америке.
Авианосный "ордер" включал в себя подводные лодки, "противолодочники" и "сторожевики", одним из которых и был "Неприступный". Оснащенный сверхмощным вооружением, он мог охранять конвои, оборонять приграничную зону, поддерживать десанты морской пехоты, бороться с подводными лодками, поражать крупные надводные и береговые цели ударными ракетными комплексами. Славная судьба ожидала корабль, когда в 89-м году огненная струя автогена разрезала первый стальной лист для будущей корабельной обшивки.
На дворе была "перестройка". Неутомимый в речениях Горбачев говорил об "ускорении",
"демократизации", "гласности", и мало кто видел в руках говорливого Генсека зловещий автоген, разрезающий на части страну.
В МАЕ 1991 ГОДА КОРАБЛЬ был спущен на воду.
Рыже-красный, в сурике, похожий на клок огня, он встал у стенки, открывая свои трюмы и стальные колодцы для двигателей и орудийных установок.
Начиналось насыщение корабля оборудованием. Оно поступало с заводов - смежников на Украине и Казахстане, из лабораторий Белоруссии и Прибалтики. В городе бурлили политические страсти. На магазинных полках стояли пузатые банки с гигантскими маринованными огурцами. Одна из таких банок лопнула громко, на всю страну.
Это был ГКЧП. Но строители корабля этого почти не заметили. Корабль был их политикой, их государственной и домашней заботой, их мирозданием.
Урезалось финансирование, начались перебои с комплектующими, все чаще случались простои. В Николаеве остановили строительство палубного авианосца, во имя которого был задуман "Неприступный". Длинный, стальной остов, похожий на гигантский меч, так и остался ржаветь, пока его за копейки ни продали в азиатскую страну, где разрезали на металлолом. Уже невозможно было получать узлы из Прибалтики, Армении, Украины - они стали суверенными государствами, отшатнулись от России. В самой России во власть пришли загадочные люди - отрицали необходимость военной доктрины, объявили "мир на вечные времена",
"отменили" врагов России. Чиновники МИДа ратовали за передачу Курил Японии, что "запирало" Тихоокеанский флот в прибрежных бухтах, лишая его океанической мощи. Либеральная пресса стала поговаривать о возвращении Калининградской области в лоно Германии, дабы погребенный Кант не чувствовал себя сиротливо вне своей германской прародины. В этих условиях почти одновременно произошло два события - Ельцин расстрелял из танков Парламент в 1993 году и ВМФ прекратил финансировать строительство корабля. Утихли жужжащие сверла и шипящие языки автогена. В гулких пустых бортовинах все звучало эхо далеких танковых выстрелов.
На заводе не понимали, зачем нужен военный корабль, если - "мир на вечные времена". Если рухнула военно-морская доктрина. Если исчезла страна, которую нужно защищать. Если Россия почти отрезана от Черного и Балтийского морей.
Да и сам завод претерпел изменения. "Рыночники" акционировали производство, оставив государству 51 % акций. "Рынок" стал божеством. Частный собственник был объявлен эффективнее государственного. И этот "эффективный" владелец "увел" с завода активы, хищнически эксплуатировал оборудование, добивал полуостановленное производство.
Начались перебои в зарплате, пока совсем не опустела заводская казна. По три месяца бывало закрытым окошечко в кассу. Люди бедствовали, голодали. Приводили малых детей в заводскую столовую, чтобы "скормить" им половину обеда.
Рабочие побежали с завода. Так распадается пчелиный рой, в котором умерла матка.
Отваливается по кускам, рассыпаясь на отдельные бессмысленные дольки, а остальная часть вяло, тупо шевелится вокруг мертвой царицы.
Рабочие, кто помоложе, "ушли в рынок". Кое-кто стал зарабатывать на бензине и водке, отправляясь в соседние государства - Польшу и Литву. Кое-кто устроился слесарем в автосервис, куда стали прибывать расплодившиеся иномарки.
Кто постарше, пробивался за счет огородов. Забыл про космическую связь, зенит- но-ракетные комплексы, сложнейшую электронику. Стал выращивать корнеплоды, промышлял грибами и ягодами - вернулся к промыслам "забытых предков". Коллектив завода сократился втрое.
Рабочая профессия утратила свой престиж.
Молодежь шла торговать, служить в охранные фирмы, никто не хотел за гроши "корпеть" над тупым железом.
Недостроенный корабль законсервировали у стенки - заварили отверстия люков, сняли электронику, запретили доступ. Как мертвая мумия, одинокий, жалкий, он виднелся у стенки. Лишь изредка немолодые заботливые руки подкрашивали облупившийся борт, счищали ржавчину.
Предприимчивые акционеры предлагали разрезать "Неприступный" на металлолом, как разрезали уже один недостроенный "противолодочник". Сварщики, которые несколько лет назад создавали громадный корпус "противолодочника", теперь со слезами разрезали его на куски, как мертвую тушу, и красные ручьи автогена казались льющейся кровью.
