— Уж вы-то можете, — льстиво сказал он. — Сейчас для нашего участка это вопрос жизни и смерти. Стоят бригады из-за такой ерунды…
— Это не ерунда, дружище Сидельников. Это совсем не ерунда, — наставительно проговорил Вадим Дмитриевич, и вернул Володе его удостоверение. — Если бы это была ерунда — то была бы ерунда, а так — проблема. Ты же сам понимаешь, не первый день работаешь в снабжении. — Он неожиданно перешел на «ты», и Сидельников уловил в этой фамильярности тоненькую нить надежды.
— Надо сделать, Вадим Дмитриевич, — осторожно наступал Володя. — Как в песне поется: «мы за ценой не постоим…» Можем за наличные…
Инженер внимательно посмотрел на него поверх стекол и спрыгнул со стола.
— За наличные покупают в магазине. А у нас не магазин. — Он шумно задвинул ящик и начал энергично застегивать пуговицы своего потертого замшевого пиджака. Володя напряженно ждал. — Понимаю, надо помочь участку в выполнении плана и социалистических обязательств, — высокопарно произнес инженер. — Но без лимита не могу. Это преступление.
— Какое же преступление, когда для пользы дела, — возразил Володя.
— Попробуй поговорить с нашим начальством, — посоветовал Вадим Дмитриевич. — Авось…
— Вашего начальства с огнем не найдешь. Один в заграничных морях плавает, другой где-то заседает, третий ревизию делает. Руководит, одним словом.
— Для того и начальство, чтобы руководить, — хихикнул инженер. — Твой начальник поруководил, отослал тебя в командировку… и шаль с каймою… — Он запустил руки в карманы пиджака, кожа на плечах натянулась. — В какой ресторан вы приглашали меня, агент Сидельников?
— В любой! — обрадовался Володя. — В какой хотите.
— Тогда ладно. — Вадим Дмитриевич взял лист бумаги, на котором красным карандашом крупно написал: — «После обеда буду на базе. В. Д.)», и положил листок на стол Ольги Викторовны. — На взлет!..
Володя почувствовал: дело клеится. Надо только осторожно натягивать вожжи, чтобы не спугнуть инженера…
— Такси можно вызвать по телефону? — спросил он, полагая, что это понравится Вадиму Дмитриевичу. Но тому не понравилось.
— К чему, старик, эти провинциальные купеческие штучки, — пожурил инженер. — Мы рядовые служащие. Нас вполне устраивает автобус. Верно я говорю?
— Точно, — немедленно согласился Володя. — Купеческие нам ни к чему… Я думал, чтоб быстрее…
— Тише едешь — дальше будешь… от того места, куда едешь… Но вообще-то есть одна контора, где люди достают за наличные всякий железный хлам.
— Магазин промышленного оборудования? — догадался Володя. — В Париже?
— Ну, — Вадим Дмитриевич снисходительно улыбнулся. — Кто ж продает такие вещи в парижском магазине? Есть солидная фирма. Когда-то я знал там одного деятеля. Работает ли он теперь?
Они уже шли по коридору к раздевалке.
— Может, по пути подскочим? — тут же предложил Володя.
— Попробуем состыковаться более современным способом, — сказал инженер. — Для чего нам с тобой ненужные публикации…
— Это да…
— Что «да»?
— Не стоит… — неуверенно пробормотал Володя. Ему было тяжело говорить с инженером, поскольку не всегда понятно: говорит он серьезно или шутит.
— Давно в снабжении? — спросил Вадим Дмитриевич, когда они вышли на улицу.
— Как вам сказать…
— Как есть — так и говори. Недели две-три?
— Как вы узнали? смутился Володя.
— Глаза у тебя наивные. У снабженцев таких не бывает. На повышение двинули?
— Вроде того…
— В первую командировку приехал или во вторую?
— В первую, — признался Сидельников.
— Я так и подумал… Вон наш трамвай идет. Пятерка.
Они сели в автобус маршрута «Желдорвокзал — Аэропорт» и минут через пятнадцать прибыли на конечную остановку. «Хочет уехать подальше от посторонних глаз, — подумал Володя, когда понял, куда они едут. — Правильно делает. Сейчас время обеда и в городских ресторанах, видимо, полно знакомых. Рюмку выпьет, а сочинят, что выпил графин… Нет, нормальный мужик этот Вадим. Не дурак. Все видит насквозь и понимает, с кем имеет дело. Достанет цепи, пожалуй. Раз поехал в ресторан — значит, нормальный ход. Если все сладится, надо будет купить ему подарочек. А может, лучше его жене?..»
С торца аэровокзала красовалась вывеска ресторана «Полет». Даже днем она светилась голубым неоном — может, специально не гасили ее, а может, кто-то ответственный за это дело забыл повернуть выключатель.
Они заняли столик неподалеку от входа, и Володя принялся читать меню, пододвинутое Вадимом Дмитриевичем.
— Будем пить коньяк? — спросил он, дойдя до последней страницы, где были выписаны столбиком названия алкогольных напитков. Володя знал, что городские начальники уважают коньяк. Сам он не любил его, вчерашний до сих пор неприятно царапал в горле, но от желания доставить удовольствие Вадиму Дмитриевичу он готов был пить что угодно.
— Даже за чужие предпочитаю беленькую, — сказал инженер, чем снова удивил Сидельникова.
— Я тоже терпеть его не могу, — признался Володя.
Вадим Дмитриевич торопливо пробежал глазами небогатое меню, достал из бокового кармана трехцветную ручку, наставил красных галочек против желаемых блюд и передал меню Володе. — Заказывайте, агент Сидельников, а я позвоню супруге, чтоб не ждала обедать. — Он поднялся и торопливо вышел в вестибюль, отделенный от ресторана сплошной стеклянной стенкой. Шторы на этой стенке были во многих местах сдвинуты, и Володя увидел, как Вадим Дмитриевич направился к автомату под стеклянным колпаком и стал кому-то звонить.
У столика появилась официантка в синем фирменном платьице выше колен и с авиационной эмблемой на груди.
— Выбрали? — спросила она, держа наготове блокнот и карандаш.
Володя продиктовал все, что отмстил в меню Вадим Дмитриевич и бодро добавил:
— В двух экземплярах. — Когда-то насмешила его эта фраза, сейчас пригодилась. — И, само собой, бутылку водки. В одном экземпляре. Для начала.
— Только сто грамм на человека, — небрежно сообщила официантка.
— Как сто грамм?!
— Очень просто. Вы что, не знакомы с постановлением?
— Не знаком. Не слыхал даже… От ста грамм у нас с товарищем и разговор не склеится…
— А мне за вас выговор вклеят…
— Не вклеят, ручаюсь, — безответственно заявил Володя. — Мы вам благодарность напишем.
— Не нужны мне благодарности, прожить бы без выговоров.
— Она сунула в карман свой блокнот и ушла, покачивал подвижными бедрами.
«Ну и порядочки, — подумал Володя. — В кусинской чайной — хоть ведро бери, слова никто не скажет, наоборот, похвалят: план помог выполнить. А тут…»
Возвратился Вадим Дмитриевич, и Володя пожаловался ему на жесткие действия официантки.
— Все правильно, — сказал инженер, опять не то шутя, не то серьезно. — В рабочее время надо работать, а не водку пить. Это у вас там, в лесу, не знают ни дня, ни ночи. А здесь дисциплина. Борьба с пережитком прошлого…
— Это вы зря, — возразил Володя. — У нас уж если пьют— так пьют, а если работают — так работают.
— Эх, работа, ты меня не бойся, — запел себе под нос инженер, и вдруг поинтересовался: — Как теперь в лесу получают?
— Нормально, — сказал Володя. — Хватает на все. Машины многие покупают, мотоциклы, катера… На заработки не жалуемся. Можно бы, правда, побольше, но неувязочки всякие тормозят… Вроде цепей…
— Ах, вы цепи, цепи грустные… — опять промурлыкал Вадим Дмитриевич. — Сотни три в месяц выходит на круг?
— Даже побольше, — гордо сообщил Володя. — Это кто как упирается… Филонов тоже еще хватает: поменьше сработать, побольше получить.
— А у нас, сколько ни упирайся, — сто пятьдесят… И шаль с каймою…
— Не густо, прямо скажем, — посочувствовал Володя. — Зато в городе живете. Тут вам все удовольствия…
— На удовольствия требуются тити-мити…
Официантка принесла хлеб, холодную закуску и половину графинчика водки, разложила, как положено, вилки, ложки, ножи.
— Сразу, или?.. — Володя поднял графинчик и держал его, не зная: наливать в рюмки или в фужеры.
— Давай, чего уж там… — ободрил Вадим Дмитриевич. — Принесет еще, никуда не денется. Все равно я после обеда пойду в Госплан, в минфин и по другим магазинам.
Володя разлил водку в фужеры, приготовил закуску.
— Ну! — скомандовал инженер. — И шаль с каймою. — Он приложился к фужеру и долго цедил водку, прикрыв глаза. Вадим пил свои сто граммов так долго и противно, что Володю даже передернуло, по телу пошли мурашки. Но он никак не выказал своего состояния, шумно выдохнул и осушил фужер одним глотком.
Вадим Дмитриевич ел медленно, как-то нехотя, изредка поворачивался и смотрел на дверь, будто кого-то опасался или ждал.